— Опоздала помощь, Борис. Нет больше Козыря. Конец Козырю! Сросшиеся брови над переносицей Фокина дрогнули. Чуть потянув голову кверху, при этом как бы даже не проявив никакого любопытства, он неопределенно сказал: — Ну-ну. Между тем, усаживаясь на свое место, оживился Вунин. Подал голос, задал вопрос, который, как показалось Глебу, был не очень уместен с его стороны: — Ты его взял? Где же он? По логике, такой вопрос должен был бы задать Фокин, а не Вунин. Однако Борис продолжал молчать. Это было странно для Глеба. И он не стал отвечать на вопрос Анатолия, ожидая реакции Бориса. Но его реакции не последовало. А Вунин, явно неудовлетворенный тем, что Корозов проигнорировал его вопрос, пытливо задал новый: — Что тебе удалось узнать? Совать нос в чужие дела, это что, принцип Вунина, подумалось Глебу, и он снова ничего не ответил ему. Следил за Фокиным. И, кажется, недавнее доверие тому давало трещину в душе у Глеба. Так же, как Борис выложил Вунину о проблемах Корозова с Козырем, точно так же мог кому-нибудь рассказать о времени подписания контракта. Может, из благих намерений, а может, не очень. Все возможно. Вунин в свою очередь, не получив ответы на вопросы, помрачнел, глянул на Корозова с отторжением. Заметив, нечто похожее на неприязнь между Глебом и Анатолием, Фокин примирительно произнес: — Ну вот, нашла коса на камень. Мне бы не хотелось, чтобы мои компаньоны вцепились друг другу в глотки только потому, что они не знают друг друга. Однако вы оба должны знать, что я не работаю с дураками. Дураки это не моя стихия. — Борис амбициозно посмотрел поверх их голов. — Вам стоило бы познакомиться поближе. Может быть, вы могли бы пригодиться друг другу. И не только по поводу Козыря, тем более, если ты, Глеб, его нейтрализовал уже. На очереди заказчик. И тебе и мне важно взять его. Надо понять причинные действия. Я бы не хотел, чтобы твои трудности отражались на моем бизнесе. А это явно просматривается уже. Проанализируй. Не хочешь вовлекать во все тяжкие Анатолия? Это твое дело. Это ведь его инициатива. Не моя. Я здесь в роли посредника. Но, вижу, мое посредничество ни к чему не приводит. Слова Бориса не понравились Глебу, он упругим голосом выговорил: — Ты ошибаешься, Борис, в отношении меня! Я ведь не базарная баба, чтобы стоять посреди рынка и вопить о помощи, и ждать, пока черти припрыгают со всех сторон. Подстрелили твоего парня так же, как моих ребят, потому мы и начали вместе одну кашу хлебать! Ведь так это было? — Глеб выразительно посмотрел на Фокина, дождался, когда тот качнет головой в знак согласия. — А какое отношение ко всей этой истории имеет твой компаньон? Он, случайно, не благотворительным фондом управляет? — Корозова словно прорвало, внутри кипело, и не Вунин был виноват в этом. Неудачи последнее время плющили мозг Глеба, терпения не хватало, обычная сдержанность отступала перед вспышками раздражения. В ответ на его слова, Вунин возмущенно вскочил и выпалил: — Ты давай не зарывайся! Я не навязываюсь к тебе! Копайся в своем курятнике сам! Хоть с козырями, хоть без козырей! Я вижу, не зря тебе пулю меж рогов хотели всадить! — сказал зло и враждебно. Последняя фраза подбросила Глеба со стула. Он выпрямился и шагнул к Вунину. Тот тоже подхватился, сжимая кулаки до хруста пальцев. Казалось, еще миг, и схватка между ними неминуема. Но из-за стола вскочил Фокин, поспешил взять инициативу в свои руки. Громко выкрикнул: — Ну, хватит! Вы что, как христопродавцы, как псы бешеные ведете себя? У вас других проблем нет? Отойдите друг от друга! — его лицо налилось бледной краской. — Сядьте! Анатолий! Глеб! Будем говорить по делу, или будем характеры показывать? Я тоже могу показать, мало не покажется! Медленно оба вернулись на свои места. Корозов в душе уже ругал себя за свою несдержанность. Он приехал к Фокину с другой целью, но теперь говорить о цели своего визита у него пропало желание, да еще в присутствии Вунина. И кто такой Вунин? Надо бы навести справки. Чем он занимается? Почему щепетильный при подборе партнеров и осторожный Фокин стал его компаньоном? Хотя, впрочем, это дела Бориса, и пусть он сам в них разбирается. Глеб просто сожалел о стычке, а Вунин не испытывал никаких угрызений совести, смотрел непримиримо и не жалел о том, что переступил черту. Борис, глядя на них исподлобья, пробормотал неопределенно: — Ну-ну, — хотя был удовлетворен тем, что удалось остановить стычку. И добавил. — Всем надо успокоиться, — вышел из-за стола, подошел к окну, посмотрел на улицу. Не оборачиваясь, сказал Глебу. — Значит, тебя можно поздравить с освобождением твоей жены? Как она себя чувствует? Не наследил там Козырь? А то по моей информации этот тип любит искать рай под каждой юбкой. От этих слов Корозова покоробило. Ему показалось, что он услышал издевку Бориса. Как будто тот что-то знал. Скупой в движениях и на слова, Фокин никогда прежде не позволял себе так разговаривать с Глебом. Что же изменилось? Ведь он говорил все это в присутствии Вунина. Что за игра? Неужели Суприн прав в своих подозрениях? Неужто Фокин причастен к последним событиям? Конфликтов с Борисом у него никогда не было. Договоренностей достигли быстро. Что же произошло? Что могло произойти? По щеке Глеба пробежала нервная морщина. Он резко стал со стула, проговорил: — Вся эта болтовня не стоит горелой спички! — шагнул к двери, слегка приподняв левую руку в прощальном жесте, и, уже подойдя к дверному полотну, оглянулся, закончил словами. — Я найду все концы, Борис! Будь уверен! — открыл дверь и вышел из кабинета. 45 Войдя в приемную офиса, Глеб увидел начальника охраны Исая. На ходу махнул ему рукой, приглашая с собой в кабинет. Секретарь, молоденькая девушка с фигурой модели, светлым лицом, зелеными глазами и коротким черным хвостиком на голове, в черной юбке и розовой блузке, сразу оживилась. Подхватила со стола папку с бумагами и понесла следом за Исаем и Корозовым в кабинет. Глеб сел за стол, вытер носовым платком испарину со лба, хотя на улице был осенний холод и в кабинете не жарко. Однако перенапряжение последних событий давало о себе знать. Убрав платок в карман пиджака, Глеб глянул на секретаря, вытянувшуюся перед столом, прижавшую к груди папку, спросил: — Что у тебя? — Вот, — она раскрыла папку и положила несколько бумаг перед ним. Мимолетно проведя по ним глазами, он рассеянно сказал: — Хорошо. Оставь. Посмотрю. Кивнув, девушка закрыла папку, опять прижала ее к груди и, глядя себе под ноги, пошла к выходу, где у двери стоял начальник охраны. Подняла взор на него, наткнулась на колкие холодные глаза на узком с впалыми щеками лице и мигом прошмыгнула мимо. — Не стой! — сказал Корозов. — Садись ближе. Многое поменялось за несколько часов. Есть новости. Пройдя к приставному столику, Исай сел, погладил лоб, положил руки перед собой и приготовился слушать. — Теперь все по порядку, — сказал Глеб и стал рассказывать. Начал с Козыря, а закончил встречей с Фокиным и знакомством с Вуниным. Информацию подал сжато, не размазывал, не лил из пустого в порожнее, излагал только суть. В конце, руководствуясь новыми обстоятельствами, стал предлагать новый план действий: — Козыря больше нет, стало быть, поиски его прекратить. Опасаться больше нечего, — провел ладонями по столешнице, подумал и скорее спросил, нежели распорядился. — Что-то надо делать с моей охраной. Сколько еще парням на полу автомобиля корячиться? Надо выводить их на свет. Думаю, пора. — Я бы не стал торопиться, Глеб, — возразил Исай, откидывая челку с высокого лба. — Козыря нет, но есть заказчик. Он-то никуда не делся. И он ждет, что смерть Козыря заставит тебя расслабиться. А когда увидит это, нанесет удар. — Но ведь охранники будут, только не в багажнике авто, а на виду рядом со мной. Какое же это расслабление? — нахмурился Корозов. — Когда все на виду, тогда в отпоре исчезает фактор неожиданности, — сказал начальник охраны. — А такой фактор часто решает исход дела. Ты и сам это хорошо знаешь. — Ладно, убедил! — ответил Глеб. — Закрываем эту тему. Но открываем другую. Переориентируй охранников на Фокина и Суприна. Возьми под контроль все их передвижения и контакты. Я хочу знать, исходит ли от них опасность для меня, и какая? Учти, что это волки битые, со своей охраной, заметят слежку, пиши — пропало. Организуй по высшему разряду. А сам покопай, понюхай, кто такой Анатолий Вунин? Чем занимается, какие отзывы о нем? Будь осторожен. Только за Исаем закрылась дверь, как в кармане пиджака Корозова зазвонил телефон. Глеб вытащил, посмотрел на номер. Незнакомый. Положил на стол. Достал носовой платок и вытер все лицо, хотя оно было сухим. Но у Корозова было ощущение, что на нем кусками налипла грязь после всех сегодняшних событий, и что эту грязь надо долго драить щеткой с мылом. Телефон звонил долго. Замолкал и вновь принимался. Глеб смотрел на него с внутренним недовольством, пока его не пробила мысль, что звонить могла Ольга с чужого номера. Он даже подскочил в кресле от этой мысли, его обожгло, словно кто-то выплеснул на него ушат кипятка. Глеб схватил телефон, и готов был крикнуть: «Оленька, это ты?» Но не прокричал, потому что услыхал дрожащий мужской голос, который совсем не узнал, хотя тот произнес его имя. И только когда человек на другом конце назвал себя, Корозов выдохнул воздух. Звонил врач Гержавин. Он, захлебываясь, торопливо полушепотом говорил: — Глеб, я вынужден побеспокоить вас! Мне просто не к кому больше обратиться! Я не могу говорить по телефону. Мне надо встретиться с вами! — Что-нибудь серьезное? — спросил Корозов. — Более чем! Более чем! Более чем! — с запалом несколько раз повторил Гержавин потерянным голосом. — Это срочно? — поинтересовался Глеб, удивляясь испуганному тону врача. — Более чем! Более чем! — ответил дребезжащий голос. Посмотрев на часы, Корозов спросил: — Через час устроит вас? — и назвал место, куда подойти. — Устроит, устроит, даже очень устроит, — торопливо отозвался врач и прервал разговор. Ровно через час Глеб находился в назначенном месте. У торгового комплекса «Фрегат». Тротуар был заполнен людьми, но Корозов через лобовое стекло сразу увидел Гержавина, поспешно обгонявшего пешеходов, спешившего к парковке машин. Наклонив голову, всматривался в номера автомобилей. Высокий, сутуловатый, в осенней синей куртке, полы которой поднимал холодный ветер, и черной кепке, из-под которой торчали пронизанные сединой волосы. Увидел, как водитель Корозова моргнул фарами. Свернул к машине, быстро сел на переднее пассажирское сиденье. Лицо было бледным, неспокойным и растерянным. Такого лица Глеб у него никогда не видел. Врач повернулся назад, зацепился взглядом за глаза Корозова и не отрывался от них, как не отрывается от соломинки утопающий. Губы пошевелились, но явно вместе с языком не могли выговорить слова. И тогда Глеб спросил: — Где удобнее поговорить? Здесь или отъедем? Вздрогнув, оторвавшись от глаз Корозова, Гержавин рассеянно оглянулся, пробежал взглядом по лобовому стеклу, прошептал: — Отъедем! Да, да, отъедем, — и взволнованно добавил. — Знаете, тут такое дело. — Едем! — распорядился Глеб водителю. Машина мягко тронулась с места, а Корозов проговорил, коснувшись рукой плеча Гержавинаа: — Рассказывайте, Сергей Сергеевич! Не будем терять время. Что у вас стряслось? Сильное волнение пробежало по телу врача, отразившись на мимике его лица: — Кошмар, Глеб! Как из плохого сна. Я не знаю, что делать. Решил вам позвонить! — лихорадочно задвигался на сиденье и начал. — Недавно ко мне в отделение поступил молодой человек с пулевым ранением и большой потерей крови. Ранение серьезное. Парень, можно сказать, в рубашке родился. Ему сделано две сложных операции. Сейчас он находится в реанимации. Так вот, на следующий день появился какой-то Борис Фокин с группой людей и поставил у двери охранников. Охранять этого парня. Ну, ладно, охрана, так охрана. Какое-то время все было тихо и мирно. Но сегодня ночью ко мне в квартиру ворвались другие люди, подняли всех на ноги, навели на всю семью ужас. Втолкнули меня в кухню и предложили заработать большую сумму денег. Потребовали, чтобы я устроил пациенту летальный исход! — Гержавин произнес все это полутоном и так быстро, будто старался глотать слова, чтобы они больше не звучали нигде и никогда. Испуганный взгляд метался по салону, когда он рассказывал, как, угрожая смертью семьи, его вынудили дать согласие на их условия. Слушая историю Гержавина, Глеб не задавал никаких вопросов. Подобные обстоятельства легко могут сломать любого обычного человека. Выложив все, врач глубоко задышал, у него перехватило горло, ему нужно было много воздуха. Теперь он как будто сам удивлялся тому, что из него вытащили такое согласие. Это невероятно, что он дал его. Но так произошло. И он теперь не знал, что делать, и тихо твердил: — Ведь это невозможно, Глеб! Невозможно. Я же врач. Я лечу людей, — затих, прежде чем выдавить из себя. — Однако на этом не закончилось! — бегающие глаза остановились на одной точке, и голос приобрел обреченное звучание. — Когда я был на работе, они позвонили мне и сообщили, что моя семья у них. Я раздавлен, Глеб. Я боюсь за семью. Если не выполню их условия, погибнет семья. Пригрозили, чтобы в полицию не шел. Поэтому я отыскал вас. Мне не к кому больше обратиться. Было ясно, кто-то хочет уничтожить охранника Фокина, как обычно уничтожают свидетелей. Гержавин попытался обрисовать внешность вожака. Но, видимо, как только в сознании всплывало его лицо, врача начинала бить бешеная дрожь и фразы становились неоконченными, будто вырванными из контекста, из которых трудно было собрать целостную картину. Полученный стресс был настолько велик, что Гержавин по несколько раз возвращался к одним и тем же деталям, всякий раз добавляя совершенно разные подробности. И, тем не менее, в голове у Глеба что-то сложилось. Насколько это соответствовало реальности, можно было только предполагать. Сергей Сергеевич умолк, словно выдохся, уставился в одну точку на сером пиджаке водителя, как будто хотел рассмотреть, как сплетаются нити в ткани, после чего вскинулся и, словно извиняясь, что сказал не все, прошептал: — А еще, а еще голос такой отрывистый. Слова говорит, как будто хлещет ими. И сильный табачный запах от него, точно пропитан дымом, — и вздохнул. — Хотя от всех курящих людей несет табаком. Попытка Глеба воспроизвести в памяти человека с похожими данными ни к чему не привела. Среди его прежних и нынешних контактов никого подобного не было. Но главное, что пришлось ему отметить, сомнения в отношении Фокина отпали, в этих обстоятельствах он вне подозрений. Не станет же он ставить охрану в больнице, а потом искать пути, чтобы убрать своего человека. Абсурд. Недавние колебания по поводу него — бред. А Суприн? Стоп! Так можно далеко зайти. Не надо спешить делать выводы. Черт побери, как узок мир и как все в нем возвращается на круги своя. Совершенно неожиданно проблема Гержавина столкнулась с его проблемой. Охранник Фокина оказался в центре непонятного клубка. Если предположить, что Ольга и семья врача в одних и тех же руках, то клубок запутывается все сильнее, а круг поиска, между тем, значительно сужается. — Все очень серьезно, — сказал он Гержавину. Не видел смысла успокаивать врача. Ведь тот и сам прекрасно понимал, что слова сейчас, какие бы они не были и как бы они не убаюкивали, ничего ровным счетом не стоят. Нужны действия. А их необходимо тщательно продумать, чтобы никому не навредить. Глеб повторил. — Серьезно. Но я постараюсь вам помочь! — Он не сказал врачу о похищении Ольги, о том, что сам теперь находился в таком же положении, но каким-то третьим чутьем связывал два похищения в одно целое. — Я надеюсь, что все будет хорошо, — с надеждой в голосе прошептал врач. — Я — тоже! — поддержал его Глеб. Хотя ему самому нужна была не меньшая поддержка в эти минуты. — Куда вас отвезти? — спросил, окидывая взглядом улицу за стеклами автомобиля. Словно очнувшись после этого вопроса, Гержавин глянул сквозь лобовое стекло и назвал адрес. Водитель, не дожидаясь команды Глеба, направил машину на другую улицу. Вернувшись в офис в конце дня, Корозов поручил Исаю поставить под наблюдение квартиру Гержавина, и установить за врачом слежку. Вполне допустимо, ночные гости могут снова возникнуть возле него, а, стало быть, появится шанс найти не только семью Гержавина, но и Ольгу. Надежда слабая, но она есть. Сейчас ничего исключать не стоит. Ничего. Глеб раздумывал, рассказать эту новость Акламину или нет? И решил, пока ничего не говорить. Потому что хорошо понимал, что появление оперативников возле Гержавина может стать для преступников сигналом к немедленным действиям. Действиям непредсказуемым. Получается, что он не только не поможет Гержавину, но все погубит. До конца жизни тогда не простит себе этого. Уже поздним вечером Корозов заехал в один из ресторанов поужинать. Он любил здесь бывать вместе с Ольгой. На нее всегда оглядывались мужчины. Она красиво шла, красиво сидела, красиво улыбалась. В груди защемило от этих воспоминаний. Глеб, не выбирая, прошел к первому же свободному столу, накрытому белой скатертью. Зал был полупустым. Легкая музыка тихо плавала в воздухе. Посетители спокойно сидели за столами, голосов почти не было слышно, если и доносились один-два от какого-нибудь стола, то это коротким всплеском, который тут же затихал. Глеба быстро обслужили. Официант, помнивший лица частых посетителей, улыбнулся ему, принимая заказ, спросил: — Вы сегодня один? Вопрос не понравился Глебу. К чему такое любопытство официанта? Какое ему до этого дело? Как будто он что-то знал или о чем-то догадывался, спрашивая. Глеб не ответил, и официант побежал исполнять заказ. Поужинав, Корозов собрался уходить, как вдруг увидел, что в ресторан вошел Анатолий Вунин. Окидывая глазами зал, он несколько оторопел, столкнувшись со взглядом Глеба. Собственно, причин не было, чтобы удивляться. Между тем, он на минуту замер, очевидно, не хотел сегодня больше сталкиваться с Корозовым. Но уж, коль пришлось, быстро взял себя в руки и решительно направился к столу, за которым сидел Глеб. Не спрашивая разрешения, и это тоже не понравилось Корозову, Вунин присел напротив на стул с полуулыбкой на лице, проколол взглядом, проговорил сумрачно: