– Это все, что мне известно и что я могу вспомнить. Меня посвятили в некоторые детали непосредственно во время вражеского удара. – У вас был портативные тепловизоры для установок по просматриваемому периметру? – Я не знаю. Но, кажется, нет. Простите, вспомнила: палатки с покрытием анти-инфракрасного наблюдения. Бейдер начал задавать вопросы холодно, будто чеканя каждое слово. Слова его эхом отдавались в голове Арины. Усталость, казалось, хотела уложить ее спать прямо здесь. – У вас были с собой портативные новейшие комплексы с огнеметной установкой? – М-м… Наверное, нет. – Установки внешнего щита от спутников? – Я не знаю, господин генерал-майор. – Сторожевые роботы? – Кто? Нет. Кажется, нет. – Скажите, а самое простое: дроновая стая – была запущена по прибытию? – Я не знаю. Я не слышала об этом. Бейдер резко встал, стукнул кулаком по столу и, постепенно повышая голос, обратился к человеку из первого ряда: – Господин Устименко, скажите, как это понимать? Я назвал стандартный набор оборудования, который должен быть выдан каждой роте, которая участвует в подобных непростых вылазках!!! Их просто-напросто некому и нечем было защитить. – У нас отсутствует достаточное количество данного оборудования. И задание было дано слишком быстро. Процедура согласования о выдаче данного оборудования… Закончить фразу он не успел, генерал Бейдер перебил его: – И почему я узнаю об этом только сейчас? Было сразу видно, что этот Устименко – тип абсолютно жалкий. Его било мелкой дерганной дрожью. Он весь вспотел. И, глядя на него… наблюдая за тем, как он нервно потирал потные ладошки, Арина едва не морщилась от отвращения. Пока все спорили, выясняя обстоятельства, из-за которых в роте Смирнова отсутствовало нужное оборудование, Арина откинулась на спинку стула, повернула голову к левому плечу и краем глаза увидела позади себя очертания окон. По подоконнику медленно начал играть свою песню летний дождь. «Пам, пам». Пауза. «Пам, пам». Пауза. «Пам, пам, пам». Пауза. «Пам, пам, пам, пам, пам…». Для Арины эта музыка дождя, видимо, играла роль маятника гипнотизера. Арина уже еле-еле сидела на стуле, постепенно сползая вниз. Голова была затуманена. Она с трудом удерживалась от желания зевнуть. А глаза слипались все сильнее и чаще. Боясь заснуть, тем самым проявив неуважение к руководству, Арина изо всех сил начала больно щипать себя за запястье левой руки. Параллельно с этим Арина пыталась вслушиваться в спор Бейдера с большим количеством других начальников, которые объясняли, что специально подписывали прошение, чтобы все лучшее оборудование и обмундирование оставалось на территории части – на случай приезда больших московских чиновников. Бейдер же доказывал, что большие московские чины и так ездят сейчас по частям со спецназом и группой «Альфа-Эпсилон». Поэтому держать необходимое оборудование здесь «на случай приезда» как минимум глупо, а как максимум – тянет на военное преступление, поскольку ставит любую роту, лишенную этого оборудования, в заведомо проигрышное положение против противника. Ведь всем известно, что армии противника и так в плане личной экипировки укомплектованы гораздо лучше. Связано это было не только с простой нехваткой произведенных комплектов для армии, а больше – с тем количеством предателей, перебежчиков и просто проворовавшихся людей, близких к армии, которые эти комплекты перепродавали врагам. Последняя фраза, обращенная к Арине, не сразу вывела ее из сонного оцепенения, в котором она оказалась. – Арина, считаете ли вы возможным, что враг заранее знал о вашем месторасположении? – Командир роты капитан Смирнов высказал эту точку зрения перед своей гибелью. У него было стойкое впечатление, что все было заранее спланировано. И что враг точно знал о нашем месторасположении. Еще он высказал предположение, что в части может находиться предатель. Несколько офицеров повскакивали с мест и начали кричать, что Арина не смеет говорить подобные вещи, что это она сама придумала и что ее за клевету нужно отправить под трибунал. – Господин генерал, прошу вас разобраться, каким образом вся рота полегла, а какая-то баба смогла выжить! Может, она сбежала? Бейдер только хотел встать и ответить, но не успел. Арина оказалась быстрее. В одно мгновение она оказалась на ногах: – Интересно, а лично вы часто выходите за ворота части? Теоретик? Или консультант Его Величества? Вы кто такой, чтобы говорить подобное? К Арине подбежал Субботин и попытал усадить ее: – Арина Грик, успокойтесь. Сядьте. Не нужно. – Не нужно – что? – орала Арина. – Не нужно говорить, что я сбежала! То, что мне удалось выжить – чудо и стечение обстоятельств! Я до сих пор не знаю, как я выжила! Учитывая в особенности, что это мое первое боевое задание. Я прошла через ад! Там были люди, с которыми я почти месяц жила, тренировалась, а некоторые стали моими друзьями! Их больше нет. Они погибли. И большинство из них погибло на моих глазах! Мне пришлось расстрелять не один десяток противников! Я не ела нормально трое суток, столько же не спала. За все это время я смогла поспать два с половиной часа! Хотите меня упечь за решетку? Правда глаза колет? Или я напоминаю вам о провале ваших людей, не обеспечивших нас нужным оборудованием, которое, как оказалось, у вас имеется? За несколько часов погибло почти полторы сотни людей! И это не на официальной линии фронта! Там… там… там были ужасные вещи! Оторванные руки, ноги, головы, кишки, разбросанные по всему периметру, перемешанные с человеческим говном! А теперь выясняется, что все это возможно было предотвратить, будь у нас нужное оборудование!!! Почему вы не дали даже дронов?! Почему?! Почему… Как вы смеете обвинять меня? Говорить, что я сбежала?! Арина резко села и замолчала, уставившись вниз, на свои ноги. В помещении воцарилась тишина. Присутствующие осторожно переглядывались. Никто не мог понять, как женщина могла позволить себе орать на офицеров. – И я не баба, я в первую очередь человек. Запомните это! Если не хватает мозгов запомнить – записывайте! Могу даже повторить, – сказала Арина и закрыла глаза. Потом вдруг она встрепенулась, как от удара током, и быстро и немного сбивчиво начала говорить: – А еще мы долго не могли убить противника полностью. Я не знаю, под каким веществом находились эти люди, но они действовали механически, что ли. У некоторых были оторваны те или иные конечности, но они как будто этого не замечали. В сохранившихся файлах есть на последних двух часах такие люди. Посмотрите. Вы поймете, о чем я говорю. В этот момент вскочил секретарь и затараторил, обращаясь к Арине: – Мы и так понимаем, что вы говорите бред! Арина уже не слушала его. Силы быстро покидали ее. В этот момент Бейдер встал и подошел вплотную к Подлицкому: – Господин Подлицкий, кажется, вы должны были задавать вопросы позже, но вы их сейчас не задаете, а вступаете в дискуссию с моим солдатом. Я предлагаю вам успокоиться. Более того, я предлагаю на сегодня закончить опрос. Надо все же к своим солдатам относится по-человечески. – Как это – закончить? Мы только начали! Мы не расспросили о психическом состоянии Смирнова! О поведении во время боя остальных офицеров! О том, кто из роты и где располагался во время боя. О… Закончить Подлицкий не успел, потому что послышался грохот от упавшего на пол тела. Они оба одновременно обернулись и увидели Арину, свалившуюся со стула. В местах ранений расплылись багровые пятна крови. Бейдер подбежал и потрогал пульс Арины. Позвав медиков, Бейдер отправил Арину в медицинский бокс, объявив, что та потеряла сознание. Хотя он прекрасно понял, что измученная, уставшая Арина просто-напросто заснула. В это же самое время Арине снилось, что она упала на мягкий, пушистый ковер. А дальше никакие сновидения ее больше не посещали. Схемы С момента возвращения Арины уже прошло две недели. Все это время Арина находилась вне досягаемости обычных военных. И все ее общение сводилось к разговорам с врачами, психиатрами и к ежедневной полуторачасовой беседе с генерал-майором Бейдером. К чести генерал-майора можно было отметить, что приходить беседовать он начал только на четвертый день пребывания Арины в медицинском боксе. И никого, кроме него, к ней не допускали. Это был приказ самого генерал-майора. Беседовал он с ней мягко, спокойно и уважительно. Арина все время пыталась найти где-то подвох и не могла, хотя она боялась и допускала мысль, что вот-вот ее переведут в какую-нибудь тюрьму для военных преступников. Но на четырнадцатый день Бейдер как бы невзначай предвосхитил ее вопросы о возможном трибунале. Он появился, как всегда, ровно в одиннадцать утра. Каждый день он приходил в это время – ни минутой позже, ни минутой раньше. Ровно в одиннадцать ноль-ноль. Все было рассчитано до секунды. Вот и в этот день никаких сюрпризов со временем Бейдер не допустил. – Доброе утро, Арина! Как спалось? Как ваше самочувствие? – спросил участливо Бейдер. Участие и беспокойство по поводу Арининого состояния были у него абсолютно искренними. Арина это хорошо видела и была ему очень за это благодарна. Как и была благодарна за то, что в тот злополучный день он приказал отнести ее в бокс. А потом приказал врачам поставить диагноз: острое нервное истощение. И распорядился не пускать к ней никого до полного выздоровления и соответствующего приказа от него. Это позволило Арине действительно по-настоящему прийти в себя, залечить физические раны, успокоиться, собрать свои нервы в кулак, да просто собраться с мыслями после всего пережитого и увиденного. А когда Арина немного начала приходить в себя, Бейдер начал проводить свои короткие, но при этом мягкие беседы. Арина понимала, что это тоже своего рода допрос. Но отвечать ему была совершенно не против. Вместе они разбирали все детали, которые смогла вспомнить Арина. Составили детальные схемы произошедшего с ротой. И вот уже второй день подряд Бейдер приходил с ноутбуком, на котором давал просматривать некоторые моменты видеозаписей и записывал мнение Арины. В этот день было что-то не совсем обычное в его визите. Бейдер появился немного хмурым и чем-то озадаченным. Но при этом он оставался все таким же галантным и участливым. Арина посмотрела на него и подумала, что его будущей жене невероятно повезет. Отогнав от себя мысли о том, что ей приятно общество генерал-майора, Арина задумалась над тем, почему же именно сегодня он такой угрюмый. Они смотрели предпоследние кадры, которые Арина уже видела раньше. Те самые кадры, на которых противники пытались забраться на гору, при этом у одного не было половины лица, а у другого – руки и ноги. Они пытались разобрать ситуацию покадрово, но им постоянно мешали подчиненные Бейдера, которые то и дело просили медицинский персонал подозвать генерал-майора. В конце концов Бейдер присел на край кровати, на котором сидела Арина с ноутбуком и произнес: – Очень жаль, но сегодня у нас не получится разобрать этот материал. Собственно, это уже и не нужно. Все раскадровки готовы, мы воспроизвели ситуацию, случившуюся там. И на девяносто процентов я уверен в том, что, во-первых, у нас здесь завелся «крот», а во-вторых, что у врагов имеется аналог нашего биологического оружия «Осовец». Арина нахмурила брови. «Осовец»… Что-то очень знакомое. Ее попытки вспомнить прервал Бейдер: – Не напрягайтесь, чтобы вспомнить. Это знаменитая «Атака мертвецов». Русская опорная крепость близ местечка Осовец. Три попытки штурма с сентября 1914 по июль 1915. Третья атака, точнее контратака наших бойцов, и будет названа «Атакой мертвецов». После атаки газовой смесью хлора и брома немцы посчитали, что никого из защитников крепости уже нет в живых, и двинулись в наступление. А когда они подошли ближе к крепости, они увидели, что навстречу им идут остатки защитников крепости. Наши солдаты, кашляя от химических ожогов легких, с зеленой кожей, окровавленные, с лицами, перемотанными тряпками, и багровыми глазами, умирая, двинулись на врага. И враг решил, что на них идут восставшие из мертвых русские. Это привело немцев в такой неописуемый ужас, что они обратились в бегство. Но это история, а нам сейчас важно другое. Дело в том, что само название крепости помнят не все. Изначально «Атакой мертвецов» и хотели назвать биологическое оружие. Но назвали «Осовец-1», потому что опомнились и поняли, что это же совершенно секретная разработка запрещенного оружия. Думаю, то, что мы наблюдаем здесь, – и он жестом показал на стоп-кадр на экране ноутбука, – это аналог «Осовца» или же что-то очень похожее. Проблема в том, что наше оружие недоработано, практически не протестировано и имеет массу побочных эффектов. Я бы сказал, что побочные эффекты ужасающие. Арина внимательно посмотрела на него, Бейдер ответил таким же внимательным взглядом и продолжил: – Вы что-нибудь слышали об этом оружии? Я расскажу вам. Во-первых, в таком скором появлении этого оружия виновата, в какой-то степени, очередная гонка с Америкой. Во-вторых, аналог его применялся давным-давно, еще во времена Афганистана. Но это применение было единичным. Использовали его в самых несложных операциях чтобы иметь возможность провести эксперимент без серьезных последствий для этой операции, специальное вещество RWCZ-464 вкалывали не больше десятку солдат. Но критерии отбора таких солдат были очень жёсткими: желательно сирота или антисоциальная личность со средним здоровьем, без детей, без цели в жизни. А самый главный критерий – он не нравился руководству. Его и направляли в так называемый расход. Вкалывали вещество – и при попадании пуль даже в жизненно-важные органы солдат еще мог функционировать порядка трех часов. Проблема была в том, что тело к моменту транспортировки сильно усыхало, поэтому таких товарищей домой, в СССР, всегда отправляли «Грузом 200». Вот такая история. Затем эксперименты проводили и в чеченскую войну, но только в первую. Во второй не стали больше экспериментировать. Очень дорогостоящие разработки по таким веществам. Да и эффект у данного препарата был незначительный. Тело жило, но исполняло только те задачи, которые ставились перед ним последними – до того, как вкалывали это вещество. То есть если стрелял, то стрелял до конца, только пулемет или винтовку вкладывать в руки успевай. Если тащил груз, то еще пару часов будет тащить. Не останавливаясь. Ровно до того момента, как перестанет действовать вещество. А вот если в рукопашную пошел, то тут, если противников не оставалось, мог и на своих сослуживцев обратно с кулаками пойти. И остановить его уже было невозможно. А самое главное, если ты давал человеку этот препарат до того, как в него попадала пуля, то он через двенадцать часов умирал в жутких и мучительных конвульсиях. Тело быстро усыхало и принимало совершенно нечеловеческие формы. Перед самым началом Третьей мировой наши шпионы выяснили, что американцы разрабатывают биологическое оружие для своих солдат с кодовым названием Pandora. И наши поспешили расконсервировать свою старую задумку. Проект был заново развернут. Проблема была в том, что довести до ума такой сложный медицинский и биологический проект за такой короткий промежуток времени было невозможно. Нужны были тестирования, выявления и исправления побочных эффектов. По большому счету на подобные проекты нужно выделять как минимум лет десять, а как максимум – лет пятьдесят. Но нам выдали это так называемое оружие на незаконченном, абсолютно сыром этапе. И проблема в том, что, вколов это лекарство любому живому человеку, на выходе ты не получишь суперсильного бойца. Ты получишь бойца с серьезным ранением. До шести часов он находится в сознании и еще шесть часов – в вегетативном состоянии, после которых тело отключается. Да, человек будет выполнять команды, он будет стрелять идти или ползти, но думать он будет совсем плохо. А если вколоть это обычному, не раненому бойцу, то на выходе ты получишь уже не человека. У него будет общее ухудшение жизненных показателей. Он разучится нормально читать, передвигаться, будет медленно и механически есть – и только ту пищу, которую практически не нужно будет жевать. Еще человек разучится разговаривать. А причина в том, что в момент введения данный препарат заставляет на двенадцать часов тело двигаться и исполнять команды, но при этом мозг человека усыхает, и нервная система перестает получать большинство импульсов, которые получало до этого. Медицинский кейс с мутноватой жидкостью, как раз содержит образец сыворотки «Осовец-2», с действующим веществом RWCZ-464 тип 4. Бейдер закончил свой рассказ. И воцарилась гробовая тишина. Арина сидела и уже не смотрела на Бейдера, а ошарашенно уставилась в пол. Потом подняла глаза на Бейдера. Вдруг он повернулся к ней и сказал очень тихим и очень серьезным голосом: – Арина, я вас заклинаю! Никогда и ни при каких обстоятельствах не принимайте этот препарат. Его можно принять, только если человек стопроцентно… гарантированно умрет, но он еще жив и сильно ранен. Так сказать, это жертва последними часами жизни на благо сослуживцев. Но вообще не факт, что он сработает, как нужно. Сейчас это русская рулетка, в барабане которой только одна пустая камора. И при этом, Арина, я вас прошу, даже приказываю: никому и никогда не говорите об этом препарате. Пообещайте мне! Я не буду требовать присяги. Я просто прошу вас пообещать это мне! Сейчас это рассказывать больше никому нельзя. – Обещаю, господин генерал-майор. И Арина посмотрела ему прямо в глаза. Бейдер кивнул, потом он вскинул брови, ожидая от нее вопросов. И вопрос последовал: – Насколько я понимаю, эта информация секретная и ею не владеют обычные солдаты. Почему вы рассказали ее мне? Теперь я знаю правду, и что вы теперь будете со мною делать? И, в конце концов, что насчет трибунала, которым мне угрожал секретарь?