Но, казалось, что человек совершенно не комплексует по этому поводу. Он очень широко улыбнулся и, схватив Арину за руку, начал энергично ее трясти: – Капитан Самохин. Для своих – просто Леха. – Арина Грик. Очень приятно познакомиться. – Да, я знаю, кто вы. Давай перейдем на «ты»? У нас рота простая, без пафоса. – Конечно, без проблем. – Давай, я тебя всем представлю, и надо уже идти принимать новеньких. Посмотрим, кого к тебе в подчинение определить. Несмотря на Аринины опасения, знакомство с ее новой ротой прошло вполне нормально. К ней не проявляли агрессии, но и бежать дружить тоже никто не рвался. В принципе, Арина догадывалась, что слава единственной спасшейся из целых двух рот быстро распространилась по части. И к ней просто пока что приглядывались. Было не очень комфортно. Но с этим ей придется как-то смириться. Пройдет время, и страсти обязательно улягутся. Распределение новичков проходило достаточно спокойно. Арине просто передали трех человек со словами: «Арина, вот твои подчиненные. Мальчики, вот ваш ефрейтор». Все. На этом все закончилось, и начались обычные будни. Через две недели их должны были направить на передовую. Поэтому все в части усиленно готовились. А офицеры высшего звена согласовывали друг с другом план отправки. Поскольку самые ожесточенные бои на тот момент шли под Брянском, было решено бо́льшую половину действующего состава части направить именно туда. Прямо в самое пекло событий. Арина с товарищами усиленно тренировались. Предстоящий выезд для большинства из них был первым. И хотя многие не подавали вида, они очень сильно боялись. Поход этот оказался сложным. Вместо месяца бойцы пробыли на фронте около двух с половиной, отбив брянские земли и далеко откинув врага. После – большинство их вернулось в часть, в том числе и Арина, и все ее подчинённые. Все парни остались невредимы, и это было самым важным, тем, чем гордилась Арина. Уж сколько притирок было до этого, но факт остался фактом: они стали одной командой, понимающей друг друга с полуслова. Начальству донесли рапорты всех промежуточных командиров. И когда эти рапорты попали на стол к Бейдеру, тот остался крайне доволен, что не ошибся в Арине. Когда же Бейдер вызвал для личного рапорта командира Самохина, тот и вовсе написал прошение об ее дальнейшем повышении, чем немало удивил Бейдера. – Капитан, вы понимаете, что ваше прошение, вызовет недоумение среди офицеров. Предыдущее повышение состоялось три с половиной месяца назад. – Я все понимаю, господин генерал-майор, но тем не менее прошу вас прислушаться к моей настойчивой просьбе. Единственный расчет, с которым не было никаких проблем, это расчет Арины Грик. Ее любят, уважают и, самое главное, беспрекословно выполняют приказы – и не только ее подчиненные, но и остальные солдаты. Конечно, после трех месяцев рота заметно поредела. Поэтому Арина Грик нужна мне на более высокой должности. Смогла управлять тремя, сможет и шестью. Поверьте, она точно сможет. Их команда действовала слаженно и организованно даже в те моменты, в которые, вы уж простите, вояки со стажем поджимали хвосты и терялись. Если я добавлю тот расчет, в котором у меня ефрейтор погиб, получится небольшое отделение. – Хорошо, Алексей! Мне нужно над этим подумать. Я вызову вас позже! – Разрешите идти, господин генерал-майор? – Идите, Алексей, идите! Я дам знать, как приму решение. Мне бы сначала хотелось поговорить с Ариной. – Мне позвать ее? – Да, скажите, чтобы подходила в мой кабинет ровно через полтора часа. Суматоха Вот уже недели три в части творилась совершеннейшая неразбериха. Генерал Бейдер совершенно внезапно уехал, забрав с собой почти все высшее руководство – всех из ближнего окружения. Уехал он в середине ночи. И Арина после всех их разговоров пребывала в каком-то недоумении, почему он не оставил ей никаких приказов или указаний. Они с ротой только вернулись из последней поездки, которая продлилась месяц. И поэтому, конечно, она очень хотела поговорить с Бейдером. Не получилось. Но делать было нечего, приходилось жить в условиях, которые образовались после отъезда руководства. Между тем в части образовался некоторый дисбаланс. Поскольку офицеры высшего звена уехали в полном составе, то старших осталось всего трое. Все трое недовольно косились на Арину и, в конце концов, направили ее на суточные дежурства вместе со всеми солдатами. Ее командир в день возвращения их роты с последнего задания был срочно вызван в Москву со всеми своими замами – на обучение. И руководство ротами пало на тех самых трех старших офицеров, которым очень не нравилась Арина. Она не сильно убивалась по этому поводу, но плечо, травмированное после того страшного боя близ Галичьей Горы, на холоде болело и ныло по ночам. Впрочем, делать было нечего. Хотя дежурства сутки через сутки сильно изматывали, Алина не роптала – не на курорте. По истечении двух недель после отъезда руководства и полного отсутствия связи с ними, вдруг появилась информация, что через два дня ожидается прибытие в часть президента. Следующую неделю вся часть стояла на ушах. Ежедневные проверки, выговоры, ежедневные дежурства при полном параде измотали Арину окончательно. Она практически не ложилась спать. Сон часа два-три – и снова бесконечные репетиции парадов, строевые смотры. Арине хотелось кричать, что все это бред и просто лишний повод для издевательства маленьких начальников, внезапно оказавшихся у руля, над всей частью. Но кричать было некому, да и незачем. По истечении первой недели, впрочем, пыл, угар и задор постепенно начали угасать даже у самых безбашенных из оставшихся офицеров. А по прошествии двух недель начались дожди. За запрос Арины на выдачу дежурным спец-формы она удостоилась четырех дней штрафбата за пределами части, а дальше – недель беспрерывных дежурств. И это несмотря на повышение Арины в должности до младшего сержанта, которое подписал сам Бейдер. А потом началась полоса затяжных ливней. Офицеры и сами успокоились, и перестали «жестить» с подчиненными. В дежурства теперь заступали стандартно: сутки через трое. Все шло своим чередом, и никто ничего необычного уже не ожидал. В ту ночь Арина как раз и находилась на уже ставшем привычным дежурстве. Оно проходило на западной Башне поста. Дождь ненадолго притих, и над частью стоял рыхлый светло-молочный туман. Капли росы покрывали все доступное им пространство. Арина из последних сил боролась с ознобом и голодом. Весь паек давно был съеден, а вода выпита, но до конца дежурства было еще достаточно далеко. Через полчаса снова заморосил дождь. Территория воинской части была спроектирована таким образом, что с обзорных башен открывался отличный вид как на южные, так и на северные ворота. Поэтому, когда большая военная колонна еще только оказалась в пределах видимости, Арина и другие дежурные, стоявшие на своих постах в ту ночь, быстро подняли тревогу. Старшие офицеры забегали, готовясь то ли встречать гостей, то ли отражать атаку. Потом, разобравшись во всем, распахнули ворота. Арина же находилась все это время на вышке, поскольку дежурства никто не отменял. С этой точки ей было прекрасно все видно. Сначала колонна полностью заехала во двор части, затем из машин постепенно начали выходить прибывшие. Через какое-то время она смогла разглядеть генерал-майора Бейдера с доверенными ему людьми, которые о чем-то беседовали с офицерами, все это время остававшимися в части за главных. Последними стали выходить люди в какой-то особой форме. Около одной из машин, из которой до этого еще никто не выходил, они образовали коридор. Встали таким образом, что два их ряда стояли лицом к внутренней части коридора, а два других ряда развернулись, уперлись спинами в спины своих сослуживцев, извлекли оружие и направили его наружу, как бы готовясь при необходимости огнем прикрыть того, кто должен был выйти из этой машины. Все были наготове. И дверца действительно открылась, и из машины вылез высокий щуплый человек. Осмотревшись по сторонам, скользнув взглядом по лицам охраняющих его военных, он проследовал к генералу Бейдеру, который ожидал его в конце этого коридора. Готовясь проводить гостя в штаб, Бейдер кинул быстрый взгляд наверх. Арина поймала его взгляд и смогла разглядеть едва уловимую улыбку. Переведя взгляд на важного гостя рядом с Бейдером, Арина увидела, что от того не ускользнул взгляд генерала и он также внимательно смотрит на нее. Арина пыталась скрыть эмоции, но не смогла, не удержалась, ахнула, увидев, что сейчас на нее смотрит не кто иной, как сам президент. Вся эта многолюдная процессия ушла вглубь части, туда, где располагались штабы начальства и большой и просторный зал для переговоров. А следом за ними последовала и совершенно неожиданная группа, которая состояла в основном из женщин. «Видимо, высшее начальство возило с собой своих любовниц», – подумала Арина. А может быть, это были и жены? Сейчас не разберешь. Вопрос только в одном: зачем эти люди здесь? Следующие полчаса Арина наблюдала, как вся часть стремительно просыпалась в непривычные для себя, полпятого утра. Развернувшись снова и уставившись напряженным взглядом на ворота, она параллельно размышляла о превратностях судьбы, гадала, зачем сюда пожаловал сам глава страны и армии в одном лице и что же будет дальше. Небо потихоньку рассеивалось, дождь стал сходить на нет. Над горизонтом, осторожно забирая утреннее небо в свои объятия, показалось солнце. Начинался новый день. Мистер Президент Закончив дежурство, Арина позавтракала и отправилась на свою койку. После суток, проведенных на ногах, ее мало интересовало, что в части находился президент. Нестерпимо хотелось спать. Поэтому ровно через две минуты после того, как Арина коснулась головой подушки, Арина провалилась в сон. С ней в комнате находились и остальные дежурные, также спящие в свои заслуженные часы. После внезапного отъезда руководства, ее вынудили переехать из выделенной ей отдельной комнаты, которая была у каждого руководителя, начиная с младшего неофицерского состава, в общую комнату к солдатам, которая очень напоминала тот самый общий барак, с которого начиналась ее служба в армии. Так решили офицеры, которые остались за старших во время отъезда Бейдера и остального начальства. В общие комнаты переселили всех ефрейторов и младших офицеров. Спорить она не стала, поскольку чувствовала, что Бейдер еще вернется и все встанет на свои места. А после того, что произошло на Галичьей Горе, Арине, в принципе, многое стало по барабану. Она не гнушалась никакой порученной ей работой. Была рада любой пище и отдыху. А все свободное время проводила за дополнительной физической подготовкой и на стрельбище. За почти месяц, проведенный после возвращения с последнего задания, Арина начала настолько хорошо стрелять, что однажды главный инструктор по стрельбе подошёл и, пожав руку, тихо сказал ей, что в части лучше нее не стреляет никто, даже он сам. Арина поблагодарила его и… по сути, не придала этому никакого значения. Вообще после событий на Галичьей Горе Арина кардинально изменилась. Она и сама понимала, что ее мало что могло теперь вывести из себя. Ее больше не пугала война. Все её эмоции притупились, и ничто практически не задевало более струны ее души. Лишь воспоминания и думы о близких, которые остались там, в Москве, изредка грели душу. Все остальное, казалось, осталось в далеком прошлом… или даже в другой жизни, которая к нынешней Арине уже имела весьма косвенное отношение. Арина проснулась резко от криков и толчков. Около нее стоял старший лейтенант из соседней роты. Он был совсем юн, лет девятнадцати. Кажется, его звали Елисей. Арина знала про него только то, что он был сыном какого-то военачальника из расположенной в соседней области части. Даже теперь, в военное время, было не принято, чтобы дети служили вместе с высокопоставленными родителями в одном месте. Но это не помешало дать этому прыщавому хлипкому и наглому юноше звание старшего лейтенанта буквально в течение пары месяцев после перевода его из другой части. Этому не помешала даже причина, по которой он был переведен в эту часть: очень уж конфликтный был парень. Общения, а тем более конфликтов с ним, старался избегать весь мужской состав части. А женщины стремились не попадать ему лишний раз на глаза, поскольку он то и дело распускал руки: хватал за зады и пощипывал за сиськи. И если при Бейдере и Субботине он не позволял себе ничего эдакого, то после внезапного исчезновения генерала парень распоясался совсем. Поскольку ответственным за его шкуру был другой генерал, то, видимо, даже с возвращением всего руководства Елисей не пришел в себя и продолжал вести себя неадекватно. Он встал на нижнюю койку, дотянулся до третьей, на которой спала Арина, и принялся трясти ее и лупить. Арина быстро пришла в себя и спрыгнула с койки, оттолкнув наглеца так, что тот чуть не свалился на пол. Внизу картина сделалась еще забавнее. Недалеко от кровати стояла группа девушек, которые прибыли вместе с сопровождающими президента. Они насмешливо и высокомерно смотрели на Арину, переговариваясь между собой. В этот момент откуда-то снизу раздался вопль: – Какого хрена ты тут, сука, валяешься? Солнце уже в зените, а она прохлаждается! Да я тебя под трибунал отдам! – Под какой трибунал? Я с суточного дежурства! – Заткнись, тварь, – кричал человечек. Арина никак не могла понять, с какой стати этот молодой некрасивый и прыщавый юноша все время орет на нее. На его крик уже сбежались все, кто находился поблизости. С соседних кроватей слезли даже те, кто, как и Арина, спал после суточного дежурства, но до которых маленький человечек еще не успел дойти. Человечек орал и все время размахивал ручками. И оттого, что он все время сжимал кулачки и даже как будто немного возбужденно подпрыгивал, он казался еще ниже, мельче и незначительнее, чем был на самом деле. Да и Аринин рост и атлетическое телосложение усугубляли ситуацию, делали ее еще более забавной. Человечек кричал и прыгал, потом потихоньку начал делать попытки толкнуть Арину. Девушки, которые стояли позади него сначала хихикали, потом стали смеяться в голос. Человечек начал оборачиваться на них и с ужасом стал осознавать, что смеются они уже не над его издевательствами, а нам ним самим. В этот момент он не смог придумать ничего лучше, чем посмотреть куда-то левее от Арины и вскинуть руки в приветствии. Арина подумала, что появился кто-то из начальства и также начала оборачиваться. Человечек в этот момент ударил изо всех своих сил Арину по лицу. Он не знал, что, после событий на Галичьей Горе, Арина все время ожидала чего-то нехорошего в части и развила свою реакцию до максимума, поэтому еще до того, как удар достиг цели, Арина выставила в защиту локоть. А правильно выставленный локоть порой может не только погасить удар противника, но и способен сломать руку наносящего удар. Особенно, если его наносит не очень сильный и не очень умелый человек. Так и случилось. И хотя Арина все-таки пошатнулась и – от неожиданности и потому что удар по ней пришелся в полразворота, а также потому что она сама в этот момент была в движении, – больно ударилась головой, чуть выше уха, о каркас кровати. В следующий момент человечек истошно завопил, схватившись за свою правую руку, а потом от обиды попытался нанести удар – уже левой рукой. Арина была очень зла. На плечо капала кровь из рассеченной о кровать головы. Арина секунду смотрела на потуги человечка, а потом ударила его наотмашь. Человечек перелетел через соседнюю койку и громко бухнулся на пол. Арина со скоростью змеи перелетела через ту же кровать и молча стала бить человечка. Только прибывшие на шум дневные дежурные по территории части смогли оттащить ее от переставшего сопротивляться противника. Арину отвели в карцер. Вот уже несколько томительных часов Арина сидела, опершись о стену карцера, и вслушивалась в темноту. Эту камеру не использовали, наверное, уже не один десяток лет. Она даже не была обустроена как следует. Кроме стен и пола с потолком, тут не было абсолютно ничего. Не стали ставить ни скамью, ни стол. Не стали проводить и какой-либо свет. Даже окна здесь не было. Возможно, изначально, в советские годы, эта камера предназначалась для пыток, потому что стены были очень толстыми и неровными, и никакие звуки извне сюда не проникали. А раз ничего не слышно здесь, то и с другой стороны, снаружи, не слышно то, что происходит в камере. Эта мысль посетила Арину в тот самый момент, когда дверь внезапно распахнулась. Арина зажмурилась от слепящего света, от которого за эти часы уже отвыкла. Но прежде она успела понять, что перед ней находится грузный мужчина. И только когда мужчина подошел к ней и нежно, по-отечески, но при этом очень крепко взял ее за локоть и шепнул на ухо, она узнала этот шепот. Это был Субботин: – Ну, что же ты наделала деточка? Что ж ты, милая, натворила-то? Пойдем, поднимайся, родная. Надо тебя вытаскивать. И Арина встала. Глаза ее еще не успели привыкнуть к свету, но она доверилась Субботину, вцепившись в него, сделала несколько первых шагов прочь из камеры. Так они и шли потихоньку, небольшими шажочками, пока она вновь привыкала к свету. Субботин вывел ее из катакомб, где располагался карцер, наверх. Оказавшись снаружи, Арина увидела, что уже вечерело, небо на западе было расцвечено в розово-багряно-сине-фиолетовые тона. Значит, прошла вовсе и не пара часов, как она предполагала. – Куда мы идем, Михаил Анатольевич? – Ох, Ариша, Ариша! Мы идем к президенту.