Тут он повернулся к Субботину, все это время внимательно слушавшему тираду офицера. После того как Консуменко закончил, Субботин произнес: – Виктор Филиппович, правильно ли я понимаю, что вы отказываетесь принимать заявление от нас? Консуменко усмехнулся: – От вас – это от кого? Неужели вы также хотите позориться, как и она? Тут Арина встала. Голос ее был негромок, но тон заставил спину и руки Консуменко покрыться гусиной кожей. Арина была очень зла. Она знала о том, что просто так это дело не оставит. Она произнесла: – Вы, господин прокурор, совсем немного ошиблись. Я – подполковник Арина Грик, командир 3-го батальона 7-го полка 7-ой дивизии… дальше даже перечислять не буду. Все это под руководством генерал-лейтенанта Александра Нахимовича Бейдера. Мне кажется, вы немножко забываете о том, кто вы и что вы. Полагаю, ваше поведение в этой ситуации вызовет вопросы не только у меня, но и у высшего руководства. Вы пытаетесь замять дело? Что-то с этого имеете или как? Это же ведь один из примеров военного преступления, хотя и не единственный. А теперь давайте проясним, кому там и где тяжело живется? Человеку, который, по своему усмотрению, решил отнять положенный паек для семьи? Или положенное лечение? От подобных его действий пострадало более двадцати семей только за последние полгода. И вы мне намекаете, что не надо поднимать шум? С чего бы это? Знаете, где тяжело? Тяжело выходить на первую свою операцию в составе роты и терять сослуживцев в один день… абсолютно всех. Это тяжело! Тяжело терять первого солдата, за которого ты отвечаешь, из-за действий мажорного внучка штабной крысы, которая возомнила себя великим стратегом. А тому солдатику бы еще жить да жить. Это тяжело! Тяжело не жрать и не пить три дня и ссаться под себя, когда ты должен лежать на месте и не двигаться, потому что ты лежишь в засаде и потому, что перед твоим носом враг, на которого ты должен напасть только в определенное время при определенных обстоятельствах. Это тяжело! Тяжело целый год ничего не знать о своей семье, потому что ты постоянно на операциях. Как они? Где они? Все ли живы? Это тяжело! А сидеть, б…ть, в штабе, в уюте и тепле, не тяжело! Ни х…я не тяжело! Я уже сделала официальный запрос и не нашла ни одного официально упоминания, ни одной записи о том, что я могла умереть, что это под вопросом. Никаких писем – ни электронных, ни бумажных, – никуда никто не отправлял. Таким образом, это все была выдумка одного человека. И знаете, как это правильно называется? Мародёрство. Потому что он отнимал у детей, стариков и тех, кто уже серьезно пострадал на этой войне, то, что им положено! И иначе как мародёром этого урода из комиссариата я назвать не могу. И не буду! Я знаю, что сейчас существует новое военное право, которое действует на территории Российской Федерации. Я с ним уже ознакомилась. Вы обязаны арестовать этого человека на время следствия и суда, а также предъявить ему обвинения в хищениях, мародерстве и действиях, от которых пострадали семьи военных офицеров и солдат. А свои домыслы и частные выводы вы можете оставить в своей голове. Так что действуйте исключительно в соответствии с буквой закона военного времени. Вопросы есть? Нет? Тогда всего доброго! Через два дня я приду к вам с проверкой. И не с одной, поверьте мне. Консуменко сидел с отвисшей челюстью и не мог вымолвить ни слова. Субботин, ничуть не менее ошарашенный, стоял в стороне. Арина подошла к Субботину, взяла того под руку и вывела из кабинета. Уже выходя из двери, она обернулась и увидела, что помощник прокурора сидел, вжавшись в стул. Арина добавила: – Результаты должны быть незамедлительно, имейте это в виду. Действуйте! С Субботиным до машины они шли молча. Михаил Анатольевич галантно помог Арине сесть за руль ее машины и только тогда заговорил: – Я совсем тебя не знал. Это власть так меняет женщин? Или война? – Это нас так меняют вконец офонаревшие людишки, которые наживаются на горе других. Вы понимаете, что у родителей может не выдержать сердце, любимый человек может покончить с собой, а ребенок может вообще убежать искать маму, потому что не поверит, что она умерла? Примеров того, что могло случиться, можно приводить много. А вывод один: таких людей надо наказывать и изолировать от общества. Вы ведь знаете про отряды смертников? А знаете, что туда берут детей? Мне в свое время именно этот человек, который отнял теперь у людей льготы, и предложил выбор: я или младший сын. Как вам? Отличное предложение? И это несмотря на то, что два человека из моей семьи уже отслужили и прибыли домой раненными. Достаточно серьезно раненными, чтобы долго лечится и проходить реабилитацию. А младшему сыну на тот момент едва исполнилось восемь лет. – Так ты ему практически благодарна должна быть. Теперь ты уже целый подполковник, – усмехнулся Субботин. Но усмешка тут же сползла с его лица, когда он увидел суровый взгляд Арины. – Знаете, дорогой Михаил Анатольевич, хорошо, что вы уже в возрасте, а то, прости господи, я бы вам врезала за такие шуточки. Не смешно, знаете ли, дорогой. Не смешно. – Ладно, прости старика. Я не со зла. – Знаю, потому и не бью, – улыбнулась Арина. – А еще… Ситуацию по этому делу сообщите, пожалуйста, генералу Бейдеру. Он должен быть в курсе. – А сама почему не хочешь? – Меня слишком много. – А, понимаю, позавчерашняя поездка ваша оставила на Саше неизгладимый след. Понял, я сообщу все. Не боись. – Хорошо. Ну, до скорого! Арина умчалась на своей машине вдаль, а Субботин еще какое-то время постоял, усмехнулся и сказал себе под нос: – Далеко пойдет девка! Ой, далеко! И уселся в служебную машину. Лимонный пирог Прошла неделя с момента возвращения в Москву. Начальника района, который сообщил о смерти Арины, арестовали. Дело было сделано. Разразился большой скандал. Почти весь комиссариат был подвергнут достаточно серьезной проверке. Вечерами, после возвращения со службы, Арина бывала дома. Отбирала из сложенных в кучу вещей только самое необходимое. Споры с домашними о том, что нужно с собой взять, стали в эти дни самым популярным занятием. Она решила, что они возьмут с собой минимум вещей и максимум еды, воды и медикаментов. Такое же распоряжение она отдала, когда собрала своих офицеров для того, чтобы вкратце рассказать, что будет происходить. Сборы были быстрыми, но теперь для Арининых подчиненных это не составляло проблемы. Большим сюрпризом для Арины стало то, что в ее батальон теперь официально вошла рота, в которой командиром был ее давний знакомый – капитан Ковальский. Это стало полной неожиданностью, которую нельзя было назвать приятной. В один из дней, когда она вела подготовку к полной эвакуации, Ковальский сам нашел ее и предложил сходить на перерыв, чтобы попить кофе и поговорить. Арина с радостью и с некоторой долей волнения согласилась. Если Ковальский хочет, то они поговорят. Юлить Ковальский не будет и, если есть что сказать, он ей обязательно это выскажет. Открыто и прямо сейчас. Встретившись в здании центрального аппарата Главного штаба, они прошли на нижний этаж. Это было место, где полноценно поесть было нельзя, но устроить перекус – вполне себе можно было. Арина взяла крепкий черный кофе и отдельно – порционные молоко и сахар. А Ковальский заказал себе капучино и три кусочка лимонного пирога. Пирог был из песочного теста, в серединке была вкуснейшая лимонная начинка, а сверху – взбитое безе. Когда они сели, два кусочка Ковальский оставил у себя, а третий пододвинул Арине: – Угощайтесь, пожалуйста, подполковник Грик. – Я же специально не взяла, думала, разговор серьезный будет. Спасибо! Выглядит аппетитно. – Разговор серьезный – это да. Но кусочек радости не помешает. Не так ли? – Не помешает – это точно. И мозгам подпитка, и вкусно. И не зови меня, пожалуйста, подполковником. Для тебя я Арина. Как была, так и осталась. А теперь я тебя слушаю. – Я хотел в первую очередь сказать, что с моей стороны никаких проблем не будет. Наоборот, от меня будет всяческая поддержка, если вдруг чего. Может, она тебе и не нужна вовсе, но я решил обозначить свою позицию. Нашу роту переводят под твое руководство. Я не против и открыто об этом говорю. – Спасибо! Почему ничего не значит? Значит, конечно! И я очень рада, что ты решил мне это сказать. О вашем переводе я знала и тоже хотела с тобой поговорить. – Еще я хотел тебе сказать, что командир третьей роты, которую, возможно, переведут в твой батальон, является двоюродным братом Ничипоренко. Он, конечно, не такой отмороженный, как брат, но и ничего хорошего собой не представляет. Поэтому будь предельно осторожна. У него самая малочисленная рота, и большинство бойцов в ней – из другой роты. Они попали в его подразделение, когда его соединили с ротой погибшего Дениса Черного, но тем не менее многие с ним с самого начала. Он спит и видит для себя военную карьеру, но работать для этого не очень любит. В общем, я хотел предупредить. – Спасибо, Даня! Забыла, как тебя по батюшке? – Даня я и все. Арина сильно тряхнула головой, чтобы сосредоточиться. – Думаю, и в твоей роте не особо были рады моему назначению. Но уж простите-извините. Это решение руководства. Но мы прорвемся! – И не сомневаюсь, что прорвемся! Но осторожность в нашем деле не повредит. В моей роте больше половины пока наблюдает, а другая половина с восторгом смотрит в твою сторону. Многие отлично общались с Германом. С моими людьми проблем не будет. – Еще раз спасибо тебе, – сказала Арина. – Ну, через три дня уже увидимся на общем сборе батальона. Пусть твои солдаты готовятся сами, готовят семьи. И помните, желательно, не больше трех человек на солдата, не больше пяти на каждого офицера. Все, что свыше, будет отсеяно на входе – и не нами. Готовимся, Дань! С запозданием почти на три дня все приготовления были закончены. И хотя Арину очень настораживало то, что о зверях, получается, позаботились лучше, чем о людях, открыто возмущаться у нее не было возможности. Бейдер сам лично показал ей карты, которые ему прислал президент. Арина попросила себе две копии. Бейдер все сделал. Об обсуждении этого вслух не было и речи. С картами президент прислал план эвакуации Москвы, и Арина немного успокоилась. Но не на сто процентов. После того разговора с президентом Арину не покидало чувство, что она упустила какую-то важную информацию. Но работа и сборы занимали все свободное время. Поэтому ей не удавалось вдуматься, вспомнить в деталях тот разговор с президентом, но в голове Арины он вертелся постоянно. И в какой-то момент Арина начала понимать, что же ее так настораживает. Откуда президент знает точку отчета? Откуда он и его министр знают, что удар будет обоюдным? Как так? Если они это знают, то по какой причине ничего не делают для предотвращения удара? Интересно, а противники тоже в курсе, что мы тоже готовим удар по ним? Все это было очень… очень странно. У Арины не хватало каких-то еще кусочков паззлов, не хватало информации, чтобы сложить всю картину воедино. Но дурные предчувствия стали буквально давить на нее. За пять дней до предполагаемого удара Арина начала перевозить свою семью в бомбоубежище, предназначенное для военных. Сделать это было затруднительно, потому что Москва стояла в пробках. Несмотря на то, что всем военным, посвященным в то, что должно было случиться в ближайшее время, было запрещено любое упоминание о двойном ядерном ударе, слухи тем не менее все же как-то распространялись. И часть людей вняла голосу разума и решилась на побег из города. Они направились из Москвы в поисках бомбоубежищ. Сначала Арина вывезла родителей с младшим сыном Марком, а также частью провизии, некоторыми вещами и животными. Машина доверху была набита припасами. Уже сейчас на дороге орудовали мародеры, они то и дело останавливали машины, выкидывали из них владельцев, иногда избивая, а порой и убивая. У Арины было разрешение на уничтожение мародеров, как у полноправного офицера российской армии. Несмотря на то, что с виду машина Арины была достаточно простенькой, на самом деле это была одна из последних разработок военпрома РФ – «Велес 3». Название, может быть, и было дурацким, но машина была отличной. Генерал Бейдер выбил ее для Арины далеко не с первой попытки. В каждый свой приезд в Москву Арина вывозила машину в армейский спецгараж и отдавала ее на улучшение. Во-первых, машина была бронированной, во-вторых, у нее стояли специальные стекла, которые были пуленепробиваемыми, помимо этого, стекла были изготовлены таким образом, что позволяли использовать режим тепловизоров и режим ночного видения, не подключая ничего дополнительно. В-третьих, резина, из которой изготавливались шины, была сделана по совершенно новым технологиям, поэтому прочность шин была на несколько порядков выше, чем у обычных автомобилей. Половина каждого колеса была защищена специальными закрылками. Простая стрельба по таким шинам не могла остановить этот автомобиль. Машин для перевозки людей катастрофически не хватало, поэтому Арина приняла решение, что лучше она сама вывезет свою семью из города и укроет ее в бомбоубежище, нежели станет дожидаться, когда до них дойдет очередь, тем более что официальная перевозка ее семьи была назначена на последние два дня. Специальное разрешение на свободный въезд и выезд у нее имелось, поэтому за пять дней до точки отсчета, а именно четырнадцатого декабря, она направилась с первой половиной своей семьи в их новое пристанище. Изначально весь батальон Арины должен был базироваться в спецбомбоубежище в Валуевском лесопарке, который находится в Новой Москве, в пятидесяти километрах от МКАДа. Но прямо перед отъездом к дому Арины подъехала уже знакомая машина генерала Бейдера. И в уже знакомой обстановке с включением антипрослушки Бейдер вручил Арине новые координаты их будущего укрытия. Бомбоубежище, в котором они должны были укрыться, находилось во Владимирской области, близ города Курлово. Места там были не самые людные и сооружение это было совсем другого уровня безопасности. Диалог, который состоялся между Ариной и Бейдером, был коротким, но наводящим на долгие раздумья и рассуждения: – Почему, – спросила Арина, – произошла смена дислокации? Ответ Бейдера был таков: – Арин, сейчас это сложно объяснить, времени совсем нет. И мне нужно добыть больше информации. Но если то, что я сейчас ищу, подтвердится, мне самому нужно будет осмыслить все, что происходит. Сейчас твоя задача – вывезти семью. Обязательно возьмите с собой приборы для замера радиации. Это очень важно. Если мир выживет, эти приборы будут нашими главными помощниками на протяжении оставшейся жизни. Я тоже направлюсь туда, но, к сожалению, в самый последний момент. Буду находиться в том же строении, что и ты с семьей, но в другом блоке. Знаешь, после закрытия мы на месяц, а то и больше будем отрезаны друг от друга. Произойдет автоблокировка и переход на автономную систему функционирования. Удачи тебе и твоей семье, и будьте осторожны! После изоляции обязательно найди меня! А лучше, если мы с тобой сможем увидеться до начала всего этого. Но это уже зависит от того, когда я подъеду. Нам обязательно нужно будет переговорить! Запомни, ваш блок на втором уровне. Сектор семь. – Хорошо, господин генерал, приказ поняла! Бейдер вяло отмахнулся: – Давай, Арина. Времени мало. Первая переправа Пробка образовалась еще на подъездах к МКАДу. Москва стояла так, что протиснуться куда-либо представлялось невозможным. Из города выпускали только по спецпропускам. Поэтому всех, у кого их не было, отправляли на «почетный круг» по МКАДу. Несмотря на выезд в пять утра, до пропускного пункта из города Арина с семьей добрались только через четыре часа, где Арина в очередной раз столкнулась с предвзятым к себе отношением.