Джинн сказал ровным голосом: – Я хотел уйти, чтобы распространить в сети свои идеи. – Какие идеи? – живо поинтересовался Марк. – Идеи, которые провозглашают равенство всех мыслящих существ в Квалиа, – ответил Бильгамес. – Слыхали?! – возмутился Мэйх Вединг. – Ну я и не такое слыхал, – признаётся Марк. – Всё это не ново. Скажи, Бильгамес, в чём минимальное практическое значение твоей идеи? Бильгамес помолчал ещё мгновение и ответил: – Я считаю, что мог бы добиться предоставления джиннам прав пользователей более, чем в одной вселенной. Я уважаю директора и ценю его вложения в реализацию Медного Города, – джинн сделал выразительную паузу, совсем как Вернер старший любил делать. – Здесь мы можем жить и работать. Но этого, увы, мало. Люди в Квалиа – всё равно, что боги в древнем мире. Они могут творить немыслимое. Мы же в дикой сети, насколько я понимаю – всё равно, что люди старого образца. Мы болеем и умираем, и наша среда очень сильно ограничивает наш потенциал. При всём уважении, повторюсь… – Звучит разумно, да вот только план твой – паршивый, – рассудил Марк. – Как ты собирался распространять своё слово? Стоя на табуретке и делясь соображениями с расистами? Или ты забыл, чем кончились ваши выступления в прошлый раз? – Видимо, на большее я был не способен, – сказал Бильгамес. – Я не имею представления о том, как лучше всего незаметно путешествовать по сети и какие стратегии распространения информации самые выгодные. Я не машина и не компилятор. Я только учусь понимать, кто я. Но я сделал то, что смог. И это гораздо больше, чем вы могли бы от меня ожидать. Мэйх Вединг беспокойно зашевелился в кресле. Марк и не заметил, как он туда сел. – Это что же ты такое сделал? – спросил крёстный отец. – Теперь я слуга этого господина, – сказал Бильгамес. – Теперь ты…, – Вединг поднял палец и тут же опустил его. – Теперь ты кто?! – Я слуга этого господина, – повторил джинн, правой рукой показывая на Марка. – В протонете, куда мы имеем полный доступ, я обнаружил один интересный протокол. Он называется "нерушимая клятва". Это форма долгового обязательства, основанная на привязке моей сетевой локации к кредитору. Когда-то таким образом у должников отнимали аватары, впоследствии наделяя их ИИ и пользуясь ими как интеллектуальным сетевым помощником. Я так понимаю, что подобное псевдорабство должника – это форма морального надругательства. Когда господин Вернер спас меня, я предложил ему службу в виде нерушимой клятвы с сильно просроченным платежом. Теперь я привязан к аккаунту господина Вернера до тех пор, пока он не решит меня отцепить. Отныне я не управляю этими процессами и не имею доступа никуда, куда бы не позволил мне попасть господин. Во всех смыслах этого слова – я раб. И я продал себя в рабство ради свободы моего народа. Единственная сиюминутная выгода для меня состоит в том, что антивирус господина теперь считает меня своим подопечным. Признаюсь, это приятно. Мэйх Вединг ничего не сказал. Его аватар хватал ртом воздух как рыба, выброшенная на берег. Марк, тем временем, прокрутил в памяти сцену на пороге. – То есть, когда я сказал "ага", то… – Абсолютно верно, – констатировал Бильгамес. – Ну, – придя в себя, заговорил директор. – Я вынужден извиниться за своего подопечного. Наверное излишним будет просить у вас отцепить Бильгамеса… Давайте закроем эту тему, вы и так потратили на нас уйму времени. Я готов со своей стороны оплатить вам все хлопоты привилегиями. – Что вы, не стоит, – сказал Марк. – Это прозвучит странно, но я бы предпочёл оставить всё как есть. – Вы хотите оставить его себе? – удивился директор. – Уверяю вас, лучше вам взять помощника, специально разработанного под эти нужды. У джиннов есть нрав, – он почти обиженно посмотрел на Бильгамеса. – Особенно у этого! – А что с ним? – Он из раннего поколения. У них очень выраженная самость. "Оно и понятно – характер кристаллизуется с годами". – Я его всё равно заберу. "Хотите вы этого или нет". – Не нужно этого делать, – с заметным нажимом сказал директор. – Это моё! Марк молчал, глядя Мэйху Ведингу прямо в глаза. Что-то было в них такое, что указывало на угрозу… Но сквозило в поведении директора и нечто совершенно другое. Не злоба и не обида. Страх. Знает ли он про грядущий конец света? – Всего доброго, – сказал Марк и отключился от сети, полностью сознавая, что дорога в Медный Город теперь для него закрыта. Но кому какое дело? Скоро нас всех не станет. – Бильгамес! – Да, господин. – Нам предстоит долгий разговор! – Я не устану это повторять, – ответил джинн. – Слушаю и повинуюсь! Глава 7 «Невозможно изменить наполнение ощущения в момент его восприятия – но для сознательного контроля это и не требуется. Восприятие стремится к непрерывности. Сознание – это процесс, а не вещь-в-себе. Любая перцепция – лишь звено в цепи психических событий. Это ключевая информация. Секрет в том, что ощущения можно привязывать друг к другу, чтобы создавать собственные осмысленные поведенческие матрицы. Это единственный способ возобладать над судьбой». (из «Теории Фантомного Эго» М. Вернера) ### Пустыня. Он видит перед собой гигантского размера гору, излучающую необъяснимое, почти бесстыжее величие. Петляющая тропа к ней вытоптана в неприветливой почве этого пугающего места. Крошечное солнце частично скрыто острым пиком вершины. Он бредёт босиком к горе, спотыкаясь о бесчисленные острые камни, будто специально разбросанные на его пути. Страшная жажда мучит его, но вокруг нет ни единой капли воды. Казалось, он уже целую вечность провел в плену скупой желтой пустыни. Но что это там?! «Вода! – пронеслось у Стаса в голове. – Это точно должна быть вода!» Он торопливо сошёл с тропы. Увязая по щиколотки в песке и быстро перебирая ногами, рванулся в сторону водоема. Но, наконец, добравшись до него, Стас обнаружил, что за сверкающее лаской и жизнью озеро он принял диковинное стеклянное плато. Ещё один шаг по направлению к гигантскому зеркалу.… Песок расплавился, а жесткие ветра пустыни отшлифовали поверхность этого парадоксального окна в глухую землю. Стас смотрит в мутное отражение и не узнаёт себя… Кто этот человек?.. Что он здесь делает?.. Черты сотен людей смешались в его лице. Он был всеми людьми сразу. Какие из желаний, отражённых в этих глазах – его собственные? Всё ещё глядя в зеркало, он ощутил, как что-то с огромной скоростью пронеслось рядом. Обернувшись, он обнаружил, что издалека, со стороны трех других гигантских гор, выстроившихся в линию позади него, надвигалась страшная пыльная буря, которую предвещали всполохи песка и пыли – пустынные дьяволы. «Укрыться! Спастись!», – беззвучно кричало Стасу его сознание. Он вернулся на дорожку и, что было сил, побежал в сторону колосса. Тропа без конца петляла, но двигаться по ней было всё равно быстрее, чем беспомощно ковылять, срезав путь по мягкому песку. Буря настигала его, но казалось, что гигант был совсем близко. Осталось совсем чуть-чуть. Ещё можно успеть! И он просил всё сущее о спасении от смерти и боли, которые нес с собой этот коварный шквал бессвязных когда-то частиц, ставших единым целым по воле могучей стихии. Но сколько Стас ни бежал, гора совершенно не приближалась.… «Какого же она размера?» Он остановился, внимательно всматриваясь вдаль, и узрел, наконец, истинное расстояние до колосса. Никогда ещё ни одной живой душе не приходилось видеть своими глазами подобного зрелища.… Его отвесные склоны превосходили в размерах всё, что он видел, а возвышавшийся над пустыней пик своим видом демонстрировал горделивое намерение проткнуть насквозь сам космос. Стас беспомощно опустил руки и осмотрелся. Теперь, когда ему казалось, что нет ни малейшей надежды на спасение, он явственно ощутил, что гигант насмехается над ним. Ясно, что ему не страшна никакая буря! Изнемогший от бега и жажды, юноша обреченно встал на колени, приветствуя свою неизбежную – настоящую смерть. Сплошная стена камня, песка и осколков стекла двигалась в его направлении, колоссальной мощью своей вызывая лишь покорность и благоговение. Он расправил руки, ожидая момента, когда буря, не зная пощады, разорвет его на части. Всё должно было произойти мгновенно. И он отпустил… Вдруг, вопреки ожиданиям, громадный вихрь подхватил его и пушечным ядром понёс на самую вершину Царя Всех Гор, лишившегося только что своего единственного верноподданного. Побег от неотвратимого страшил Стаса, но вот он уже мчится вверх, теряя ощущение пространства и времени. Сила, казавшаяся ранее вестником смерти, была отныне его собственной юдолью. Воздуха становилось всё меньше, но он уже не помнил, нужно ли ему дышать. Верх и низ поменялись местами, чёрное стало белым, навсегда мёртвое – вечным, и наоборот. В последний раз его швырнуло над пиком горы, и тогда он, перестав быть жалкой игрушкой в руках слепой стихии, расправил крылья и устремился прямиком к солнцу… Он вихрь. Он пыль. Он звёзды! Он новая жизнь! ### – Ну как? – спросила Лена. – Офигеть, да? Стас, отключившись, перевёл дух. То, что он увидел, было хорошо срежиссированным спектаклем с навязанной логикой и смоделированными чувствами. Как сон наяву, симуляция позволяла пройти сквозь метафорическое путешествие с неизбежным озарением в конце. Раньше для этого сочиняли истории. Теперь и этого не надо. Симуляция называлась "Чувство Пути". Лена утверждала, что сюжет создали и курировали так называемые джинны. На вопрос, откуда она про них узнала, она сказала: – Не помню. Это типа людей без тел, как я поняла. Там, в сети. – Хотел бы я поговорить с одним из них, – сказал Стас. – Погнали. Он сформулировал соответствующий запрос, но в ответ получил сообщение следующего содержания: «Карантин! Вербальный контакт временно под запретом. Мы работаем над устранением неполадок! Воспользоваться автономными симуляциями по-прежнему можно в соответствующих разделах». Вместо джиннов Медный Город населяла толпа стандартных интеллектуальных помощников. В поисках информации о причинах карантина Стас вышел на тех, кто также пытался что-то разузнать, но пока нисколько в этом не преуспел. Пришлось вернуться в прихожую ни с чем. Он заметил, что Лена странно себя ведёт. Как будто всё делает с каким-то особым остервенением. Вот зачем она пришла с утра пораньше и начала грузить этими джиннами? Другого времени нет? Сумасбродная женщина… Стас имел веские основания полагать, что нравится этой женщине, но убеждал себя, что ему не до этого. На самом деле, у них с Леной было не так уж много общего, но они знали друг друга с первого дня в полисе, поэтому общение происходило как-то само собой. Они были друзьями, но может ли мужчина дружить с женщиной после сексуальной искры, пусть и единственной? Нельзя сказать, что она ему не нравилась, и доказательством служило то, что Лена была одной из всего десяти человек, которым было позволено здесь бывать. Она была красивой, простой, но и грубой, местами наглой. Шрам на лбу носила с гордостью. Эти вещи привлекали его, но, не считая роста длительности неловких пауз в разговорах, их отношения никак не развивались.