Он решил узнать, как дела у Марка, но тот не отвечал, и тогда Стас оставил ему сообщение, в котором рассказал о завтрашней вылазке. Сон категорически не шёл, поэтому пришлось моделировать его при помощи ячейки. Выспаться таким образом невозможно, но сегодня иного способа украсть у себя время просто нет. На следующее утро он снова попытался связаться с Марком, но тот всё ещё не отвечал. Стас не стал завтракать. Чувствуя тошнотворный мандраж, он зарядил регулятор на максимум и отправился в корпус. Там было очень людно. – Тебя будет сопровождать некто Отто Рибокер, – сказали ему на проходной. – Приятно видеть среди кадетов столь молодого кандидата. К тому же, отличившегося своей отвагой! Иди пока в оружейку, следуй маяку и псевдографическим подсказкам. Шестьдесят третий станок. Иди, говорю. Не загораживай проход! Стас миновал кордоны и пройдя чуть дальше по коридору, нашёл вход оружейную. Маячок с надписью "Рибокер", привёл его в секцию, где надевали костюмы. Здесь было всего несколько человек, каждый ковырялся около своей роборуки, помогавшей надевать костюм. Под табличкой с числом "63" уже стоял закованный в броню пост. Стас приблизился к нему и сказал: – Здрасьте. – Полное игнорирование этикета. Узнаю этого парня! Броня шлема стала полупрозрачной и приоткрыла лицо собеседника. – Ма..! – Тщ! – шикнул Марк. – Отто Рибокер. К вашим услугам. – Понятно, – сказал Стас. – Собрались на прогулку? – грянул вдруг голос через всю комнату. Вздрогнули все, кто был в ангаре. Ребята одновременно обернулись и увидели стоящего в дверях Гуань Юя. Он также был облачён в бронекостюм. – Я получил приглашение…, – начал было говорить Стас. – С тобой мне всё понятно, – перебил его Юй. – А вот что делаешь ты, салага, я не очень понимаю. – У меня есть необходимый доступ, – сказал Марк. – Я это вижу, – сказал Гуань Юй. – И я пришёл сказать тебе, что твой отец не одобрил бы подобного использования его сил. – Что вы знаете об этом, господин Гуань? – это обращение должно было напомнить ментору об изменившейся субординации. – О чём? О злоупотреблении силой? Поверьте мне, мальчики, я, знаю об этом гораздо больше, чем хотел бы! – Я не нарушаю Кодекс, – сказал Марк. – Ты уверен? – спрашивая это, Юй пристально сверлил ученика глазами. – Абсолютно. Услышав это заявление, учитель сказал: – Хорошо. Что бы ты ни задумал – я либо помешаю, либо помогу тебе, в зависимости от твоего умысла. Короче говоря, мои дорогие салаги, я еду с вами. Глава 12 «Восприятие – это тривиальный навык, что бы о нём ни говорили философы и жрецы». (директор Косов) ### Я ощущаю себя, словно какой-нибудь навозный жук под листвой. Лена? Сколько меня? В каких местах? Мысли всё говорят – а я всё куда-то ползу, продираюсь сквозь мрачные дебри, увязая своими корявыми цепкими лапками в нестройном грунте собственных перцепций. Я не хочу идти туда, но меня тащат вперед неизбежность нервных процессов и неспособность отказа от всякой реакции. Мне нужно сделать кое-что важное. Желание исполнить предназначение почти осязаемо. Я не помню, что это, но если мне придётся убить, чтобы выполнить задание – я сделаю это без тени сомнения. Лена? Нет. Я просто жук под листвой. Я за гранью добра и зла. Произошёл взрыв организованных категорий мышления. Свершилось-таки преломление извилин, а вслед за ним проникновение липкого в область экстравагантного. Меня пожрала эклектика бессмыслицы и глубокомыслия, а потом выплюнула пережёванную, но всё-таки живую. Лена… Лена! Лена, очнись!!! Зачем ты это делаешь? Почему ты идёшь туда, зачем тебе это нужно? Разве не лучше теперь пойти домой? Теперь, когда мы на свободе? Посмотри – вон там дорога, она ведёт в Борисовку. Там папа. Папа… Бам! Судорога сковывает всё тело, руки изгибаются под странными углами. Она кусает себя за губы до крови. Ей стыдно и больно. Она хватает себя за шею и живот до синяков и царапин. Ей хочется оторвать свои груди и положить их перед собой, как знак раскаяния… – У-у-у! Ну сколько можно! Пожалуйста, не надо! – кричит она, рыдая совсем одна посреди леса. – Я всё-всё сделаю! Только пусть всё станет как было! «Ты сама по себе, – вспоминает она напутствие ищейки разума. – На тебя выписан пропуск. Зайдёшь как ни в чём ни бывало, выждешь момент, когда оружейная будет свободна. Вот ключ. Не потеряй его, поняла? А то будешь зубами грызть грёбаную антенну! Мне будет не сложно тебя заставить. Сделаешь дело – и ты свободна. Иди хоть на все четыре стороны. Но вплоть до этого – любая мысль о побеге или невыполнении плана будет сопровождаться весьма неприятными ощущениями. Рекомендую попробовать сейчас же, чтобы не растеряться в самый ответственный момент». Нет! Она больше не хочет бежать! Сломать грёбаную антенну! Это всё, что ей нужно! – Сделаю. Я всё сделаю, – бормотала она, продираясь сквозь чащу леса в бронекостюме фуражира. – Сделаю, а потом – свобода. Глава 13 «Достоинство – последнее прибежище проигравших». (автор неизвестен) ### Утренний час был скуп на краски. Глазам Нади предстала бесславная история о том, как чёрный нехотя впускает в себя серый. Туман стелется по земле, безо всякого азарта пожирая всё, что было рождено ползать. Птицы и звери молчат. Лень и безнадёга буквально висят в сыром холодном воздухе. Воистину, главное проклятие этой земли – погода. В прошлом году было всего пятьдесят солнечных дней. – Что за нужда ехать так рано? – возмущалась она, садясь в броневик. Гонец от БЧП прибыл за час до полуночи, и вот, ни свет ни заря, уже собрана целая экспедиция. – Ехать очень далеко на север, – сказал Петров. – За Фирсановку. И неизвестно, сколько мы времени там проведём. Я не хотел бы ночевать у старой Веры, и не хочу, чтобы она знала об этой находке. Алёшу она мне так и не простила. Заберём всё, что может быть полезно, в одну ходку. Надя была вынуждена согласиться, хотя причин её недовольства это не устранило. – Думаешь, дело стоит нашего внимания? – Я думаю, что ты не хочешь ехать, потому что там будет Слава, – заключил Борис Михалыч, заводя мотор. – Мне плевать на эту мразь, – яростно парировала Надя. – Я не хочу тратить день на что-то, что можно сделать без меня. – Там, куда мы едем, сошёл сель и обнажил вход в древнее убежище. Это всё, что я знаю. Уверенности нет. Поэтому ты и едешь с нами. Не забудь взять свою эту "отмычку". Атлас. Говорят, там всё ещё работает питание. Если мы сможем подключиться к их электросети, однажды там можно будет возвести целый город! Пять лет минуло с тех пор, как её привезли сюда пленницей. Недавно ей стукнуло сорок пять. Она успела окружить себя верными людьми, и за ней закрепилась определённая власть. Даже Костолом считался с её мнением, когда принимал хозяйственные решения. Но всё-таки она сама напрямую подчинялась Петрову. И порой с ужасом понимала, что делала это не без искренней лояльности. Поддаётся ли она его животному гипнотическому дару, или же этот человек просто-напросто часто предлагает дельные вещи, с которыми хочется соглашаться? Правильно ли мы всё делаем? За эти годы Надя стала свидетелем ещё семнадцати казней за самые тяжкие и мерзкие преступления, какие только можно вообразить. Возможно, люди противились переменам и гегемонии Борисовки, и поэтому психовали. Но некоторые вытворяют безумства в любое время. Иногда Наде казалось, что вообще все возможности человека ко злу были реализованы за этот короткий период. Петров всегда приводил приговор в исполнение собственноручно. Всякий раз, когда он стрелял им в их наглые лица, Надя внутренне соглашалась с тем, что этих людей нужно было убить. Женщина задушила своих детей, потому что так ей сказали голоса. Что с ней делать? Содержать? Лечить? Сумасшедшая была так харизматична, что заражала своим безумием собственных тюремщиков. Когда она испустила дух, вся Борисовка вздохнула с облегчением, и Надя была в их числе. Так она стала спицей в этом колесе. "Единственный способ выказать уважение – это служение", – говорил своим людям Петров. Но можно ли верить кому-нибудь во всём? Когда можно сказать, что человек ослеплён пропагандой? А когда можно сказать, что человек верен своим убеждениям? Какие убеждения вообще можно считать только своими? Не всё ли, что мы декларируем как свою веру, мы услышали от кого-то ещё? В последнее время эти вопросы витали перед мысленным взором Нади, лишая её сна. Это началось после того, как она решила, что снова пропустит ближайшее окно иммиграции и останется в предместьях ещё на один круг. Сегодняшняя ночь не была исключением, поэтому в дороге Надя быстро отключилась. Сон был поверхностный и граничил с галлюцинациями. Сначала ей казалось, что она заперта внутри какой-то ячейки. Что всё вокруг – кристалл, из которого нет выхода. Потом, что она – песчинка в плену турбулентных сил. И жук под листвой, ведомый лишь инстинктом… Теперь она часть чего-то большего – чего-то, что она вот-вот сможет понять… Но вот оно ускользает на очередной ухабе. Несколько раз Петров отдавал приказ по рации, тормозил процессию, и все дружно справляли нужду и курили папиросы. Тогда Надя просыпалась и вспоминала, кто она, и зачем она здесь. Они пили чай из термосов и шутили, стараясь не замечать влажного холода. Караван шёл на север, пока не закончились дороги. Природа неприветливо дышала холодными порывами ветра. Вооружённые бойцы Петрова спешились. Надя проверила свой пистолет и дополнительные обоймы. – На войну собралась? – спросил Борис Михалыч. – А сам-то, – откликнулась Надя, указывая на его бронежилет. – По статусу положено. Щит и меч. – Значит, и мне положено. Я тоже хочу броник. Петров не стал спорить. – Возьми у Шера. Только быстрее. Ещё час пешком топать, – сказал он. Всего в отряде было десять человек. Серов и Алишер шли спереди, деловито вторгаясь в густой смешанный лес, выросший внутри исполинского оврага. – Вы так уверенно шагаете, – сказала Надя. – Расслабься, – сказал Серов. – Красная метка на дереве, видишь? Это ихняя. Пацаны там три дня уже живут, пасут вход. Связи тут нет, даже рации не работают. Идём по карте старого города. Они всё время спускались, пока не оказались на самом дне оврага. Здесь местность была холмистая, неровная. – Смотри под ноги, – сказал Петров. – Самих зданий давно нет, но остались подвалы, канализационные шахты, всякое такое. Можно провалится.