– А мне надо к матери… – Разделимся? – Тебе не нужна моя помощь? – Думаю, справлюсь, – сказал Марк, поправляя сумку с оттисками, пристёгнутую к поясу. – А тебе? – Вряд ли. Я полностью заряжен и, к тому же, знаю эти места. – Спасибо тебе, Стас! Вероятно, мы с тобой делаем что-то очень важное. Представь себе: однажды, через миллионы лет эти существа завоюют весь космос. И всё это благодаря тебе. Нам! Я горжусь нашей дружбой! – Марк говорил это искренне. – Ты до хрена глобально мыслишь, – сказал Стас. – Это вредно. Мы с тобой двоих человек замочили вообще-то. Марк застыл с дурацкой ухмылкой. Это была самая интересная критика, с которой он когда-либо сталкивался. – Они убили моего отца, Стас! Речь о конце света! – Они убили много людей, дружище. И убьют ещё немало. Я не осуждаю и понимаю силу обстоятельств. Я видал смерть. Просто… Василий-то явно никого не убивал. Надеюсь, что он умер не из-за какой-нибудь чепухи. Марк отдал должное этим словам. Он коротко кивнул Стасу в знак уважения. Они сняли перчатки, пожали руки и двинулись в противоположных направлениях. Борисовка осталась далеко позади, и ровно столько же ещё нужно было добираться до антенны, только на этот раз пешком. Это займёт не меньше пяти часов… Марк выбрал хороший темп и побежал, надеясь, что реальные пробежки в броне ничем не отличаются от фантомных. Почему Бильгамес не рассказал ему о смерти Вединга? Сейчас это узнать уже нельзя – джинн лежит в оттиске вместе со своими родичами, отрезанный от внешнего мира. Знал ли он сам? Или фантомная сущность соврала? А если Бильгамес соврал об этом, вдруг он соврал о чём-нибудь ещё? На этой неутешительной ноте Марк выбежал на опушку леса и неожиданно для себя увидел там каких-то людей. Это произошло слишком быстро. Острая боль пронзила всё его существо. Воздух наполнился разрушительными низкими вибрациями. Марк вдруг почувствовал, как тело отторгает аугментации. Позвоночный контроллер перестал отвечать на запросы, и броня автоматически отвалилась от нательного комбинезона. Псевдография погасла. Марк не успел издать и звука. Он свернулся клубком, тщетно пытаясь унять пульсирующую боль в голове, которая теперь накатывала широкими волнами поверх издевательских мелких пульсаций. Изо рта пошла кровь. Юноша закатил глаза, судорожно пытаясь вздохнуть и обмочился. «Умираю?!» ### Он очнулся в каком-то помещении. Голова всё ещё раскалывалась от боли, правда, в этот раз его ничто не подстёгивало – это было слабое эхо пережитого им ранее. Марк обнаружил, что лежит на кушетке лицом в подушку. На него надели мешковатый свитер и грубые штаны. Во рту стоит мерзкий железный привкус. Руки крепко связаны за спиной. Он медленно развернулся и посмотрел по сторонам. В висках словно ковали сталь. Каждое движение глазных яблок отдавалось громом набата. Марк полежал пять минут неподвижно, собирая силы. Ни один из электрических имплантов не отзывался. Осмотревшись, он понял, что находится в специализированном помещении для заключенных – в углу камеры был туалет, он страшно смердел. Слабый свет из крошечного мутного окошка облизывал прутья стальной решётки его тюрьмы. Сразу за ней начиналась непроглядная тьма коридора. Он прислушался и разобрал среди шумов вентиляции и водопровода слабые голоса. Как же всё-таки хорошо, что нейрохимический контроль привязан к сознательному усилию на физиологическом уровне! Полностью обезболить он себя не мог, зато его уши обладали функцией многополосного компрессора, а глаза были способны выхватывать тончайшие детали и обеспечивали ему фотографическую память. Да и железы наверняка работали исправно. Усилив свой избирательный слух и повысив уровень адреналина, он прислушался. Разговаривали несколько человек. – Его надо увезти отсюда… и убить, – отрезал хриплый мужской голос. – За убийство пóста нас ждёт казнь! Вдруг он придёт в себя? – Ещё раньше его могут отследить. – Не могут! Эта штука вырубила все его примочки. Юноша понял, что речь сейчас идет о его убийстве и почувствовал, как страх сковал мышцы. – Эти твари, – Марк дрогнул при этом слове, столько было в голосе мужчины искреннего гигиенического отвращения, – напичканы нанобами по самые лимфатические узлы, – несколько секунд висела тишина. – Проваливайте отсюда! Берите этого своего хуеплёта – и проваливайте. – Что ты такое говоришь? – Проваливай! – мужчина закричал, срывая голос. – Ты идиотка? Ты оставила за собой след из своих феромонов, молекул или бог весть чего ещё – они вычислят тебя и придут сюда. А я скажу, что я тебя отшил, потому что мне такие проблемы – на хер не дались. Понятно? Я взял у чужака оружие, чтобы защищаться, а не воевать с фуражирами. Я ничего никому не обещал. Мне надо дела делать, ясно?! Валите отсюда немедленно. – Погоди, Ветеран, послушай… – Пошла на хуй, я сказал! Эй! Ты чего… Раздался звук выстрела, кажется, из пистолета. Затем какие-то крики и ещё несколько выстрелов, сериями по два-три хлопка. Через минуту в коридоре послышались шаги. Включился яркий свет, обжёгший глаза Марка хуже любого огня. Его грубо схватили за плечи, и приступ жгучей боли во всём теле снова лишил его сознания. Все эти события заставили мозг Марка пересмотреть свои отношения с действительностью ещё до того, как он это осознал. Пытаясь собрать складную конфигурацию нового мироощущения, его постчеловеческое сознание сотворило поистине безумный сон, в котором столкнулись все противоречия окружавшей Марка действительности. Шёл дождь. Гуань Юй стоял на возвышении, гордо задрав голову к небу, изрыгающему из своих недр тонны грозовой воды. Разряды молнии осветили стройное тело фуражира в полном боевом обмундировании. Приглядевшись, Марк понял, что учитель стоит на горе из изуродованных чудовищными ранами человеческих тел. – Ты видишь?! – повернувшись к Марку, спросил Гуань Юй. В его глазах поселилось безумие. – Это сделали мы! Трупы пришли в движение, уподобившись клубку голодных змей. Учитель упал в эту гущу, тут же поглощённый ею. Границы между мертвецами стёрлись, и они стали единым целым – жутким живым студнем, собранным из человеческого мяса и выделений. Монстр выкинул в сторону Марка кровавую псевдоподию и, поймав его за ногу, потянул к себе. Лица сотен мертвецов все до единого выражали боль и отчаянье. И все они кричали одно и то же: – Нас больше нет! Нас больше нет! Нас больше нет! – …у нас больше нет времени на это! – отчётливо рубанул женский голос. Чудище разлетелось в пыль, и сон как рукой сняло. Марк чувствовал себя лучше. Боль прошла – ну, по крайней мере, пока не шевелишься, ничего не болит. Это уже хорошо. С усилием разлепив веки, юноша понял, что теперь он не в тюрьме. Стены в этой комнате были бледно-жёлтого цвета, а освещение исходило от единственной лампы накаливания висевшей у потолка. У стен стояли четыре кровати, на одной из которых лежал Марк. На соседней койке расположился толстяк в грязной рваной куртке и перчатках без пальчиков. Он внимательно рассматривал свои ногти, но как только увидел, что юноша пришёл в себя, тут же вперил в него свои тонюсенькие глаза-щёлки. Возле окна с закрытыми ставнями стояла девушка лет двадцати пяти. У нее было не лишённое благородства лицо. – Ты пришёл в себя, – сказала она. Марк приподнялся на кровати, сел, не спуская ног, и кивнул. Руки у него по-прежнему были связаны, и он держал их перед собой. Он счёл, что отвечать на вопрос не обязательно. – Меня зовут Саша, – сказала девушка. – Друзья зовут меня Злая. – Меня зовут Марк. Толстяк с соседней койки громко захохотал и, задыхаясь, изрёк: – О! Смотри-ка, он говорящий! – Алик, заткнись! – рявкнула Злая. Парень притих. Марк потупил взгляд, размышляя в ожидании приговора. Ему нужно вызвать у этих людей живое сочувствие – это вопрос выживания. Но их ксенофобия и конформизм затруднят дело. К этому он был готов благодаря практике в Центре Адаптации. Для того, чтобы их приязнь возникла естественно, Марк с самого начала настроил себя на честный поиск лучших черт в этих людях. В таких делах, чтобы взять – нужно отдать. Только так его железы смогут выделить нужные феромоны. – Я всё ещё жив благодаря вам, спасибо, – сказал Марк и вдруг спохватился. – Где моя сумка?! – Эта? – спросила Злая. – Ты вцепился в неё намертво. Мы решили, это что-то важное, а там какие-то шарики. Марк едва не прослезился. – Спасибо! Спасибо!!! Злая улыбнулась. Она подошла на шаг ближе и сказала: – Слушай, мы не хотели этого делать. – Тогда можно спросить? – сжимая кулаки, поинтересовался он. – Валяй. – А на что же ещё вы рассчитывали, стреляя в меня из… кстати, из чего? По лицу Злой пробежал занимательный каскад чувств. «Да кто ты такой, чтобы…», «Хотя, нехорошо получилось…» и «Что ж, дам тебе шанс…». – Из чего – я тебе не скажу, но скажу, зачем. Знающие люди сказали нам, что эти пушки умеют выключать любую технику. Мы как раз пробовали их на захваченных дронах в безлюдной местности, а тут бежишь ты. Ну мы подумали, что ты по нашу душу, и стрельнули разок, – Злая развела руками. – Чисто от страха. А что ещё делать? Дикари тестируют неизвестные технологии – ваши бы нас раскатали в тонкий лист, если бы только узнали о таком. – Вероятно, дело бы закончилось конфискацией, – заметил Марк. – Ты преувеличиваешь зверства со стороны фуражиров. – Это я преувеличиваю?! – глаза Злой налились кровью. – А тридцать лет назад, когда вы тут горы трупов оставили, отбросив нас на целый век – это тоже я преувеличиваю? – Тебя тогда ещё не было, – сказал Марк. – А я никогда не убивал людей. "Может быть, трутней. Но ты бы и сама такого убила" Злая ловким движением выхватила из кобуры пистолет, приставила его ко лбу Марка и спросила: – Думаешь, ты лучше меня, тварь? "И кто меня тянул за язык?" – Нет. – Думаешь, только вам позволено использовать блага науки? Что? Удивлён, что я знаю это слово? Вы, твари, жируете и живёте там, как боги! А нам – что? Что нам, я спрашиваю?! Марк молчал, крепко сжав кулаки и закрыв глаза. Сейчас его может не стать. Он с удивлением отметил, что готов спокойно принять этот факт. После того, что он пережил за последние несколько недель, смерть перестала быть пугалом из детских сказок. Было в настоящей смерти что-то законное. Но Злая убрала пистолет ото лба пленника, сказав: