– Мы сожгли до хрена воздуха, – потея, говорит он. – Тебя лихорадит. Воздуха хватает. Чем быстрее выберемся, тем скорее тебе удастся сохранить руку. Серов смотрит на своё раздробленное предплечье и морщится. Между подходами они стараются двигаться как можно меньше. Они сидят друг напротив друга, опершись на стенки и молчат, стараясь пореже дышать. Глухой стук вдруг прерывает их раздумья. Как раз с той стороны, где они работали. – Там кто-то есть! – Ещё бы знать, кто! – заметил Серов. – Увы, другого выхода наружу не существует, – говорит Надя. – Значит, ждём, Надюша. Пан или пропал. Она пододвигается к Серову и берёт его за здоровую руку. – Хороший ты мужик. Жаль, если сдохнем здесь. – Ага. Удары становятся сильнее и ближе. Похоже на стрельбу из МПУ. Надя понимает, что лучше им отойти. – Назад! Она помогает Серову и ведёт его вглубь помещения. В следующий момент внутрь влетают обломки камня, пыль и свежий воздух. Взвесь отражает лучи света, пробивающиеся снаружи. Свобода! Но вот тень движется сквозь дыру, ведущую наверх. Фуражир пролазит внутрь и делает несколько шагов по направлению к Наде. Она выпрямляется и молча ждёт, что он скажет, придерживая Серова. Вместо слов тот убирает шлем и открывает ей своё искалеченное лицо. – Стас! – восклицает она. – Стасик! Надя бросается ему на шею. – Как ты вырос! Как возмужал! – и как будто только сейчас увидела его шрамы, продолжает. – Что они с тобой сделали?! – Я сам это сделал. – Но зачем? – удивляется она. – Ради тебя. – Ради меня?! Как это? – Я хотел стать сильнее и спасти тебя. – От кого? – От Петрова. – Но я же прислала тебе сообщение! Его тебе показали? – Да, – сказал Стас. – Я думал, что этого не может быть… Что тебя держат силой. – Ох, Стасик… Сначала я тоже так думала, а потом…, – она вдруг отошла на пару шагов, склонив голову набок, будто бы всё ещё изучая его. – Я не знаю, через что ты прошёл, и мне отрадно, что ты явился за мной, но теперь обещай мне одну вещь, хорошо? Поживи для себя! – Не уверен, что теперь это возможно, – заметил Стас. – Там наверху страшный бардак. "Пионер" улетел. – Что?! – Да! Я помог вызволить Петрова, а потом начался такой фейерверк, что ночью стало светло как днём! Мы уж подумали, что грядёт ядерная война, поэтому решили, что тебе будет спокойнее в бункере. Чуть позже, когда "Пионер" исчез, в Москву прибыли делегации из других полисов и до сих пор ведут переговоры. А ещё появилась глобальная сеть, с которой теперь никто толком не знает, что делать. – Но что случилось?!!! Это всё из-за сообщения о конце света? – Конца света не будет, – сказал Стас. – Это всё враньё. – Точно? – Абсолютно точно. Мой хороший друг погиб, выясняя это… – Мне жаль… – Значит Михалыч и впрямь отменил конец света! – замечает молчавший до этого Серов. – Может тогда пойдём? А то мне как-то не с руки подыхать, раз уж игра продолжается. Не хотелось бы, чтобы вам пришлось и меня оплакивать. Я этого не переживу! ### Прошло несколько дней. Никогда на памяти Бориса Михалыча небо над московским регионом не было так плотно забито воздушным транспортом – даже во времена до восстания Гуань Инь. Пóсты наконец отказались от изоляционизма, и теперь пытались понять, как отныне будет выглядеть мир. Что ж, на выяснение этого у них может уйти добрая тысяча лет, и Петров не строил никаких иллюзий на тему места исходников в этом новом мире. Скорее всего, его царствованию придёт конец. Впрочем, всякой власти однажды приходит конец. Несмотря на кажущийся хаос, Борис Михалыч, заручившись поддержкой Стаса, повышенного теперь до звания десятника за подавление фирсановского бунта, устроил большой праздник в честь своего возвращения. Пиво и самогон лились рекой, музыка звучала с каждого двора, в общем, гуляла вся Борисовка. Ему казалось важным, чтобы народ хорошенько отдохнул на заре перемен, да и сам он был настроен на безудержный кутёж. И действительно, первую половину праздника Петров был в центре внимания, произносил речи о погибших и благодарил живых за верность. А потом вечеринка пошла своим чередом. Надя знакомила Стаса со своими друзьями и подругами. Был тут и его дядька, который заделался постом. Он смешно шутил про шашлык из старой Веры. А ещё приходила девчонка лет двадцати пяти, спрашивала про какого-то Марка, и Стас в итоге остался с ней. Галя как всегда от всего воротила нос. Старшину по указанию Тихона прилюдно выпороли за малодушие и отсутствие инициативы и отпустили с миром. Он принял наказание стоически, за что и был прощён под громкие улюлюканья радостной толпы. Петров быстро устал от всего этого и уединился. Стоял поздний вечер вечер. Он взял с собой пиво и сушёную рыбу и теперь сидел в беседке на заднем дворе, слушая приглушённый гомон, идущий из-за его избы, и неуклюже чистя рыбу одной здоровой рукой и зубами. "Иногда тебе одиноко, – думал он. – А иногда ты одинок". Так Борис Михалыч молча пил, ел рыбу и оплакивал свою младшую дочь и непутёвого внебрачного сына, пока вдруг не услышал со спины знакомый голос: – Привет, пап. Петров вздрогнул. "Не может быть! Чушь", – решил он и не стал оборачиваться. – Я пришла попрощаться, – сказала Лена. – На этот раз пришла. И тогда Петров всё-таки взглянул на неё. На ней были доспехи фуражира. Лицо её было открыто. Это одеяние выглядело чуждо. Барин непроизвольно поморщился, за что ему почему-то сразу стало стыдно. – Девочка моя… Прости… – Я простила, – сказала она. – И ты меня прости… За то, что сказала в том… сообщении. На самом деле я очень горжусь, что я твоя дочь. – Тогда останься! – Я не могу. Мир для меня стал гораздо больше Борисовки, предместий или даже Москвы. Раньше я хотела его уничтожить, но теперь должна увидеть и узнать его весь. Я чувствую, что где-то там должна найти что-то по-настоящему своё, и я сделаю это. – Ты очень изменилась, – сказал Петров. – И ты. Барин кивнул. – И с кем ты отправишься? – Со мной, – выныривая откуда-то из-под покрова тьмы, произнес владелец мужского голоса. – Ты! – воскликнул Петров. – Я, – согласился Гуань Юй. – За столько лет совсем не изменился.