— Я… я… — Потому что иначе вы потеряете работу! — Бэбино ставит портфель на кресло и расстегивает хитрые золотистые замочки. Они отпираются с тихим щелчком. — Вы совершили акт физического насилия в отношении психически неполноценного пациента, который можно рассматривать также как акт сексуального насилия, а после этого сделали то, что закон квалифицирует как угроза физической расправы. — Я… я никогда… Она почти не слышит собственного голоса. Медсестре кажется, что если она сейчас не сядет, то потеряет сознание, но его портфель стоит на ее любимом кресле. Она бредет по комнате к дивану, по дороге ободрав ногу о кофейный столик, едва его не опрокинув. Чувствует, как вниз до лодыжки течет струйка крови, но не смотрит на нее. Если она увидит кровь, то уж точно потеряет сознание. — Вы выкручивали сосок мистеру Хартсфилду. Затем вы угрожали сделать то же самое с его яйцами. — Он сделал пошлый жест! — вспыхивает медсестра. — Показал мне средний палец! — Я позабочусь, чтобы вы больше медсестрой не работали, — говорит он, заглядывая в глубину своего портфеля, тогда как она, еле живая, падает на диван. На портфеле — его монограмма. Конечно, золотая. Ездит глава отделения на новом «БМВ», а стрижка наверняка стоила ему пятьдесят долларов. Возможно, больше. Он властный, деспотичный начальник — и вот он грозится сломать ей жизнь за одну мелкую ошибку. Одну маленькую ошибку — недооценку… Она бы не возражала, если бы сейчас провалилась под землю, но видит все она на удивление четко. Кажется, от нее не укрывается ни одна мелочь: перо на шляпе, каждая красная прожилка в его глазах, даже уродливая серая щетина на щеках и подбородке. Волосы у него были бы такого де самого крысиного цвета, если бы он их не красил. — Я… — теперь потекли слезы, горячие слезы по холодным щекам. — Я… ну пожалуйста, доктор Бэбино… — Она не знает, откуда он все узнал, да это и не важно. Главное, что знает. — Я никогда больше так не буду. Ну, пожалуйста. Пожалуйста... Доктор Бэбино не позаботился ответить на эти мольбы. 15 Сельма Вальдес, одна из четырех медсестер, которые работают в «Ведре» с трех до одиннадцати, формально стучит в палату 217 — это формальность, потому что пациент никогда не отвечает, — и заходит туда. Брейди сидит в кресле у окна, смотрит в темноту. Лампа у кровати горит, отбрасывая золотистые блики на его волосы. На нем до сих пор пуговица-значок: «МЕНЯ ПОБРИЛА МЕДСЕСТРА БАРБАРА!» Она начинает спрашивать, готов ли он, чтобы она ему помогла лечь спать (он еще не может расстегнуть рубашку и брюки, но способен сбросить их, когда они расстегнуты), но останавливается и передумывает. Доктор Бэбино дописал в карту Хартсфилда повелевающими красными чернилами: «Пациента не беспокоить, когда он в полубессознательном состоянии. В эти периоды его мозг, возможно, „перезагружается“, приобретая новые маленькие, но ценные способности. Подходите с интервалом в полчаса и проверяйте. Не игнорируйте это распоряжение». Сельма не считает, что Хартсфилд перезагружает какую-то фигню, — он просто отчалил куда-то в страну дураков. Но, как и все медсестры в «Ведре», она опасается Бэбино, у которого есть привычка приходить с проверкой в неподходящий момент, даже под утро, а сейчас только восемь вечера. В какой-то момент после предыдущих Сельминых визитов Хартсфилд умудрился встать и сделать три шага до тумбочки, где лежит его гаджет с играми. Играть ни в одну из них ему не хватает возможностей, но включить его он может. Он любит класть эту штуку себе на колени, и смотреть демо. Иногда он может так просидеть даже час, согнувшись над экраном, как будто готовится к какому-то важному экзамену. Больше всего ему нравится демо «Рыбалки», вот и сейчас он смотрит на него. Играет мелодия, которую она помнит с детства: «Где море, где море красивое…» Она подходит ближе, собирается сказать: «О, вам это, вижу, очень нравится», — но вспоминает суровое предписание («не игнорируйте!»), еще и подчеркнуто, и заглядывается в маленький экран пять на три дюйма[17]. Медсестра понимает, чем пациенту так полюбилось это видео: есть что-то красивое и волшебное в том, как экзотические рыбки появляются, останавливаются, а потом быстро убегают с экрана по одному взмаху хвоста. Одни из них красные… другие — синие… третьи — желтые… о, какая красивая розовая… — Не смотрите. Голос Брейди скрипит, как дверь, которую редко открывают, и, когда между словами достаточная пауза, они вполне четкие. Совсем не похоже на его обычное неразборчивое бормотание. Сельма подскочила, как будто он ее толкнул, а не обратился к ней. На экране «Заппита» синяя вспышка проглатывает всех рыбок, но потом они возвращаются. Сельма смотрит на часы, прикрепленные к халату вверх ногами, и видит время: двадцать минут девятого. Боже мой, она что, действительно простояла здесь почти двадцать минут? — Идите. Брейди и дальше не сводит взгляда с экрана, где снова туда-сюда проплывают рыбки. Туда и сюда. Сельма отводит взгляд, но ей это трудно. — Зайдете позже, — пауза. — Когда я закончу, — пауза. — Смотреть. Сельма делает, как ей велено, и, выйдя в коридор, она наконец-то чувствует себя собой. Он обратился к ней — что-то в лесу сдохло. А что, если ему нравится смотреть демо «Рыбалки» так, как некоторым мужчинам — то, как девушки в бикини играют в волейбол? Опять-таки, что-то действительно большое в лесу сдохло. А вот зачем детям дают в такие штуки играть — большой вопрос. Для их незрелого мозга это не может быть полезным, не так ли? А с другой стороны, играются же дети все время в компьютерные игры, может, у них на это иммунитет. Ну а сейчас у нее полно дел. Пусть Хартсфилд сидит, сколько хочет, и на свою игрушку глазеет. Он же никому этим не вредит. 16 Феликс Бэбино сгибается в поясе как-то неестественно, словно андроид в научно-фантастическом фильме. Запускает руку в портфель и достает оттуда плоский розовый гаджет, похожий на электронную книгу. Экран серый и пустой. — Здесь есть один номер, который я бы хотел найти, — говорит он. — Девятизначный. Если вы сможете его найти, сестра Скапелли, сегодняшний инцидент останется между нами. Первое, что приходит ей на ум: «Доктор, вы сошли с ума», но сказать такого старшая медсестра не может в момент, когда ее жизнь в его руках. — Ну как я это смогу? Я про эти электронные штуки вообще ничего не знаю! Я телефоном-то еле умею пользоваться! — Это глупости. Как хирургическую медсестру, вас часто вызывали помогать. Ибо вы шустрая. Да, это довольно близко к истине — но в хирургическом отделении Кайнера она работала лет десять назад: подавала ножницы, рефракторы, вату. Она проходила шестинедельные курсы по микрохирургии — семьдесят процентов за нее оплатила больница, — но ей было не очень интересно. Или просто она так говорила. На самом деле ей было страшно не сдать. Но доктор прав: в свои лучшие времена она была очень шустрой. Бэбино нажимает кнопку в верхней части устройства. Медсестра вытягивает шею и смотрит. Экран загорается, на нем высвечиваются слова: «Вас приветствует Заппит!» Далее на экране появляются всевозможные иконки. Пожалуй, игры, думает она. Он проводит по экрану пальцем раз, второй, а потом приказывает медсестре встать рядом. Она колеблется; он улыбается. Может, это он хотел по-доброму пригласить ее, но женщина испугалась. Потому что его в глазах совершенно ничего нет — вообще какое-то нечеловеческое выражение. — Подходите, сестра. Я не кусаюсь. Кусается — не кусается. А если все-таки?.. Все же она делает шаг к нему, чтобы видеть экран, где туда-сюда плавают экзотические рыбки. Когда они шевелят хвостиками, вверх идут пузырьки. Играет какая-то вроде бы знакомая мелодия. — Видите? Это называется «Рыбалка». — Д-да… А мысленно: «Он действительно сошел с ума. У него от избытка работы какой-то нервный срыв…» — Если вы коснетесь экрана внизу, начнется игра и изменится музыка, но мне нужно от вас не это. Вам нужно только демо. Высматривайте розовых рыбок. Они появляются нечасто, но плавают быстро, будьте внимательны. Не сводите глаз с экрана. — Доктор Бэбино, с вами все в порядке? Это ее голос, только звучит он словно совсем издалека. Он не отвечает, только смотрит на экран. Скапелли тоже смотрит. Рыбки интересные. И музыка словно гипнотизирует. Вдруг экран вспыхивает синим. Она моргает, и вот уже рыбки возвращаются. Плавают туда-сюда. Шевелят хвостиками и поднимают тучи пузырей. — Как только увидите розовую рыбку, жмите на нее пальцем, и появится цифра. Девять рыбок, девять цифр. Тогда у вас будет все, что надо, — и это останется между нами. Понимаете? Она думает спросить его, надо ли эти цифры записывать — или просто запоминать, но это кажется слишком сложным, и она просто говорит: «Да». — Хорошо. — Он дает ей гаджет. — Девять рыбок, девять цифр. Но только розовые, не забудьте. Скапелли смотрит на экран, где плавают рыбки: красные и зеленые, зеленые и синие, синие и желтые. Они плывут в левую часть прямоугольного экрана, а затем в правую. В правую, затем в левую. Слева, справа. Справа, слева. Одни выше, другие ниже. А где же розовые? Ей нужно ловить розовых, и, когда она коснется девятерых таких, все останется позади. Краем глаза она замечает, что Бэбино застегивает портфель. Берет его и выходит из комнаты. Уходит. Это не важно. Ее дело: поймать те розовые рыбки — и все останется позади. Экран вспыхивает синим светом — и снова появляются рыбки. Плавают слева направо, справа налево. Играет песенка: «Где море, где море красивое, где море, где море красивое, мы будем с тобой счастливы…» Розовая! Она касается ее пальцем! Число — 11! Еще восемь остается. Вторую рыбку она ловит тогда, когда входная дверь тихо закрывается, а третью — когда на улице заводится машина Феликса Бэбино. Женщина стоит посреди гостиной, разведя губы, словно для поцелуя, и не сводит взгляда с экрана. Цветные блики ходят по ее щекам и лбу. Ее глаза широко открыты и не моргают. Показывается четвертая рыбка, эта движется медленно, словно просится, чтобы ее поймали, но женщина стоит и не двигается. — Приветствую вас, сестра Скапелли. Она оглядывается и видит в своем кресле Брейди Хартсфилда. Он немного расплывается по краям, он прозрачный, но все же это он. Одет он именно в то, в чем она его видела, когда заходила к нему вечером: джинсы и рубашка в клеточку. На рубашке пуговица-значок с надписью «МЕНЯ ПОБРИЛА МЕДСЕСТРА БАРБАРА!» Но привычный всем в «Ведре» пустой взгляд Брейди исчез. Он смотрит на медсестру с живым интересом. Она помнит: ее брат так же наблюдал за своей муравьиной фермой, когда они оба были детьми в Херши, штат Пенсильвания. Пожалуй, он — призрак: в его глазах плавают рыбки. — Он расскажет, — говорит Хартсфилд. — И это будут не просто слова, понимаете, в чем штука? У него там есть маленькая камера в моей палате, чтобы за мной наблюдать. Изучать меня. Широкий объектив, видно всю палату. Такая камера называется «рыбий глаз». Он улыбается, чтобы показать, что скаламбурил. В его правом глазу проплывает красная рыбка, исчезает, потом появляется в левом. Скапелли думает: «У него в голове рыбки плавают. Я вижу его мысли…» — Камера связана с записывающим устройством. Он покажет совету директоров кадры, как вы меня пытаете. Мне не так уж и больно было, я уже не так чувствителен к боли, как раньше, но он назовет это пытками! И на этом все еще не закончится. Он разместит видео на ЮТьюбе, в Фейсбуке, на ресурсе «Плохая медицина». Видео станет популярным. Вы прославитесь. Медсестра-садистка. И кто вас будет защищать? Да никто. Потому что вас никто не любит. Все думают, что вы ужасная. А вы как думаете? Вы сами не находите себя ужасной? Теперь, когда на этой мысли сосредоточено все ее внимание, Рут Скапелли чувствует, что это так и есть. Человек, который парню с тяжелой мозговой травмой угрожает выкрутить яйца, — это, без сомнения, ужасный человек. А как она считает? — Скажите. — Он с улыбкой склоняется вперед. Рыбки плавают. Синяя вспышка. Музыка играет. — Скажите, сука вы никчемная. — Я ужасная, — произносит Рут Скапелли в собственной гостиной, где никого, кроме нее, нет. Смотрит на экран «Заппита». — А теперь скажите еще раз. — Я ужасная. Я ужасная никчемная сука.