— Вадик… Он терпеть не мог эту форму своего имени, но жене, конечно, разрешал… раньше. — Уходи. — Что? — Ты слышала. Катись отсюда. — Не груби мне. — Я не грублю. Я сейчас выдаю тебе всё самое дипломатичное, что получил от юриспруденции, которую ты так презираешь. Не попадайся больше мне на глаза. Она строго выполняла его последнее указание несколько месяцев, но потом — то ли в новых отношениях всё оказалось не так радужно, то ли Лариса прознала о повышении Вадима — она явилась к нему с повинной головой, пытаясь заигрывать и льстить. Это было до того противно ему, что он не стал даже ничего объяснять — выставил за порог с позором и снова старательно вычеркнул бывшую жену из памяти. Она покружила немного вокруг дочери, но та была уже достаточно взрослой, чтобы лелеять обиду, а Ларисе не хватило терпения с этим справиться. Она опять исчезла. В следующий раз предательница объявилась через три года. Изрядно постаревшей, как показалось Вадиму, с твёрдым намерением вернуть себе дочь, хотя бы в эмоциональном смысле, но было слишком поздно. Впечатлительная Алиса, которую за её короткую десятилетнюю жизнь мама бросила дважды, замкнулась наглухо. Она категорически игнорировала Ларису, а если та настаивала, то отвешивала ей «комплименты», каким позавидует сантехник третьего разряда. Это тайно радовало Вадима, хотя вслух он одобрения не выражал — подобное казалось ему неэтичным. Лариса долго не отступала, месяца два, но в конце концов сдалась. И после этого у Алисы начался подростковый кризис. Она доводила отца и бабушку до белого каления бесконечными капризами, спорами, требованиями и бунтами. Даже устраивала голодовку по некоторым вопросам. В двенадцать Алиса объявила себя феминисткой и начала намекать Вадиму, что мама была не так уж не права, бросив его. Потому что он андроцентрист, сексист, женоненавистник и тиран. К тому же, скуп, бессердечен и упрям. А ещё — социопат. Хотя это слово куда больше подходит девочке подростку, все друзья которой — в интернете, исключая хомяка и золотую рыбку. Алиса заметно увлекалась языками и естественными науками и даже победила в школьной олимпиаде по биологии, но чуралась одноклассников, а на каникулах переходила на ночной образ жизни, без конца общаясь по интернету с людьми, живущими на другом конце света. Вадим как-то пытался подслушать эти разговоры, но его английского хватило, только чтобы понять: речь не идёт ни о наркотиках, ни о проституции. И на том спасибо. Не так давно — наверное, пару месяцев назад — Лариса снова побеспокоила его звонком. Она смиренно просила разрешения общаться с дочерью. Он ответил, что никогда не одобрит это, так как считает её влияние губительным для девочки, но понимал: по-настоящему помешать бывшей жене он не в силах. Если отнять у Алисы телефон и ноутбук и приставить к ней охрану, станет только хуже. Вот почему Вадим решил действовать с другой стороны… Глава 8 Между нами девочками Глава 8. Между нами девочками Лидия и Алиса присели на лавочку во дворе здания, где находился балетный класс. На ту самую лавочку, где они познакомились. Примерно месяц назад Это был прохладный апрельский вечер, но Алиса бродила по улице, едва накинув ветровку, не чувствуя, что замёрзла. Вообще ничего не чувствуя, кроме всепоглощающей тоски. Она брела в противоположную от дома сторону, пока не доплелась до конца улицы, и тогда свернула в проулок. Из двора как раз выезжала машина — ворота открылись, и Алиса проскользнула внутрь. Дошла до детской площадки, упала на скамейку и разревелась. А всё из-за ерунды. Просто сегодня утром она узнала, что заняла первое место в школьной олимпиаде по биологии, и на эмоциях ей показалось, что её отец — этот бесчувственный чурбан — обрадуется. Она отправила ему лаконичное сообщение: «Я победила» И долго, очень долго, бесконечно долго ждала вопроса: «В чём?» Но проходил час, другой, третий — а отец не отвечал. Причём в его статусе каждый раз значилось: «был в сети 15 минут назад», «был в сети 5 минут назад» — и тому подобное. Но прочитать сообщение от дочери, которая пишет тебе раз в год — зачем? А вдруг тогда она станет писать чаще? Это так утомительно… В общем, Алиса проплакалась за те пару лет, которые не позволяла своим слёзным протокам промываться, и ещё на годик-другой вперёд. Потому что мужчины не плачут, а женщины ничуть не слабее их. Она размазывала слёзы и сопли по рубашке и штанам до тех самых пор, когда кто-то тихо и благоуханно опустился рядом. Алисе даже грешным делом показалось, не отправил ли бог ангела, чтобы утешить её горе, хотя она не была верующей. Присевшая рядом с ней девушка действительно походила на неземное создание. — Привет, — сказала она нежно, поправляя складки на пышном платье и плаще. У неё были длинные волосы, собранные в свободную косу, а глаза… Алиса никогда не видела таких глаз. Они будто светились, и хотелось погреться у этого света, как у камина. Только теперь Алиса заметила, как она продрогла. Словно отвечая на её мысли, незнакомка протянула ей огромный пушистый палантин: — Вот, укройся, пожалуйста, мне невыносимо смотреть, как ты дрожишь. Алису и в самом деле трясло, как будто било током. Она с удовольствием завернулась в тёплый платок, пропитанный тонким, мягким, ласкающим ароматом. Это были не духи, а что-то более невесомое, еле уловимое, но хотелось вдыхать и вдыхать без конца. Желательно — дышать всю оставшуюся жизнь только этим запахом. — Я живу в этом доме, — вкрадчиво поведала девушка. — И работаю тоже. — Она махнула рукой. — Вон там, в балетном классе. Хочешь, я сделаю тебе чаю? У меня есть крендельки… правда, солёные. Она покопалась в объёмной тканой сумке и извлекла из неё пакетик с крошечными печеньками, завязанный в узелок, как у аккуратной старушки. Алиса покачала головой: — Я не голодна. Вообще-то она не ела с утра (а прошло уже часов семь), но с ней часто такое бывало, что целый день аппетит избегал её, как бешеное животное — воды. — А чаю? Чтобы согреться… Алиса нерешительно пожала плечами. — Не бойся, — улыбнулась незнакомка. — Пойдём в класс. Там у нас тоже есть чайник. Тебя как зовут? — Алиса. И я не боюсь. Можно и домой. Ей вдруг даже захотелось, чтобы произошло что-нибудь плохое (может, это выведет, наконец, чурбана из равновесия?), но она знала, что с этой девушкой ей ничего не угрожает. Они поднялись на шестой этаж, вошли в тесную однокомнатную квартиру. Там царил дикий хаос: всюду сумки с вещами, разные женские штучки, посуда, еда… На первый взгляд казалось, что хозяйка — патологическая неряха, но присмотревшись, становилось ясно: здесь не одна хозяйка, а несколько. Все они склонны к накоплению, и места для вещей банально не хватает. — Извини, — пробормотала ангелоподобная балерина, — я тут не одна живу, поэтому… Из-за двери в комнату как раз выглянула ещё одна девушка — рыжая и кудрявая — она весело улыбнулась и поприветствовала Алису: — У нас гости! Что ж ты не предупредила, Лид? Я бы хоть немного прибрала… Лида отмахнулась: — Это бесполезно. Пойдём на кухню, — это уже Алисе. Она не только заварила чай, но и погрела немного супа на плите. Разлила на две тарелки, нарезала хлеб. Суп был очень водянистым, но Алисе показалось, что ничего вкуснее она в жизни не пробовала. Лидия тоже быстро и жадно съела всё до последней ложки, а потом достала из шкафчика упаковку печенья. — Мне нельзя, — вздохнула она, — но ты — наслаждайся, пожалуйста. — Почему это тебе нельзя? — возмутилась Алиса, оглядывая идеальную фигуру новой знакомой. — Ты такая стройная…! — Я стройная, потому что ограничиваю себя в таких вещах. — Глупости! Съешь одну — ничего не будет. Так моя бабушка говорит. У Алисы пару лет назад случился приступ психоза по поводу фигуры, и Ангелина прочла ей курс лекций на тему правильного питания. Мол, можно всё, но понемножку. Алиса преодолела приступ, просто чтобы лекции прекратились. — Хорошая у тебя бабушка, — кивнула Лидия, откусывая крошечный кусочек от маленькой печеньки. — Контролёрша и сухарь! — безапелляционно выдала Алиса. — Хотя сын обошёл её по всем статьям, и на его фоне… — Ты про папу говоришь? — уточнила Лидия. — Угу. Алиса только сейчас подумала, что лучше было написать про олимпиаду Ангелине. Она хотя бы отвечает на сообщения… — Ты из-за этого плакала? — после деликатной паузы спросила Лидия. — Нет! Вот ещё! Перетопчется — плакать из-за него… — А из-за чего? Алиса попыталась выкашлять ком из горла, но он продолжал давить на слёзные протоки. Вот засада, чёртовы ящики Пандоры! — Просто… — пробормотала она дрогнувшим голосом. — Мне бы и в голову не пришло плакать из-за этого чурбана… — Тут ей удалось разозлиться, и голос пришёл в норму: — Если бы у меня был ещё один, нормальный отец… ну, или мать. — О… они разошлись? — Угу. — Я очень сожалею… Алиса опять разозлилась: — Не разошлись они. Она нас бросила. Бросила меня с этим… эмоциональным инвалидом. Нет, я всё понимаю, с таким жить — с ума сойдёшь, но я-то почему должна… Кран опять сорвало, и долбанные слёзы покатились градом. Лидия обняла Алису и долго-долго гладила её по голове каким-то волшебным способом. Ангелина тоже иногда утешала так, но её поглаживания были другими. Холодными и твёрдыми. А Лидия будто собирала всю тяжесть с Алисиной головы, и даже из груди, и ей становилось всё легче и легче… В отличие от бабушки, Лидия не говорила: «Не плачь, успокойся», — и Алиса плакала и плакала, пока слёзы не прекратились сами собой и она не почувствовала, что теперь точно больше не заплачет. Что в ней закончились боль и грусть. Она ещё немного поговорила с Лидией. Как ни странно, о балете. А потом позвонил Вадим и вызвал ей такси.