Что за чертовщина? Злата исчезла с общими деньгами? Это ее месть мне? Но в тайнике были не только мои деньги. Антон, Денис и я – мы дружим с детства, а Злата всем, как родная. Мы доверяли друг другу. Деньги собирались ради общей мечты. Они оплачены потом и кровью, даже смертью. Злата прекрасно об этом знает. Она не могла украсть – внушаю я себе. Она не воровка. Опускаюсь в кресло машиниста. Ребра ноют, в голове сумбур. Ох уж эти деньги, они так значимы в мирной жизни и совершенно бесполезны на войне. На передовой я о них не думал, для этого у нас был Шмель. После тяжелых боев и взятия Попасной всем «вагнеровцам» выписали премию. Досталось и нашему расчету. Мне вспоминается тот вечер. …Мы в окопе, готовимся к ночевке. Шмель курит, скрывая огонек в кулаке. Он выработал такую привычку, чтобы враг не заметил. Как говорится, береженого бог бережет. «Птички» с оптикой и по ночам работают. Командир батареи Тарантино сообщает мне по рации о премиальных. Я диктую суммы подразделению. Для меня это абстрактный цифры, а Шмель радуется: – Классно! Так я служить согласен. Он подсчитывает накопления на будущую автомойку, а Чех считает дни до окончания контракта. Один мечтает о максимуме, другой ждет минимума. Через несколько дней Чех звонит сестре: – Злата, нам премию отвалили. Ты деньги получила? – Привезли. Я обалдела! Шмель перехватывает трубку: – Злата, действуешь, как договаривались? Все бабки в тайнике, никому ни гу-гу? – Ну да. А что? – Золотце ты наше. – Как вы, мальчики? – Всё норм! Нациков к Бандере отправляем. И мышцы накачали. Мина шестнадцать кило, я таких в день десятками кидаю. Мне хочется оправдаться перед Златой, но как это сделать не представляю, и просто хвастаюсь. Говорю, как бы невзначай, в надежде, что девушка меня услышит: – Мне, как командиру, премия на тридцать процентов больше. Однако Шмель говорит громче: – Злата, к тебе Лупик не пристает? – Подкатывал. Сказала, что ты приедешь с автоматом. – Я минометом его автомойку накрою! С конкурентами только так. – Серьезно? – Все будет Ок! До встречи! Шмель заканчивает разговор и толкает меня в грудь. – Кит, что за жлобство. – Он передразнивает: – «Я командир. Мне больше». Все бабки общие! – Я просто хотел… – Если жмотство душит, так и скажи. Мы с Чехом без тебя бизнес поднимем. Да, Чех? – Кит, Шмель, – Чех напоминает о детском уговоре: – Один за всех, все за одного. – А Кит так не думает. – Проехали и забыли! – рявкаю я командирским голосом. Тогда в окопах предмет для ссоры казался пустяковым. Есть где-то деньги – и ладно. Нет – и пусть. Главное выжить… И вот я выжил, сижу в паровозе, который не ездит, на ящике-тайнике, в котором шаром покати, и чувствую себя ограбленным. Деньги вернули свою силу. 11 Обескураженный я покидаю наше тайное место и плетусь на привокзальную площадь. В голове тяжелый туман. Златы нет, денег нет, лучших друзей нет и не будет, и я не знаю, что делать. На меня с радостным визгом налетает девушка. – Никита! Вот ты где! Вглядываюсь. Это Маша Соболева. На ней жилетка магазина «Магнит». Выскочила из магазина и даже не переоделась. – А мне сказали, ты вернулся. И я сразу… Маша обхватывает меня и прижимается. Тут же отстраняется и стучит кулачками в грудь: – Зачем ты на войну поперся! Зачем, зачем, зачем? Сломанные ребра стонут под легкими ударами. Если бы не обезболивающее я бы взвыл, но не подаю вида. Надоело быть слабым. О чем она спросила? Про войну. – Я не мог не поехать. – Ничего другого моя голова не придумала. – Мы так решили с друзьями. – Почему мне не сказал? Не предупредил. – Быстро все получилось. – А если бы я попросила остаться, ты передумал? Я вглядываюсь в Машу и пытаюсь вспомнить, между нами что-то было? Она так радуется встрече, а я равнодушен. Наверное, не было, ведь Маша не Злата, и даже со Златой у меня получилось плохо. Это я помню, а лучше бы забыл. Качаю головой: – Нет, не передумал. – А твоя мама? – Мама есть мама. Она молилась и ждала. – А я… Я для тебя носки связала. – Какие еще носки? – Теплые, шерстяные. – Летом? – Я первый раз в руки спицы взяла. Не знала, как начать, вязала, распускала… Маша еще что-то лопочет, а на меня накатывает раздражение: кто она такая, чтобы перед ней оправдываться? – Дай телефон, – требую я. Маша протягивает трубку. Я нахожу в контактах имя Златы Солнцевой. Жму вызов. Вместо ответа техническая белиберда. Я злюсь: – У тебя неправильный номер. Набираю по цифрам телефонный номер из заявления в ЗАГС и опять слышу – «Абонент выключен или…». Маша видит, кому я звоню. Хмурится. – Злата сказала, что ты контужен и ничего не помнишь. – Я Контуженый, но помню, как звонил ей и сказал, что руки-ноги целы. Целы! А она наплела про протез!