– На первый вопрос сам ответил. А на второй – тайна покрытая мраком. – Злата, ты беременна? Пятый месяц? – Теперь и ты завелся. Пугает слово беременность? Еще есть слово аборт! – Ты сделала аборт? – Аборты делает акушер-гинеколог, а я проводница. – Кто он? Я его знаю? – Сплошные вопросы, как в викторине. Накидываю варианты: Шмель, Кит, святой дух. Кого бы ты выбрал? – Они? Он? Кто?? – Палец дрогнул, а получилось, как у меня в голове – два вопросительных знака. – Кто-то из них? Шмель или Кит? – «Какая разница». Это твои слова. – А твои – «если тебе все равно, то и мне»! – «Пони бегает по кругу и в уме круги считает» – не твои и не мои, но про нашу болтовню. – Злата, у меня уже ум за разум… – После паузы прямой вопрос Чеха: – Беременна или аборт? – А Кит и Шмель что бы выбрали для любимой девушки? – Любимой? Не слышал про таких. – Еще бы, дур мало… – Теперь уже паузу берет Злата и строчит: – А ты спроси. Если телка залетит, как они поступят? Только про меня не трепись. – Почему я? Сама спроси. – Мне поздно спрашивать. – Блин! Злата! Ты меня запутала! – злится Чех и, успокоившись, продолжает: – Лучше отвечу на первый вопрос: как у вас там? Проще, чем у тебя, сестренка. Потому что живем по приказу, и в голове не бывает вопроса: кто?? – Теперь будет. Слышишь, постукивает. Кто?? Кто??» На этом диалог обрывается. Чех посчитал, что это тема для рассказа, и сохранил его. А для моей больной головы это тема для раздумий. Беременность, аборт – про такое девушки не шутят. Шутливый тон Златы – это самозащита. На самом деле в ее душе клокочет вопрос – кто? Кто отец ее ребенка? Она ответила: «тайная покрытая мраком». Тайна для нас или для нее тоже? А может, в туманных словах доля истины. У меня со Златой случилось ночью в мрачном месте. Мрак отчаяния клубился в ее открытых глазах. И у Дениса с ней было там же во мраке вечера. В тот раз мрак источали мои глаза. Я хлопаю себя по лбу – приди в чувство! О каком отцовстве я рассуждаю. Беременности нет, Злата сделала аборт! Однако вопрос остался. Кто? Ей больно, и она хотела передать свою боль мне, подлецу. Или, наоборот, чтобы Денис узнал, что мог стать отцом. Злата мучилась и сомневалась. А вдруг, отец я? И избавилась от сомнений. 31 Я приезжаю в Дальск поздно. Мать ушла в ночную на хлебозавод, но в холодильнике, конечно же, есть ужин – только разогрей. Мама ждет меня в любое время. Я ем без аппетита и падаю в постель. За окнами мирный город – ни отдаленной канонады, ни выстрелов систем ПВО, ни шума вертолетов, уходящих на ночную охоту. Казалось бы, спи, как младенец, но мирного сна не получается. Только смыкаю веки, и в подсознании всплывает ужас роковой ночи. Сквозь туман памяти проясняются детали. В тот день был долгий бой, мы израсходовали все боеприпасы и смертельно устали. К ночи снабженцы подогнали машину с минами. Десятки тяжелых ящиков нужно было таскать за бруствер, распределить по окопу, а утром грузить обратно. В тот день наши штурмовые отряды оттеснили вэсэушников, с утра предстояла передислокация на новое место. В гибели расчета, в смерти лучших друзей виноват только я. Я, как командир, принял решение спрятать машину с боекомплектом между хатой, в которой мы расположились на ночлег, и раскидистой старой яблоней. Рассудил, что уже ночь, с беспилотника враги не заметят. В конце концов, они тоже выдохлись и падают с ног. Те счастливчики, кто еще на ногах. Но, как правильно сказано в хорошей песне: «А на войне не ровен час, а может мы, а может нас». Усталость не помешала противнику нам отомстить. Ребята спят, я выхожу помочиться. Не здесь же, не с порога. Отхожу в сторону за ствол дерева и – прилет точно по боекомплекту. Страшный взрыв! Деревенский домик в труху. Меня отбрасывает в окоп. Очнулся через восемь дней в больнице. Сейчас жуткая боль вспоминается, как детский порез. Боль в сердце гораздо хуже. Ну почему я пожалел бойцов и не заставил разгрузить мины. Мы бы выбились из сил, но выжили. Мне нет оправдания. Ошибся, смалодушничал, угробил друзей. Воспоминания продолжают терзать, однако подспудная мысль постепенно выдавливает мой позор на периферию сознания. А в центре полыхает главный вопрос – кто предатель? Без точных координат попасть с первого раза в грузовик невозможно. В этом Вепрь прав, предатель был рядом. Кто? Больная голова отключается, и я засыпаю. Меня будит аромат теплого хлеба и мамин голос: – Никита. Смотри, что в почтовом ящике нашла. Мать протягивает фотографию размером с открытку. Держу за уголок, приближаю к лицу. Сонные глаза моргают и покрываются влагой. На снимке три парня обнимают другу друга за плечи и одинаково лыбятся в камеру. Мирная жизнь. Парни счастливы и беспечны. Это еще не Чех, Шмель и Кит, а Антон Солнцев, Денис Шмелев и я, Никита Данилин. Нас снимала Злата на свой телефон и переслала удачный кадр каждому. Я никогда не видел этот снимок на картоне, но часто разглядывал на дисплее. – Ой! Там что-то написано. – Это голос мамы. Я поворачиваю карточку. На обороте надпись круглым почерком: «Сегодня вечером в нашем месте. З». Размеренный ход сердца срывается вскачь. З – значит Злата! Она вернулась. Она назначила встречу! И тут же щемящая боль – что с ней? Почему она исчезла и почему вернулась? Я пережевываю теплый хлеб, не чувствуя вкуса, и осознаю, что не могу ждать до вечера. Натягиваю одежду, сбегаю по лестнице во двор, спешу в другой подъезд и поднимаюсь на этаж Златы. На звонок в ее квартиру никто не открывает. Ее родители на работе. Отец в школе, а мать в детском саду. Детский садик совсем рядом, и я спешу туда. За забором воспитательница Анна Николаевна Солнцева контролирует игры малышей. Я машу рукой и зову: – Анна Николаевна! – Она подходит. Я выпаливаю: – Злата вернулась? Женщина с недоверием взирает на мой очумелый вид и качает головой: – Нет ее. – Где Злата? Вы что-то знаете? – Злата звонила. Работает проводницей. Получит отпуск – приедет, – нехотя сообщает женщина. Мне невтерпеж: – Когда? Сегодня? – Забудь ее, Контуженый. Анна Николаевна повторяет прощальный плевок Златы – забудь! И отворачивается, чтобы уйти. Мне жутко обидно. И я тараторю: – Это она так сказала? А Злата рассказала вам про свою беременность? Вот вы тут с чужими детишками играетесь, а могли бы нянчиться со своими внуками. Но этого не будет. Не из-за меня, а из-за вас! Вы не отговорили дочь от аборта! Анна Николаевна оборачивается на полушаге. Она заторможена, удивлена, растеряна, не знаю, как еще описать ее шоковое состояние. – Так вы не знали? Злата уехала, чтобы… Я не договариваю. Злата уехала, чтобы скрыть беременность. Или сделать аборт в другом городе. В нашем маленьком городке про такое разболтают. Главное, она уехала не от меня. Плохое – в прошлом. Злата дает мне шанс восстановить отношения. Поэтому и вернулась. Я достаю фотографию и перечитываю ее послание: «Сегодня вечером в нашем месте. З». Злата где-то рядом, а я обидел ее мать.