– Свободен, Данилин, – продолжает майор. – Пришло подтверждение от ЧВК «Вагнер». Боец с позывным Контуженый проходит реабилитацию. Мне возвращают документы и вещи. Мы с Аленой покидаем военную комендатуру. Уже ночь. Вдыхаю полной грудью свежий воздух, после спертого духа подвала это особое удовольствие. – Посчитали меня диверсантом, – объясняю Алене свой арест. – А меня пособницей диверсанта. – Почему? – Я последняя, кому ты звонил. За час до теракта. – Разобрались. – Разборок бы не было, если бы ты террористке не помогал. Зачем? Я пожимаю плечами: – Женщину ранили, я был рядом. – Не женщину, а террористку. И не ранили ее, а ликвидировали свои же. – Я рассказал, как было. Про женщину с рюкзаком, Михалыча и про «девятку» цвета «мокрый асфальт». – Тебе повезло, что комендатура быстро обнаружила «девятку». Диверсанта ликвидировали при задержании. При нем нашли оружие и устройство для активации бомбы. – Откуда ты знаешь? – Я своя, родилась здесь и выросла. Меня знают и доверяют. – Я тоже свой! Освобождал ЛНР, был ранен, лечился здесь. – Вот именно. – Что не так? – Майор в больницу звонил. Ему объяснили, что тяжелая контузия – это травма мозга. А мозг наша сущность. Ты мог стать другим человеком. – Диверсантом? – А разве ты остался прежним? Вздыхаю и честно сознаюсь: – Не совсем. – Поэтому тебя отдали на поруки благонадежной гражданке. – Сама вызвалась? – Не нравятся мои руки? – Я жрать хочу. – Еще услугу за тебя обещала. – Себя? Алене импонирует мой испуг: – Новые окна! Это дефицит. – Она открывает дверь военного УАЗа. – Садись, Никита. Я договорилась, нас довезут. Иначе патруль задержит. Мы дома у Алены, сидим напротив друг друга за столом на кухне. Я ем, она смотрит, подперев ладошками щеки. Только водку пригубила вместе со мной и не поморщилась. За окном тихо, а в моей голове вспышка той роковой ночи. Сжимаю виски, трясу головой: – Ребята не дожили. Сейчас бы порадовались. Особенно Днестр. Если Луганск с Донецком в России, то и до Приднестровья дело дойдет. – Никита, ты опять за свое. Сколько можно? – Я бы давно забыл, если бы всё помнил. Где был Русик в ту ночь? С нами или нет? Алена цепляется в мои руки, заглядывает в глаза: – Жизнь слишком коротка, чтобы подолгу копаться в прошлом. Так и будущее пройдет мимо. В этом она права, и я киваю: – Жизнь слишком коротка, особенно на войне. Алена отбрасывает мои руки. – Ну хорошо. Я узнала, как ранили Руслана Краско. Если тебе это поможет… – Как? – Говорят, он хотел приспособить квадрокоптер для сброса гранат. Придумал какой-то зацеп. – Да, точно! Русик экспериментировал, то одно попробует, то другое, чтобы сбрасывать по команде. Трудность в том, что граната на квадрике уже должна быть без чеки. – Вот он и попробовал. Неудачно. Граната упала ему под ноги, Руслан успел накрыть ее тяжелым бронежилетом, который ударил ему в лицо. Сломанный нос, неприятные раны на лице, зато теперь он далеко от войны и владеет востребованным бизнесом. – Значит, Русика не было с нами в последнюю ночь. – Это случилось на следующий утро. – Ему повезло. – Тебе тоже. И тогда, и сегодня, – напоминает Алена. Она убирает со стола грязную посуду, а я продолжаю выяснять: – Кто-нибудь из местных видел Руслана Краско? Он мог приехать домой и не зайти на завод. – Как? У него даже ключей нет. За квартирой присматривает наш завхоз. Странно. Руслан не приезжал в родной город, зато был в Дальске. Раненный в лицо встречался со Златой. После чего она исчезла. Могла испугаться моего возвращения, а могла и раненного незнакомца. В любом случае Злата что-то знает. На пустом столе остается бутылка водки и две стопки. Алена действует, как начальница. Она разливает водку и спрашивает: – Ты на всю жизнь теперь Контуженый? А какой ты в прошлом, Никита Данилин? Вопрос застает врасплох. Мог бы прежний Никита поставить на место Макса Лупика? Или дать отпор жадному таможеннику? Вряд ли. Я мотаю головой: – К больной голове я привык, и в прошлое не вернусь. – Война всех меняет. И баб тоже. За это и выпьем. Мы выпиваем. Алена гасит свет и тянет меня в спальню. Мягкая кровать, долгий поцелуй. Она раздевает меня и переходит к ласкам. Она обворожительна и настойчива. Мое тело в ее власти, чего не скажешь о мозге. Дом Алены рядом с железной дорогой. За окном стучат колеса тяжелого состава, под покровом ночи в прифронтовой город прибывает товарняк. Знакомые звуки возвращают меня в родной Дальск, и мозг рисует картину. Старый паровоз, в будке я и Злата. Моя ревность, переходящая в злость, и насилие. Передо мной ее глаза, в голове отчаянный голос: нет, отвали! Я вздрагиваю и отшатываюсь. – Что с тобой? – это уже голос Алены. Я прислушиваюсь к себе и осознаю беспомощность: – Ничего не получится. – Сейчас или вообще? Я молчу. Алена грустно улыбается: – Со мной… Ты опять вспомнил ту, с которой не дошел до ЗАГСа?