– Поставьте меня переводить, у вас слабый переводчик, медленно реагирует. – Да какая разница – медленно, быстро! – отмахнулся Колесников. Его не оставляло чувство вины за гибель китайского парня. – Вот представь себе, что идет воздушный бой, а команды тебе поступают через переводчика. Много ты навоюешь? Надо прежде всего курсантов обучать русскому языку, а уж потом летному ремеслу. Но руководство решило иначе. Буквально на следующий день были внесены изменения в программу подготовки пилотов. Летных инструкторов заставили изучать китайский, но не как раньше, а по полной программе. Офицеры утешались тем, что хоть китайское письмо изучать не надо. Т р у м э н: Мы должны исходить из реалий, а не ваших ничем не подкрепленных амбиций. Вот Сталин исходит из реалий. Когда стало понятно, что в результате нашего вмешательства в эту войну армия Северной Кореи не возьмет Пусан, что она ослаблена и у нее не обеспечены тылы, дядюшка Джо рекомендовал Ким Ир Сену отступить к 38-й параллели, укрепиться, а там видно будет. Хотя он очень хотел, чтобы Корея стала полностью коммунистической. Мы бы тоже хотели ее полностью взять под свой контроль, но не каждое желание исполнимо. Я же рекомендовал вам выставить их за 38-ю параллель, а потом заключить договор на выгодных для нас условиях, опираясь на ялтинские договоренности Сталина и Рузвельта, но при этом выдвинуть дополнительные условия. И на них бы согласились. А это были бы очень хорошие условия. Для нас хорошие. М а к а р т у р: Но это оказало бы разрушительное воздействие на моральный дух армии Республики Корея и поощрило бы агрессивные действия коммунистов во всем мире. Т р у м э н: Уж пусть лучше будет разрушен дух армии, чем сама армия. И не надо из себя делать борца против коммунизма во всем мире, это привилегия болтунов из Конгресса. Вы командуете войсками ООН, и перед вами стоит конкретная задача, а именно извлечь из этого конфликта максимальную выгоду для США. Надо было вовремя остановиться, а вы без оглядки бросились на Пхеньян, как бизон на кирпичную стену. И что в результате? В войну вмешался Китай, ввел свои войска, назвав их добровольцами. Интересные, надо признать, добровольцы с русскими танками и «катюшами», которые своими партизанскими действиями множат количество гробов. И – американских, а не корейских. М а к а р т у р: Китай не столь большая проблема. Нужно установить морскую блокаду, уничтожить промышленные мощности бомбардировкой с воздуха и с моря, использовать гоминьдановцев в качестве подкрепления в Корее, снять ограничения на поддержку Чан Кайши, чтобы он мог открыть второй фронт. Вот и все. Т р у м э н: Мне понятна ваша концепция, которая подлежит обсуждению в узком кругу. Но вы ведь высказали все это публично, вызвав истерики в прессе и завывания в Сенате. Почему вы не согласовали ваши заявления с администрацией и лично со мной, как с главнокомандующим? Чан Кайши вряд ли рискнет высунуться из своей норы на Формозе, несмотря на все наши призывы и обещания помочь. Ему бы там удержаться. Что же насчет бомбежки… А русская авиация вам позволит бомбить, что попало? Вот зачем вы устроили эту дешевую провокацию, зачем было будить спящего медведя? М а к а р т у р: Вы имеете в виду аэродром на Сухой Речке? Т р у м э н: Именно так. М а к а р т у р: Ну, мы же принесли извинения, сказали, что ошиблись, обещали компенсацию. Т р у м э н: Да только Сталин в это не поверил, и теперь русские самолеты сбивают наши. А если они еще сухопутные войска введут в дополнение к китайским? М а к а р т у р: У нас хватит сил и решимости, чтобы разобраться и с теми и с этими. Т р у м э н: Гитлер тоже так думал. Хотите повторить его судьбу? М а к а р т у р: У меня есть своя судьба. Необходимо принять более радикальные меры для нейтрализации действий китайской армии, сжечь там все напалмом, создав выжженную пустыню до 38-й параллели, затруднить им передвижение и отрезать пути снабжения. Мы можем применить и ядерное оружие. Японцам этого хватило. Нужно всего двадцать пять ядерных бомб типа «Малыш», чтобы окончательно решить корейский вопрос. Т р у м э н: У японцев атомной бомбы не было, а у русских есть. Русские самолеты до Нью-Йорка не долетят, а вот до Лондона запросто. И до Фриско тоже, если взлетать будут во Владивостоке. Это грозит началом третьей мировой с непредсказуемыми последствиями. Нужно сворачивать эту корейскую лавочку, убедить Ким Ир Сена и Ли Сын Мана подписать мировую и выторговать для нас максимальные выгоды. Да только трудно будет их убедить, что нам, что русским – они как два бойцовых петуха. Подумайте об этом, генерал. Серьезно подумайте. Здесь не коррида, а вы не обезумевший бык, здесь политика. Перейти красную черту несложно, сложно обратно вернуться. Разговор президента США Гарри Трумэна с командующим войсками ООН генералом Макартуром. Колесникова вызвал к себе командир дивизии и сообщил, что в Шанхае состоится совещание по обмену опытом и вместе с ним, с Колесниковым, полетят еще два офицера. – Будут присутствовать представители всех частей авиакорпуса. В нашей дивизии накопился достаточный опыт боевых столкновений с американцами, и вы, товарищ капитан, должны поделиться им с вновь прибывшими советскими и китайскими товарищами. Вылетаете завтра, в 7.00. Личное оружие иметь при себе. Форма одежды – китайская. Рекомендую повесить боевые награды. Чтоб различали. Вы там пробудете два дня, максимум три. Кого оставляете вместо себя? – Старшего лейтенанта Лопатникова. – Добро. У меня все, свободны. Следуя рекомендациям начальства, Колесников прицепил на грудь две свои основные награды – орден Боевого Красного Знамени и орден Красной Звезды. В Шанхай летели транспортником «Як-8», приземлились на военном аэродроме. Поселили их в городской гостинице без названия, находящейся под охраной, видимо, специально приспособленной для подобных мероприятий. Здесь же имелся зал на сотню мест. Бросив вещи и приведя в порядок внешний вид, Колесников спустился в зал. Там еще толком не расселись, люди стояли в широких проходах и разговаривали. Среди присутствующих были и китайцы, но все говорили по-русски. Вскоре появился некто в звании майора, видимо, распорядитель, и призвал присутствующих занять свободные места и соблюдать тишину. Сначала выступил генерал из штаба корпуса. Он обрисовал общую обстановку на Корейском фронте, уделив особое внимание задачам авиакорпуса в ближайшей и среднесрочной перспективах. В особенности Колесникова заинтересовала информация о введении в состав американской авиационной группировки нескольких истребителей «Ф-86», так называемых «Сейбров». Пока немного, но лиха беда начало. Своими характеристиками «Сейбры» если не превосходили, то, во всяком случае, уравнивались с «МиГ-15». Свой доклад генерал закончил следующими словами: – В связи с пересечением американскими и южнокорейскими войсками 38-й параллели и приближением их к границе с Китаем, а также провокационными действиями со стороны американских ВВС, советское руководство приняло решение не ограничиваться защитой коммуникаций Корейской Народно-Демократической Республики, граничащих с КНР, а распространить военные действия, если понадобится, по всей территории КНДР вплоть до 38-й параллели. Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! Потом был объявлен перерыв. После перерыва должна была начаться работа по секциям в соответствии с заранее разработанным планом. Участники мероприятия вышли в просторный холл, где им было разрешено курить. Неожиданно Колесников увидел Ивана Кожедуба, своего бывшего командира эскадрильи. Он стоял в окружении группы офицеров и что-то обсуждал. Кожедуб отпускал редкие реплики, в основном молчал, и лишь улыбался уголками губ и поглядывал на своих собеседников детскими, наивными глазами. В ходе боев Павел хорошо изучил своего командира эскадрильи. Вся его кажущаяся неторопливость и вальяжность в словах и действиях моментально менялась, если дело касалось непосредственно службы. Когда он садился в самолет, то превращался в боевую машину, безжалостного демона, бил врагов нещадно, азартно, порой излишне рисковал, но судьба его хранила. «Полковник, трижды герой, командир дивизии… Теперь к нему просто так не подъедешь. Подойти, поздороваться?» – подумал Павел. Он на некоторое время отвлекся, рассматривая красочную роспись на стенах холла, и не сразу заметил, как полковник Кожедуб двинулся в его сторону. – Паша, и ты здесь? – Иван Никитович потряс Колесникова за плечи. – Вот неожиданная встреча! Все еще капитан? Несправедливо. – Биография у меня не подходит для майора, а уж для полковника тем более, – сказал Колесников, опустив глаза. – Да ладно тебе прибедняться, Паша! Это дело поправимое, все в наших руках. – Кожедуб ненадолго задумался. – Слушай, я тут сейчас закончу с товарищами, а потом мы вместе пообедаем. Подожди меня у выхода, в 14.00. Кожедуб неторопливо развернулся и направился к оставленной им группе офицеров. Ждать Павлу долго не пришлось – Иван Никитович был, как всегда, точен. Ровно в назначенное время он вышел из гостиницы в сопровождении молодого китайца. – Он с нами пойдет, а то еду заказать не сможем. Ты умеешь по-китайски? – Кожедуб ничуть не шутил. – Немного умею, на курсах занимаюсь, – ответил Павел. – Но до заказов в ресторане еще не дорос, так, на уровне: «лечь, встать, руки вверх». – Так это самое главное! – Иван Никитович улыбнулся. – Помнишь, как нас учили по-немецки: «хенде хох», «шнель». Не для ресторанов готовили. Сделав заказ, китаец перешел в вестибюль в ожидании, пока советские офицеры пообедают. Видимо, это входило в его обязанности. – Ну, давай рассказывай, Паша, как жил, как служил? Не женился еще? – поинтересовался Кожедуб. – Жениться не сподобился. Но попытки были. – Колесников кисло усмехнулся. – Попытка – не пытка. Ты это лучше знаешь. – Кожедуб внимательно посмотрел на Павла. – Ты уже успел повоевать? – Да, двоих срезал, но засчитали только одного. Другой ушел в сторону моря, но, думаю, что недалеко. Один раз меня подбили, но я дотянул. А с американцами пока так себе, игрушки в войну, если вспомнить, что у нас с немцами было. – Ничего. Скоро тут такая заваруха начнется, что только лови удачу за хвост. А меня сорвали из отпуска, даже с женой не позволили попрощаться, дали дивизию. Когда после войны меня повысили и перевели в Московский округ, я хотел тебя сразу забрать с собой, но тогда возможности такой не было, а потом завертелся, закрутился по службе. А сейчас такая возможность есть. Ты ведь знаешь, кто мной недавно командовал? – В курсе. – Так переходи ко мне. Я думаю, что Василий Иосифович мне в этом поможет, – с уверенностью в голосе проговорил Кожедуб. Колесников ничуть не сомневался, что с сыном вождя вряд ли кто рискнет бодаться. Но у него была другая причина для несогласия. «Бросить ребят, с которыми уже сработался? Нет, так не годится». – Вместе со всей эскадрильей. Иначе никак, – резюмировал Колесников. – Вместе с эскадрильей. Без сомнения, – успокоил его Кожедуб. – Я бы на твоем месте тоже на этом настаивал. Ну как? – Пока не знаю. – Павел пожал плечами. Кожедуб вынул из кармана блокнот, карандаш, что-то написал и, вырвав листок, передал его Колесникову. – Вот возьми. Поможет, если что. Павел прочитал записку: «Прошу оказать содействие для связи со мной. Командир 324-й авиационной истребительной дивизии, полковник Кожедуб». Далее были прописаны телефонные коды и стояла размашистая подпись. – Спасибо, Иван Никитович. Я подумаю, посоветуюсь с товарищами. – Подумай-подумай. Мне такие кадры нужны, и у меня есть полномочия их требовать. Ну, все, давай обедать – вон официант идет. Офицерам не воспрещалось выходить за пределы гостиницы, но рекомендовалось гулять не по одному, а группой. Время возвращения – 23.00. «Рекомендация – не приказ, и оружие при себе. Как-нибудь обойдусь без попутчиков». Слегка перекусив, Павел отправился изучать Шанхай, впитывать в себя разномастье улиц и площадей восточного города. Три молоденькие, гладко причесанные девушки сидели на плетеном диванчике возле продуктовой лавки и с удовольствием поедали мороженое из вазочек. Они с интересом и некоторым опасением посмотрели на молодого мужчину в китайской военной форме, с пистолетом в кобуре и советскими орденами на груди. – Смело думай, смело действуй! – гаркнул по-китайски Колесников расхожий коммунистический лозунг, которому его научила Мэй Лань, и весело подмигнул китаянкам. Девушки рассмеялись. Одна из них махнула рукой. – Русский, вперед, ура! «Распознали», – подумал Павел. Он брел по одной из торговых улиц города, с интересом оглядываясь по сторонам. Дома в основном стояли двухэтажные, с облупленной штукатуркой, но попадались и особняки или даже дворцы незнакомой архитектуры с растущими на крышах деревьями. Мимо, грохоча, проехал трамвай, исписанный рекламными призывами. Стены домов тоже были увешаны рекламой всех мастей. «Лучше бы отремонтировали», – прикинул Колесников.