Мэй улыбнулась с нескрываемым уважением. – А что ты смеешься? По тем же правилам саньда ты теперь принадлежишь мне. Ты – мой приз, и я готов им воспользоваться. – А зачем было ради этого драться? Все можно было разрешить мирным путем. Мэй вновь усмехнулась. Колесникова аж передернуло от такого ответа. – А как ты узнала? Этот очкарик рассказал? – Этого очкарика зовут Ганг, он обязан был рассказать в поселке о результатах поединка, для этого он там и находился в качестве наблюдателя. Для меня это благо – меньше приставать будут. А то развелось… – Мэй на несколько секунд замолчала, потом неожиданно предложила: – А ну-ка задери куртку. И рубашку с майкой тоже. Колесников непонимающе пожал плечами и выполнил просьбу своей спутницы. Девушка внимательно посмотрела на два огромных синяка в районе груди и со вздохом сказала: – Бедненький. Досталось тебе. И немудрено. Ксен Лю лучший боец в поселке, а ты ему руку сломал. Кстати, он трактористом работает. – Медицинский осмотр закончен, можно одеваться? Павел любил устраивать подобные пикировки с Мэй – это было их общей забавой. – Закончен, – резюмировала девушка нарочито серьезным тоном. – Срочно требуется лечение. – И в чем оно заключается? – Тебе нужен массаж. Только не тайский, а китайский. У меня родственник – народный лекарь. Живет в поселке. Пойдем к нему прямо сейчас, – настойчиво заявила Мэй. – Слышал я про этого лекаря. Колесников хотел было отказаться, но вовремя понял, что это приглашение к чему-то более интересному. «Может быть, я не прав, но эта версия наиболее логичная. Какой еще к дьяволу массаж!» – подумал он и согласно кивнул. Когда они вышли за КПП, с моря показались мохнатые тучи, закапал дождь. На счастье, следом из ворот выехал тентованный грузовичок. Колесников махнул рукой: – Куда направляетесь? – спросил он высунувшегося из кабины старшину. – В поселок, за кукурузой. Подкинуть? – Давай. Павел запрыгнул в кузов и втянул туда за руку Мэй. Дом родственника стоял на отшибе. Их встретил лысый дедок с узенькой бороденкой, напоминающий китайского философа, и провел внутрь жилища. Павел осмотрелся. «Обычная комната. А где же пучки трав, склянки со снадобьями, полки с древними книгами? Да и сам он не похож на народного целителя? Моя гипотеза наполняется реальным смыслом!» Дедок моментально куда-то скрылся, и они остались вдвоем с девушкой. – Массаж мы будем делать в спальне. – Мэй указала на боковую дверь. – Иди туда, раздевайся и ложись. А я сейчас. Когда Павел вошел в спальню, он увидел широченную кровать, застланную скользким атласным покрывалом, прикроватную тумбочку с лампой под матерчатым абажуром и два плетеных кресла. Сквозь задернутые шторы проникал красноватый свет, создающий сокровенно-исповедальную атмосферу. Он разделся до трусов, плюхнулся ничком на кровать и застыл в нетерпеливом ожидании. Скрипнула дверь, в комнату кто-то зашел. «Дедок, что ли, пришел массаж делать?» – подумал Павел и повернул голову. Это был не дедок, а запахнутая в цветастый халат Мэй Лань с распущенными по плечам черными волосами. – А где твой родственник? Трусы снимать? Ему стало смешно. Он понял, как нелепо сейчас выглядит. Но этого не поняла Мэй. Она резко подскочила к кровати, стала трясти его за плечи и заговорила срывающимся голосом, обзывая его обидными словами, смысл которых, кроме прямых оскорблений, сводился к вопросу: сколько же капитан Колесников собирается над ней издеваться и делать из нее идиотку, которая связалась с бездушным бревном? Такой обычно уравновешенную, слегка ироничную Мэй Лань он и представить себе не мог. Павел вскочил, привлек девушку к себе, повалил ее на кровать и начал раздевать. Рассеянный свет освещал ее плотно сжатые веки и полураскрытые губы. Чтобы справиться с пуговицами, застежками и резинками, Павлу приходилось прикладывать немалую сноровку, как будто перевязываешь раненого, лежащего в беспамятстве. Она ему не помогала и не мешала, а просто молча лежала. Он овладел ей бурно и страстно, потом услышал ее несдерживаемый, переходящий в низкий стон вскрик и застонал сам. Они лежали рядом, разжав объятия, опустошенные и счастливые. Павел подумал, что после подобных неожиданных эксцессов со случайными женщинами не поймешь, чего сейчас больше в душе – радости, облегчения или странной неловкости, когда она и ты одеваетесь, не глядя друг на друга, и, уже одевшись, прячете взгляды, мучительно молчите и думаете, как быть. Сделать вид, что ничего такого не было и распрощаться безвозвратно или… Все туманно и неопределенно. Нет, здесь все было искренне, легко и раскованно. Мэй встала, раздернула шторы, вновь легла рядом и, прижавшись к нему щекой, начала шептать всякую ерунду. Потом успокоилась и сказала привычным для него ироничным тоном: – Ты меня прости за грубость. Павел хмыкнул: – Наоборот, я должен тебя благодарить – вразумила неразумного. Ну, ты была хороша, прямо-таки катализатор бурного процесса. Ты меня правда любишь? – Правда. Как никого раньше, – проникновенно прошептала девушка и тут же рассмеялась: – Ведь ты похож на моего отца, которого я ни разу не видела. «М-да, – подумал Павел. – Это в постели она такая нежная и податливая, а в жизни ей палец в рот не клади – откусит вместе с рукой. Но любовь зла, а я ее люблю». Старик на самом деле оказался опытным врачевателем, особенно в части изготовления снадобий против укусов местных гадов и кожных болезней. Колесников отнес несколько склянок с лечебными жидкостями в санчасть, они оказались весьма эффективными. Начальник санчасти попросил Павла наладить взаимовыгодный обмен с целителем, на что тот немедленно согласился, но с условием, что его будет сопровождать в качестве посредника Мэй, мол, без нее старик ничего не даст. Доктор понимающе улыбнулся, но условие принял, сказав, что все согласует с руководством. При этом выделил «Студебеккер», приписанный к санчасти, для доставки деду мясных консервов и прочих хозяйственных мелочей для обмена. Машина довозила влюбленную парочку до поселка и забирала обратно часа через три-четыре, якобы необходимые для изготовления снадобий. Когда Колесников выбрался из кабины самолета и спустился по штормтрапу, вместо Хэн Суна его встретили молодой лейтенант и сержант из соседнего полка. Павел не был с ними знаком, но мельком видел на общих дивизионных мероприятиях. Кобуры у них были расстегнуты. Инстинктивно, сам не зная, зачем, Колесников небрежным движением тоже расстегнул кобуру. – Товарищ капитан, по приказу начальника особого отдела вы арестованы. Предлагаю пройти с нами, – дрожащим от волнения голосом объявил лейтенант и взялся за рукоятку пистолета. Колесников, в силу жизненных обстоятельств, хорошо изучил Уголовный кодекс, включая раздел для военных, а также воинские уставы и другие юридические документы. – Я подчиняюсь командиру полка, а не особому отделу, тем более приказам, который отдает командир лично или в письменном виде. – С командиром полка все согласовано, – сказал лейтенант. – Командир полка со вчерашнего дня находится во Владивостоке, в служебной командировке. Вы свободны. – Вы не имеете права… Лейтенант потянул из кобуры пистолет. Но так и не успел ни закончить фразу, ни выхватить оружие, потому что получил кулаком в кадык. Он схватился за горло и осел на землю. Сержант был вооружен карабином Симонова, который неожиданно оказался в руках у Колесникова, а его бывший владелец вскрикнул от удара прикладом в область солнечного сплетения и согнулся, как басовый ключ. – Я оказал сопротивление при попытке незаконного задержания неустановленными лицами. Ты даже не представился, – спокойным голосом пояснил Колесников, глядя на тяжело дышащего лейтенанта. Тот опять дернулся к пистолету, но, получив каблуком в лоб, успокоился и упал в бессознательном состоянии на землю. Павел забрал у него пистолет, сунул его в карман брюк, из карабина вытащил обойму и положил ее в другой карман. Подбежал Хэн Сун. – Я все видел, командир. Чудеса какие-то! – Вот и хорошо. Видел, что не представились, видел, как пытались применить оружие и получили законный отпор. – Колесников бросил взгляд на незадачливых конвоиров. – Понял, командир. Доложу, как нужно, если спросят. Лейтенант внезапно очухался и затряс головой. – А тебя, салагу, самого как минимум посадят на губу за утерю личного оружия, – проговорил с усмешкой Павел, обратившись к лейтенанту, и, не оглядываясь, двинулся в направлении жилого сектора. Он ничего не боялся, потому что был прав, вот только не понимал причин, по которым к нему прицепился особый отдел. Придя в гостиницу, Павел сдал трофеи, пистолет и обойму, дежурному офицеру и, расписавшись в журнале, отправился к себе в комнату. Умывшись и переодевшись в спортивный костюм, он сунул кипятильник в банку с водой и разлегся на кровати. В дверь постучали. «Опять эти, что ли…», – подумал Колесников, принял сидячее положение и крикнул: – Входите, не заперто. В комнату вошел лейтенант Мишин. – Паша, Мэй арестовали. Непонятно, по какой причине. Он замолчал, в ожидании реакции Колесникова. Тот не стал разыгрывать мелодраматических сцен, спокойно произнес, медленно проговаривая слова: – Меня тоже пытались. Но не смогли. – И что ты собираешься делать? – спросил Мишин. – Да ничего я не буду делать, – мрачно проговорил Колесников. – Ждать у моря погоды буду. Эти скоро опять заявятся с правильными бумагами, когда дождутся командира, или красноперых привлекут, чтобы задержали до выяснения. Но, скорее всего, первое. Командир вернется завтра, так что спи спокойно, дорогой товарищ, до завтрашнего утра. Павел оказался прав: в этот день его никто не беспокоил, а арестовывать пришли на следующее утро. Заявилось трое, на этот раз свои особисты. Группу захвата возглавлял старший лейтенант Евстафьев, заместитель начальника особого отдела. С Колесниковым Евстафьев был хорошо знаком, несколько раз вместе выпивали, поэтому он извинительно пожал плечами и молча протянул Павлу рапорт начальника особого отдела Хамовникова с резолюцией командира полка: «Поместить на гауптвахту до выяснения обстоятельств». – Сдайте личное оружие, товарищ капитан.