Часть 20 из 34 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Колесников понял, что ему не отвертеться, что против лома нет приема, и дал согласие. Кожедуб открыл стенной шкаф и тут же, не стесняясь, быстро облачился в летную форму:
– Поехали!
«МиГи» стояли с уже разогретыми двигателями, когда Лопатникову сообщили об изменении в составе воздушного патруля. Он скорчил недовольную мину, но смирился с неизбежным.
Покружившись над мостами с вереницами грузовиков и оценив окружающую обстановку, Колесников было собрался возвращаться на базу, но в наушниках раздался голос Кожедуба:
– Давай дальше пролетим, до моря. Посмотрим, что там.
– Товарищ полковник, но это же запрещено, вы сами и запретили.
Колесников, конечно, выполнил бы приказ, кто запретил, тот и разрешит, но Кожедуб дал отбой:
– Слушаюсь и повинуюсь ведущему.
Это была шутка. Павел вздохнул с облегчением.
Неожиданно из-за горизонта появилось три самолета, по признакам – два «шутера» и бомбардировщик «В-29».
– Товарищ полковник, вы видите?
– Вижу. Летят бомбить мосты. Что прикажешь?
– Будем атаковать. Я возьму на себя «шутеры», а вы займитесь «крепостью».
– Понял, выполняю.
Чувствовалось, что полковнику нравилось не командовать боем, а подчиняться. Его обуяло злое веселье, азарт удачливого игрока.
«Комдив форму не потерял, не подкачает», – подумал Колесников и приготовился к атаке. Он не в первый раз участвовал в полетах вместе с Кожедубом.
Оба «шутера» попытались атаковать самолет Колесникова сверху со снижением на предельной скорости, но тот ушел из-под удара крутым боевым разворотом вверх и сам атаковал, поймав одного из противников в прицельную сетку. Пушечный залп сделал свое дело – американец завалился на левое крыло. Второй «шутер» попытался зайти Колесникову в хвост. Раздался голос Кожедуба:
– Добивай первого, я прикрою.
Заработал пулемет, и противник отвалил в сторону, уходя от огненной трассы.
«Иван Никитович с ним разберется».
Колесников догнал улетающего подранка и, подойдя на близкое расстояние, практически в упор расстрелял самолет противника. Тот задымился и резко пошел вниз. Мелькнул купол раскрывшегося парашюта.
«Этот готов. Возвращаемся».
Колесников сделал крутой разворот и мгновенно оценил обстановку. Кожедуб и американец попеременно атаковали друг друга, демонстрируя фигуры высшего пилотажа. Американец оказался крепким орешком. Бомбардировщик же развернулся и, уйдя вверх, пустил в дело свои нижние пулеметы.
– Иван Никитович, займись «крепостью», с этим я разберусь.
– Понял. Делаю, – раздалось в ответ.
Колесников ушел вниз, а потом, резко задрав нос своего «МиГа», выстрелил по пролетающему выше «шутеру». Тот задымился и стал удаляться вглубь Корейского полуострова. Павел не стал его преследовать, а подключился к Кожедубу. Но в этом уже не было необходимости. Полковник атаковал бомбардировщик с короткой дистанции и поджег ему двигатель. Еще очередь, и вражеский самолет взорвался в воздухе. Осколки ударили по «МиГу» Кожедуба, пробили несколько дыр в фонаре кабины, но самого полковника не задели.
– Иван Никитович, вы в порядке?
«Не приведи Господь!»
– Продырявили маленько, но не меня, а самолет. Сам жив-здоров, машина на ходу, хоть и дырявая. Возвращаемся?
Кожедуб чувствовал себя в небе, как рыба в воде.
– Возвращаемся.
И «МиГи» устремились на базу. Их провожало своими лучами весеннее полуденное солнце.
– Хорошая была охота, – сказал Кожедуб, когда они приземлись. На лице полковника сияла широкая улыбка. – Все сбитые самолеты на тебя запишем – на меня нельзя.
– Во Владивостоке организуют встречу работников прессы с представителями советских военнослужащих, скажем так, имеющих отношение к Корейскому конфликту. Событие небывалое, но тем не менее… Большая политика. Хотели меня привлечь, я отказался, но ведь кого-то надо! Вот вы и поедете, поговорите с журналистами.
Колесников и Полонский слушали комдива, раскрыв глаза от удивления: «Ничего себе заданьице!»
В победном угаре, сразу после окончания Великой Отечественной войны, Кожедуба согревало всеобщее внимание, он раздавал интервью направо и налево. Потом ему все это приелось, и он стал избегать назойливых газетчиков. Всему есть мера.
– Что вы на меня так смотрите? – В глазах комдива засверкали веселые искорки, но лицо оставалось серьезным. – Поедете. Вы ребята грамотные, язык подвешен, лишнего болтать не будете. Расскажете, что броня крепка и «МиГи» наши быстры, что мы боремся за демократию не меньше, чем американцы, да, помогаем вместе с Китаем Корейской Народной Республике, но выступаем против войны за мир во всем мире… и так далее. Сообразите. Сначала будет пресс-конференция – там активность не проявляйте, сидите морда кирпичом. А потом предполагается свободное общение с прессой – там уж никуда не денешься, придется говорить. Короче, все по делу, пить в меру, девками излишне не увлекаться.
Кожедуб бросил выразительный взгляд на Колесникова, и тот сразу понял, кому предназначена последняя фраза.
– А не проще было сюда этих корреспондентов пригласить? – внезапно встрепенулся Полонский. – И нам никуда ехать не надо. Дел по горло.
– Оно бы и можно, если осторожно, – сказал Кожедуб. – Но ведь там будут присутствовать не только советские корреспонденты, но и представители разных стран: Польши, Чехословакии и даже Франции. Только представь, как по территории нашей части бегают иностранцы с «лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом», у самолетов хвосты обнюхивают, в кабины заглядывают… Или француженку желаешь на истребителе покатать? – В голосе комдива сквозила смешливая издевка.
– Да я так, в качестве предложения, – смутился Полонский.
– Предложение отклоняется. – Кожедуб хлопнул ладонью по столу. – Вылет завтра в шесть ноль-ноль. Мероприятие продлится два дня. Еще вопросы есть? Вопросов нет. Свободны.
Они приземлились на военном аэродроме. Владивосток встретил их промозглой сыростью и стаями взбудораженных галок. Прямо возле трапа стояла «эмка» с водителем, которая и доставила их в гостиницу, где должно было состояться мероприятие. Офицеров поселили в одноместном номере с туалетом и душем.
– Благодать! – воскликнул Колесников, оценив предоставленные им апартаменты. – Давно индивидуальным туалетом не пользовался. – Отвык.
– А я и не привыкал, – хохотнул Полонский. – Детский дом, студенческая общага, казарма, офицерская гостиница, и везде туалет типа «коммен». – Буду пользоваться, пока дают.
Колесников присел на деревянную кровать с низкими спинками и попрыгал на пружинистом матрасе. Потом взглянул на часы.
– До начала час двадцать. Помыться успеем. Там даже мыло и полотенца имеются в количестве двух штук. Полотенца махровые. – Он бросил взгляд на дверь в туалет. – Облуживание экстра-класса!
– Успеем, – согласился Полонский. – Я первый.
Офицеры прибыли как раз к началу пресс-конференции. Актовый зал был почти полон, и они с трудом определились с местами. В президиуме сидели генерал, заместитель командира авиакорпуса, партийный функционер из местных и еще двое непонятных мужчин в штатском. Военных в зале было совсем немного, они разместились мелкими группами в окружении разномастных представителей прессы.
Генерал зачитал короткий доклад, потом посыпались вопросы из зала как на русском, так и на иностранных языках. Переводил общевойсковой капитан, сидящий с микрофоном рядом с президиумом. Он регулярно задерживался с переводом, видимо, пытаясь смягчить нелицеприятные заявления иностранных корреспондентов.
«Прямо полиглот», – оценил Колесников старания переводчика.
Наконец генерал закрыл пресс-конференцию, и публика разбрелась по залу и прилегающему к нему холлу. Случайных людей здесь не было и быть не могло – гостиница серьезно охранялась милицией.
К друзьям подошел корреспондент газеты «Известия» вместе с фотографом, вооруженным «лейкой», задал пару формальных вопросов, на которые у него наверняка имелись готовые ответы. Колесников не спеша ответил, фотограф сделал пару снимков, и на этом интервью закончилось.
Неожиданно к офицерам подскочила молодая, верткая, как ящерица, француженка в очках велосипедом и со вздыбленной прической. Она проявляла большую активность во время пресс-конференции, а ее стройные ноги, обтянутые розовыми брючками, магнитом притягивали взгляды мужчин. Обратилась она к Полонскому, видимо, внушавшему ей больше доверия, чем Колесников. Говорила девица на ломаном русском, но достаточно правильно выстраивала фразы.
– Как вы относитесь к заявлению генерала Макартура о применении ядерной бомбы против Китая?
– Долг платежом красен, – ответил Полонский с улыбкой сладострастного сатира. Его явно забавлял этот спектакль.
– Я не очень хорошо понимаю по-русски. Поясните.
Девица уставила на него свои круглые очки, явно с простыми стеклами, не предназначенными для улучшения зрения.
Пояснил Колесников:
– Как аукнется, так и откликнется.
Француженка понятливо закивала, хотя наверняка ничего не поняла, запутавшись в фигурах русского языка. Далее вопросы и ответы посыпались как горох из дырявого мешка.
– Собираются ли русские вводить свои войска в Корею?
– Там и китайцев хватит. Их много.
– Собираетесь ли вы бомбить Сайгон?
– Мы летаем только до 38-й параллели.
– Состоите ли вы в ВКП(б)? Я сама являюсь членом коммунистической партии Франции.
– Конечно. У нас все коммунисты.
Когда настырная француженка, наконец, оставила их в покое, Полонский предложил:
– А не пригласить ли нам эту девицу в ресторан поужинать? Может быть, у нее и подружка отыщется?