– Ну уж нет! – отмахнулся Колесников. – Я наелся досыта этими шпионскими играми. – И отрицательно замотал головой. Подкрепившись на фуршете, организованном для участников пресс-конференции, друзья вернулись к себе в номер. И тут Полонского понесло на откровенность, что он позволял себе лишь в компании Колесникова. В силу жизненных обстоятельств он не верил ни в Бога, ни в светлое будущее и в другие идеологические мифы. Но он любил свою страну, хотел жить в ней, защищать ее, вне зависимости от существующей власти. Лишь бы был справедливый порядок. – Вот эта француженка, она не больно-то довольна действиями американцев, – сказал Полонский, развалившись на кровати и закурив. – Коммунистка. Французы и немцы уже получали по сусалам, а американцы еще толком не получали – сидят там за океаном и прыгают на тех, кто послабее. Но получат в конце концов. Помнишь, в Древнем Риме правили «солдатские» императоры. Штук двенадцать их за пять лет сменилось. И каждый считал, что вот он-то уж точно займет престол окончательно и надолго. То же самое происходит последние три века у англичан, американцев, немцев и французов. Прочие малоактуальны. Лезут и лезут, сколько сил, сколько денег – и все коту под хвост. Не забивали бы себе голову всякой ерундой, жили бы, поживали и в ус не дули. Теперь вот в Корею залезли. – Так и мы тоже туда же, – сказал Колесников и, раздернув шторы, застыл у окна, наблюдая городской пейзаж. – И потом… Нам что, шестую часть света просто так подарили? Тоже ведь завоевали. – Да, только мы первыми не нападали. А лишние территории нам доставались в качестве приза для победителя, – возразил Полонский. – Их можно понять. Вон десятки миллионов японцев сидят на своих утлых островах, а хочется побольше, чтобы нефть, лес и золото. Колесников любил подобные интеллектуальные дискуссии, которые в последний период его жизни случались крайне редко. Полонский затушил папиросу и, дотянувшись до стакана с холодным чаем, сделал пару глотков. – Довольствуйся тем, что есть, коль не можешь расшириться мирным путем, чтобы к тебе самому захотели присоединиться. Вот японцы лезли то к нам, то в Китай. И что в итоге? Потеряли Курилы, Сахалин и в придачу атомные бомбы себе на голову получили. Теперь обслуживают американцев. Вот такой суверенитет. – Шут с ними, с японцами. А тебе не кажется, что на нашем фронте атмосфера накаляется? Как-то все зыбко, вот-вот сорвется и понесет. Пока это все детские игры в поддавки. Уж поверь мне. Мы с фашистами стенка на стенку сотнями самолетов сходились. Колесникова последнее время мучил этот вопрос, и он застыл в ожидании ответа. – Не кажется, а так и будет. – Полонский сладко зевнул и потянулся. – Ладно, давай поспим, а вечером в ресторан – надо же с пользой потратить денежное довольствие. Ресторанный зал выглядел солидно: деревянные столы с фигурными ножками, широкие кресла с резными спинками, хрустальная люстра и большие окна, задернутые плотными шторами. В углу, на небольшом возвышении, стоял рояль. Пианист пожилого возраста, облаченный во фрак, бегал пальцами по клавишам. Звучали классические мелодии, перемежаемые латиноамериканскими композициями, создающими праздничную атмосферу. После окончания конференции милицейскую охрану сняли, и зал заполнился разномастной публикой. Попадались знакомые лица, примелькавшиеся еще в конференц-зале. Внезапно Полонский разглядел француженку, сидящую в компании какого-то незнакомого лейтенанта – на мероприятии его не было. – А наша коммунистка уже нашла себе пару, – с оттенком зависти заметил Полонский. – Не завидуй, какие наши годы, – сказал Колесников. – А лейтенантик-то того, поплыл и, гляди, опять наливает. Толку-то от него… Официант принял заказ: бутылку «Столичной», гуляш и салат. – Превышаем «фронтовые» в два с половиной раза, – прокомментировал Полонский. Летчикам после полетов выдавали за ужином по сто граммов. Выпили, закусили, поговорили. Так бы все и закончилось, но возник непредвиденный инцидент, развернувший события в неожиданную сторону. Француженка внезапно встала из-за стола, выкрикнула что-то резкое по-французски и устремилась к выходу из ресторана. Лейтенант было дернулся за ней, но махнул рукой и залпом опустошил наполненную рюмку. Сидящая за соседним столом компания из четырех парней сильно возбудилась от увиденной сцены: они тыкали в лейтенанта пальцем, смеялись, а один из сидящих гаркнул на весь зал: – Такую девку упустил! Оловянный солдатик. Лейтенант встрепенулся, схватил полупустую бутылку и, пьяно размахнувшись, запустил ее в середину соседнего стола, разворотив блюда и забрызгав едой сидящих. Парням, судя по их немедленной реакции, это явно не понравилось: они встали, как по команде, и один из них, с разворота врезал лейтенанту по лицу тыльной стороной ладони. Лейтенант свалился со стула, попытался встать, но ему не позволили: нападавшие сгрудились вокруг бедолаги и начали методично месить его ногами, похрюкивая от усердия. – Ведь покалечат парня, а ему на службу, – вяло заметил Полонский. – Надо помочь. Колесников вскочил и бросился к дерущимся. За ним не торопясь последовал Полонский. Павел быстро вывел из строя одного из парней, заломив ему до хруста руку и затолкав под стол. Двое драчунов немедленно переключились на Колесникова, а третий, самый массивный, «бугай», как его машинально окрестил Полонский, двинулся на него неудержимым бульдозером. Саша не был драчуном и по жизни, ему все время удавалось избегать потасовок, а в университете он занимался стрельбой и метанием копья, а отнюдь не единоборствами. Но он был летчиком-истребителем, с мгновенной реакцией, рефлекторно отвечающим на возникшую опасность. Поэтому его рука машинально зацепила бутылку с ближайшего стола – делай раз, бутылка опустилась на макушку бугая – делай два. Тот с очумелым видом осел на пол. Три! Продолжив движение, Полонский ухватил сзади одного из противников Павла, скрутив ему руки, что позволило Колесникову немедленно отработать кулаком в переносицу, надолго выведя противника из строя. Четвертый решил не продолжать драку – задрал руки кверху, мол, сдаюсь. Кто-то успел вызвать милицию. Трое милиционеров не стали связываться с военными, а сразу переключились на побитых парней, собираясь забрать их в отделение. – Да не стоит, товарищ сержант, – обратился Павел к одному из милиционеров. – Мы можем помириться и спокойно продолжить отдыхать. – Вот и миритесь, – буркнул тот. – Не было печали с вами возиться. А мы посмотрим. Примирением занялся Колесников. Побитый лейтенант уже не был ни на что способен, он только пьяно мычал, лежа под столом. Подняли бугая, поднялись остальные, и Колесников поочередно пожал им руки. – Зачем же вы его так круто! – посетовал Павел. – Дали бы пару раз по сусалам для ума – ему бы хватило. – Да бес попутал! Милицейский наряд покинул ресторан, а компании объединились, заказали еще две бутылки водки и выпили за крепкую мужскую дружбу. Парни оказались рыбаками с сейнера, полгода ходили по морю, теперь сдали улов и праздновали удачное возвращение. Вскоре очнулся и лейтенант, его посадили за общий стол, но выпить не дали. – Ты чего так взбеленился? – спросил его Колесников. – Так они меня оскорбили, – проговорил лейтенант заплетающимся языком. – Все пропил, кроме чести, – констатировал Полонский, опорожнив рюмку и забросив в рот кусок ветчины. – А чем тебя оскорбили? – не унимался Колесников. – Ведь оловянный солдатик – это стойкий солдатик. Андерсена в детстве читал? Ладно, проехали. А что у тебя с француженкой произошло? – Да я хотел… А она не дала, – пояснил лейтенант. – Был бы потрезвее, так и дала бы – француженки они такие… – с серьезным видом проговорил Павел, едва сдерживая смех. А Полонский тут же подлил масла в огонь, разглядев эмблемы в петлицах лейтенанта, – чашу со змеей. – Хитрый, как змей, и выпить не дурак, – изрек он расхожую шутку про военных медиков. – Сам домой доберешься? – Доберусь, здесь недалеко. «М-да, на чеховского Ионыча он точно не тянет», – подумал Колесников, оценивая неуверенную походку бредущего к выходу лейтенанта. Когда они вернулись в свой номер, Полонский подвел итог дня: – А что, нормально прогулялись: дали интервью иностранке, выпили, подрались, помирились, еще выпили. Светская жизнь по-советски. В тот апрельский день их сорвали прямо с завтрака, объявив готовность номер один. Лопатников, отчаянно матерясь, пытался допить горячий чай, но не успел. Иноземцев, схватив на ходу булку с маком, побежал вслед за остальными на аэродром. Чуть позже туда прибыл Колесников, получив полетное задание от командира полка. Поднимали всю эскадрилью, что случалось не так часто, за исключением двух «МиГов», находящихся на ремонте. Пришла информация, что большая авиагруппа американцев, бомбардировщики «В-29» под прикрытием «Тандерджетов», направляется в район Синыйджу бомбить Аньдунский железнодорожный мост. Вскоре последовала команда: «Пуля, взлет», а следом «Ракета», взлет и сбор. Первыми поднялись в воздух звенья Полонского и Лопатникова, следом – звено Иноземцева вместе с Колесниковым. Погода стояла для полетов неблагоприятная: дул сильный юго-западный ветер, со стороны залива наползали тучи, грозившие дождем. Первым обнаружил группу неприятеля Лопатников. Л о п а т н и к о в: Вижу противника. Двенадцать «крепостей». Идут ромбами. «Тендеры» прикрывают. Их много, очень много. К о л е с н и к о в: В гущу не лезь. Отвлекай «тендеры» с фланга. Полонский на подлете, и мы близко. Вперед! П о л о н с к и й: Вижу их. Лопатников вытащил на себя восемь «тендеров». Атакую их сверху. К о л е с н и к о в: Давай! По возможности переключайся на «крепости». Вас вижу. Коля, атакуй «крепости». Я прикрываю хвосты. И н о з е м ц е в: Есть, командир! И закрутилась воздушная карусель! Атака звена Лопатникова была стремительной и неожиданной для противника, который попытался резким разворотом уйти в сторону, но на таких больших скоростях не успевал вовремя среагировать на опасность. Л о п а т н и к о в: Третий. Видишь справа пару? Я иду на ведущего, а ты бери ведомого. Как понял? Т р е т и й: Понял. Иду. Беру его сверху.