– Не имею такой возможности, – доложил Палий. – Почему? – Да не имею, и все! Когда он вернулся на базу, ничего особенного не произошло, никто его ни в чем не обвинил. Кожедуб пояснил, что таким способом решил проверить боевые качества старшего лейтенанта Палия и, если бы тот согласился идти на таран, приказ был бы немедленно отменен, мол, не бери в голову. «А если бы не отменил? Его, участника Великой Отечественной, таким образом проверять на вшивость! Непонятно, мутно и непонятно…» Эти неприятные воспоминания канули в прошлое, но быльем не заросли. Палий то и дело вспоминал этот досадный эпизод своей биографии. Впрочем, скоро стало не до воспоминаний. Подлетая к мосту, он заметил два «Сейбра», приближавшихся с противоположной стороны. «Тоже на разведку вылетели, – определил Палий. – Что ж, будем драться – здесь наша зона влияния, наша масть». – Прикрой меня сзади, сам не лезь, – скомандовал он ведомому и пошел в лобовую атаку. Казалось, что пошел, – сымитировал. Палий на прошлой войне научился многим хитростям воздушного боя, знал, как ввести противника в заблуждение и вынудить к невыгодным для него маневрам. Сблизившись с вражеским истребителем, он обозначил разворот в одну сторону, но, выдержав паузу, переложил самолет в другую и продолжил движение. Противник повелся, начал разворачиваться, а когда вышел из разворота, Палий оказался у него в хвосте. Но далековато для атаки. В момент расхождения «Сейбры» пошли вправо и вверх, ведомый одного отсек и завязал с ним бой. Палий немного протянул по горизонту и начал еще один правый разворот. Тоже ложный. Потом ушел влево и оказался сзади, выше и немного правее «Сейбра» на дистанции выстрела. «До него около ста метров. Сплошное мельтешение в прицеле! Прицельная марка все время оказывается выше, да еще отрицательная перегрузка вытягивает из кабины. Надо перевернуться, чтобы перегрузка прижимала к сиденью». Перевернулся. Однако противник оказался опытным пилотом и сделал то же самое. Но поздно – Палий наложил прицельную сетку на его фонарь и выстрелил из пушки. «Сейбр» резко накренился и устремился вниз. Второй самолет противника вышел из боя и устремился в сторону моря. – Не преследовать, – скомандовал Палий ведомому. – У нас более интересный клиент наметился. «И что с ним делать? Добивать, не добивать… Не добивать, а проследить, далеко он не уйдет. Похоже, я его сильно подцепил. Не добивать, а проследить, где он приземлится. Уходит в сторону Корейского залива. Пилот не катапультировался. Не добивать!» Именно такое решение принял старший лейтенант Палий. Перед каждым вылетом их инструктировали, что при малейшей возможности посадить самолет марки F-86 относительно целым нужно непременно ей воспользоваться. «Сейбр» проехался на брюхе по каменистому побережью, его развернуло, он закатился в море и остался там в подтопленном состоянии. Летчик остался жив и даже невредим – он быстро выскочил из кабины и побежал в сторону леса. Вертолета, который обычно подбирал американских пилотов, поблизости не наблюдалось. – «Сейбр» сел на вынужденную в зоне прилива, – доложил Палий. И завертелось колесо жизненной рулетки: кто удачливее, тот и выиграл, кто не успел, тот опоздал. Посыльный из штаба разбудил Колесникова среди ночи: – Товарищ капитан, вас вызывает командир дивизии. Он у себя в кабинете. Павел посмотрел на часы: «Два часа ночи. Что-то стряслось». Он быстро оделся, привел себя в порядок и побежал в сторону штаба. Кожедуба он застал в состоянии сильного возбуждения. Хотел доложить по форме, но комдив его остановил: – Отставить, не до формальностей. Садись и слушай. Кури, если хочешь. Павел присел, и обычно немногословный Кожедуб прочитал ему целую лекцию. – Нам недавно довели до сведения, что группа наших истребителей была атакована американскими самолетами нового типа. Командира звена подбили, но он катапультировался и остался жив. Ведомые провели короткий бой, но противник ретировался. Ты, вероятно, в курсе. Позднее выяснилось, что в Корею прибыли новые американские истребители «Ф-86» «Сейбр». Они не похожи ни на «шутов», ни на «крестов» – маневреннее, да и скоростенка повыше. Это противник серьезный, ничем не уступает нашим «МиГам». Кожедуб задумался. – Вы к чему это, Иван Никитович? – спросил Колесников, воспользовавшись возникшей паузой. – Мы уже с ними сталкивались, и не раз. Класс примерно такой же, как у нашего «МиГа». Где-то лучше, где-то хуже. Я прикинул… Мы уступаем этим «Сейбрам» в скоростях на средних и малых высотах, но превосходим на больших. Мы быстрее набираем высоту, а «Сейбры» лучше в пикировании. На виражах «Сейбр» – размазня. Вооружение там не хуже нашего, а, может быть, и получше. Но пушек, похоже, не имеется. Не разобрался пока точно. И еще… На больших скоростях трудно распознать, кто есть кто. Носы нам покрасить, что ли, или хвосты… Ну, вы же понимаете, товарищ полковник, что победа… – Да знаю все, что ты скажешь! – перебил его Кожедуб. – Победа в основном зависит от эффективной тактики ведения боя и умения пилотов. Но дело не в этом. Что где красить, мы разберемся потом – не для этого я поднял тебя среди ночи. Советские инженеры, а уж мы тем более, очень хотят взглянуть на «Сейбр» поближе. Но хотеть не вредно. Была такая возможность пару недель назад – их подбитый самолет сел на кукурузное поле. Наши хотели его вывезти, но не получилось – американцы вызвали свои истребители раньше и взорвали самолет вместе с пилотом. А те, что падают, превращаются в гору обгорелых обломков – толку от них никакого. Сюда в конце апреля по приказу Главкома была направлена группа ученых из НИИ ВВС, есть такой. Сидели эти головастики и ждали у моря погоды. Генерал Благовещенский пытался что-то сделать, типа, посадить «Сейбр» на китайский аэродром – такое ему было дано задание. Разбежались, фантазеры! Тренировались, выдвигались, а в результате одни потери, и – дупель пусто. Но… – Кожедуб поднял вверх указательный палец. – Короче, твой коллега Палий подбил «Сейбр» и вынудил его сесть на прибрежную полосу. Я сразу же доложил наверх. Такой шум поднялся! Приказано любыми путями вывезти «Сейбр» к нам. Из корпуса выслали сюда инженерного полковника Махнова руководить операцией и группу головастиков из НИИ к нему присоединили, а то засиделись без дела. Они уже в пути – прибудут с минуты на минуту. А обеспечить операцию должны мы. Вот так, кому-то в случае удачи плюшки сладкие с маком, а мы просто погулять вышли, а если что не так, то шомполом по мягкому месту именно нам достанется. Сюда же вызван специально сформированный взвод охраны во главе с капитаном Жигановым. Из десантников. Там собрали бойцов, нюхнувших пороха, все фронтовики. «Жиганов… А не тот ли это Жиган, с которым я выходил из окружения?» – подумал Колесников мимолетом, а Кожедуб тем временем продолжил раскладывать диспозицию: – Я тебя включил в экспертную группу от пилотного состава, но у тебя задача другая. Ты будешь там моими глазами и ушами, мало ли что напортачат, а ты все увидишь, зафиксируешь и доложишь в деталях. Залезай в каждую дырку и вникай в любую мелочь, чтобы там все до винтика собрали. Вполне вероятно, что американцы попытаются отбить или уничтожить самолет, там и южные корейцы недалеко, это за нынешней линией фронта, у них там база, так что смотри, поаккуратней, не подставляйся, если что – ведь заходим на вражескую территорию. Мы тоже подстрахуемся. Не исключено, что нужно будет вылететь. Вместо тебя кто остается? Лопатников? Иноземцев? Сам определишься и предупредишь, чтобы были готовы. Туда ходу несколько часов, как получится, а им пятнадцать минут лету. Заранее сдергивать не будем, но должны быть готовы в любой момент взлететь. Давай, Паша, я тебе полностью доверяю, не подведи, мы с тобой не первый год знакомы и пуд соли вместе съели. Возле ангаров уже формируют колонну. Давай туда. На асфальтированной площадке возле ангаров кипела бурная деятельность: загружались стоящие в ряд грузовики, подвозили ящики с оборудованием, бегали люди с тюками и контейнерами в руках, отдавались приказы, горели прожектора… Столпотворение, Вавилонская башня. Всем этим муравейником командовал полковник Махнов, за глаза прозванный Нестором. Он только что прилетел и сразу же включился в работу. Колесников подошел и представился. Тот в ответ коротко кивнул, не поворачиваясь, а лишь покосившись, мол, принял к сведению, и сразу же переключился на какого-то лейтенанта из тыловиков, распекая его за нерасторопность. Павел обратил внимание на группу бойцов в форме ВДВ. Они шли в колонну по двое, в их движениях чувствовалась сжатая пружина, готовая моментально распрямиться. Один из десантников бросил взгляд на Колесникова, и взгляд был какой-то безразличный, обтекающий – то ли на тебя смотрит, то ли куда-то поверх головы. «Волчара, – определил Павел. – Волчья стая». Он сразу же вычленял подобный тип людей именно по взгляду. С виду вялые, неспешные, а потом неожиданно – пуля в лоб или нож под лопатку. Строй вел офицер с капитанскими погонами. Павел присмотрелся, и у него вырвался непроизвольный крик: – Жиган! Капитан подал знак, чтобы группа продолжала движение, повернулся и непонимающе уставился на Колесникова. Потом расплылся в улыбке и быстрым шагом подошел к Павлу. – Летчик! Колесников! Ну, ты даешь! – Они начали трясти друг друга за плечи. – Ты чего тут торчишь, как лупень огородный? – Жиганов был искренне рад этой неожиданной встрече. – Так я в вашей команде. Будем вместе самолет американский уводить. – Да это же здорово! Подожди… Он повернулся в сторону ангаров. – Подожди, Паша, я сейчас. – Он указал на грузовой «Форд» с тентованным кузовом. – Вон наша машина подошла. Я сейчас быстренько распоряжусь, чтобы ребята начали погрузку, а потом поговорим. Они отошли за ангар и уселись на пустую бочку из-под солярки. Покурили, помолчали. – Чем тогда все закончилось, когда тебя НКВД прихватило? Вижу, что жив-здоров, – сказал Жиганов, потушив папиросу о каблук. – Осудили по статье «Подозрение в шпионаже» и впаяли пять лет лагерей. Правда, каким-то чудом реабилитировали. Воевал в составе эскадрильи Кожедуба. Сейчас это мой командир. – М-да… А Кожедуб – четкий вояка, тебе повезло. – Жиганов на некоторое время задумался. – А я в разведку ушел. Сначала воевал в составе разведвзвода, потом командовал этим разведвзводом, Берлин брал. После войны службу не бросил, ушел в десантуру. Я же профессиональный диверсант, меня задолго до войны с парашютом прыгать научили. – Он усмехнулся и покосился на Павла. – От моего взвода осталось всего четверо: кроме меня – Малыш, Гнедой и Тесленко. Они и сейчас здесь. А остальные… Кто погиб, кто демобилизовался по болезни, другие по собственной воле – нашли себе другое занятие. Сейчас я командую ротой ВДВ. Сюда лучших собрал – все войну прошли. Сказали, дело государственной важности. – Видел я твоих бойцов – волки. Думаешь, без стрельбы не обойдется? – Колесников вопросительно посмотрел на Жиганова. – Береженого Бог бережет. – Взгляд десантника посуровел. – Свой прошлый самолет американцы разбомбили, чтобы нам не достался. Небо – по вашей части, а по земле сунутся, так получат по сусалам. А ты здесь в качестве кого? – Кожедуб послал экспертом от летного состава, – пояснил Колесников. – Стрелять не разучился? Помню, как ты из трофейного «вальтера», из этой пукалки, трех фрицев упокоил. Садись к нам в машину – еще поговорим, дорога длинная. – Жиганов поднялся на ноги. – Ладно, пошли, там уже колонну формируют. Организация колонны уже подходила к концу: впереди расположился тягач «Ворошиловец», за ним десантный «Форд», далее три грузовика. Четвертый не желал заводиться, и два сержанта, нещадно ругаясь, попеременно крутили рукоятку стартера. Замыкал колонну «Додж» начальства. Рядом с ним собрались несколько офицеров. Среди них Колесников разглядел Махнова, который Нестор. Павел подошел и попросил разрешения ехать вместе с десантниками. Махнов не возражал. Подбежал кореец в советской форме в звании лейтенанта. Колесников этому ничуть не удивился, вспомнив, что Ким Ир Сен тоже служил в Советской армии. Махнов достал планшет с картой: – Давай рассказывай. Кореец заговорил, тыча в карту заскорузлым пальцем: – До реки нормально доедете – там дорога хорошая. Переедете мост. Дальше надо двигаться к морю. Там заброшенный проселок, но с тягачом прорветесь. Поворот в пяти километрах от моста. Доедете до моря. Вдоль берега есть дорога, покрытая щебенкой – нормально ехать. Через горы проскочите по тоннелю. Тоннель в порядке, не завален. Но я не знаю, кто его сейчас контролирует – там линия фронта постоянно перемещается. Потом дорога уходит в сторону, но можно по берегу – там галька, не застрянете. Вот и все. – Кореец вопросительно уставился на Махнова. – Спасибо, лейтенант. Махнов пожал ему руку и, увидев, что несчастный грузовик наконец-то завелся, скомандовал стоящим рядом офицерам: – По машинам! Пятиминутная готовность. Через мост проскочили без очереди, видимо, по договоренности с китайской стороной. Свернули на проселок, заросший кустарником и кое-где заваленный упавшими стволами. «Ворошиловец» ехал первым, приминая кусты и раздвигая лесные завалы. Колесникову предоставили место в самом углу, рядом с кабиной. Десантники бросали на Павла косые взгляды, не понимая, что здесь делает этот летун. Позже Жиганов ввел их в курс дела, и на Колесникова стали смотреть благосклонно. Бойцы сидели вдоль бортов на скамейках, в ногах у них стояли ящики с боеприпасами, канистры с бензином, сверху лежали три пулемета Горюнова, а в задней части кузова находился крупнокалиберный ДШК с заправленной лентой. Рядом с Жигановым сидели два младших лейтенанта, Малыш и Гнедой, прошедшие с ним всю войну. Два антипода: низкорослый, коренастый, вечно улыбающийся Малыш и Гнедой – хмурый, худой и жилистый мужик высокого роста. – А почему капитану карабин не выдали? – буркнул Гнедой. Жиганов успел познакомить Колесникова со своими боевыми товарищами. – Если потребуется, выдадим, – сказал Жиган. – У нас три штуки свободные. Колесников удивился, что десантники вооружены не автоматами, а карабинами Симонова. Он спросил об этом у Жиганова.