Клавдий Мамонтов провел ладонью по лицу. Не стоит гоняться за фантомами. Им все равно никогда уже не узнать наверняка о случившейся в пятьдесят первом во время работы ботанической экспедиции на Кавказе трагедии. Они слышали немало противоречащих друг другу версий. Правда давно похоронена. А факты перепутаны и забыты. Не стоит обольщаться, что «истина где-то рядом», – нет, она очень далеко. До них доносятся отголоски, эхо событий многолетней давности. Но горное эхо – зыбкий фундамент для пирамиды версий. Слишком призрачно, эфемерно оно… Если только дурные гены… наследственность… Но вдруг истинная причина всех нынешних событий, убийств, драм в чем-то другом, гораздо более материальном и осязаемом, чем изменчивая трагическая семейная легенда? Он выключил планшет. И решил не говорить Макару о новых рисунках его старшей дочки. Их ждала гораздо более важная беседа – с полковником Гущиным. Они вернулись в Чехов с Макаром в одиннадцать утра. Макар опять вез с собой два термоса черного кофе и сумку-холодильник с едой, чтобы накормить Гущина завтраком после бессонной ночи. Полковника они застали в одиночестве в пустом кабинете. Он сам недавно вернулся из морга, где присутствовал на вскрытии Искры Кантемировой, проводившемся Сиваковым. Он кратко сообщил Мамонтову и Макару результаты: причина смерти, как Сиваков и определил на месте, – механическая асфиксия. По способу нападения на нее удушение схоже с убийством Сурковой, совершенным ее собственным сыном. Белые цветы, как определили эксперты-криминалисты, принадлежат все тому же борщевику Сосновского, и засушены они были предварительно, за несколько дней. Слизь на теле в районе нарисованного пятна тоже является соком борщевика Сосновского. – Разбавленный? – уточнил Клавдий Мамонтов. – Чистый, – ответил полковник Гущин. – Без посторонних примесей. Я уже звонил в больницу – Кантемиров пока еще в реанимации. В больнице дерматолога штатного нет. Я дал задание найти дерматолога из частной клиники. Мне необходим точный медицинский диагноз его ожогов на руке для окончательного решения по его аресту. – Борщевик растет на участке его съемной дачи, – заметил Клавдий Мамонтов. – Кажется, именно борщевик Сосновского, но мы с Макаром не ботаники. Пусть специалисты проверят. Полковник Гущин кивнул: – Да, ты прав. Это очень важный факт. – Федор Матвеевич, Лева мать не убивал. И других тоже, – тихо упрямо заявил Макар. – Мне это ясно, как и то, что первое убийство совершил Илья Сурков. По сути, из корыстных мотивов. Боясь разоблачения в краже денег, он задушил собственную мать. И нам всем пора обсудить, в какой ситуации мы сейчас оказались. – В какой еще ситуации мы оказались? – Полковник Гущин открыл термос с кофе, принесенный Макаром. Хрипловатый баритон его звучал мятежно. На разбитых губах запеклась кровь. – Вся прежняя картина убийств сломана, – ответил Макар. – Нам надо попытаться нарисовать себе нечто иное. Перед глазами Клавдия Мамонтова всплыл экран планшета маленькой Августы – гора с синей снеговой вершиной… «Какой смысл она вкладывала в свой рисунок?» – По эпизоду Сурковой – отдельный вопрос, – спокойно парировал Макару полковник Гущин. – В принципе я с тобой согласен – эпизод, как выяснилось, автономный. Хотя у меня остались некоторые вопросы. Насчет всего остального – я не считаю, что мы на руинах. Напротив, теперь можно выстроить здравую логическую цепочку причин и следствий происшедшего. И он все так же спокойно, настойчиво начал излагать Макару и Мамонтову главные идеи своего «озарения». Клавдий Мамонтов слушал очень внимательно. Макар тоже слушал и выкладывал на стол контейнеры с едой для Гущина, подлил ему еще горячего кофе из термоса в кружку. – Спасибо, – полковник Гущин, вдохновленный речью, на секунду прервался. – Только мне жевать больно. Он дотронулся до челюсти и разбитого рта. – Омлет мягкий, – сообщил Макар. – Я специально Машу попросил утром легкое, диетическое приготовить для вас, Федор Матвеевич. Гущин продолжил излагать свои доводы, однако ковырял пластиковой вилкой в омлете и пил кофе. – Даже если старая кошелка, сестра Кантемировой, что-то вам наплела, а Тамара косвенно это подтвердила – я имею в виду танцы Искры голышом в спальне на глазах Левки, – сказал Макар. – Когда это было? Левка в прошлом по полгода вообще ни мать, ни отчима не видел – они в одной стране жили, он в другой, они даже не пересекались. Эдипов комплекс, на который вы, Федор Матвеевич, так упираете, лично мне кажется спорным мотивом. – Кантемиров дважды покушался на суицид, – не отступал полковник Гущин. – Это не признак ли попытки, как у многих серийных маньяков, остановить себя? Третья попытка его – тоже акт самоостановки вкупе с побегом от полиции. – Две прежние его попытки самоубийства случились в марте, – парировал Макар. – Все жертвы были тогда живы-здоровы. – Он останавливал себя у последней черты. Не вышло, его спасли в метро и в больнице. И он отправился убивать, – ответил Гущин. – Федор Матвеевич, да поймите вы… он не из-за матери, не из-за инцеста и Эдипова комплекса хотел с собой покончить! – воскликнул Макар. – Я вообще сильно сомневаюсь, что существовал какой-то инцест между ними. Не верю я в подобное! Левка жаждал умереть… – Ну почему, объясни мне, – попросил Гущин. – Ты же лучше его знаешь, чем я. – Он хотел свести счеты с жизнью от безысходности, – глухо ответил Макар. – Он окончательно сломался, понимаете? Зачем ему совершать серийные убийства, играть с полицией в нового Зодиака, оставлять загадочные послания на трупах, если он вообще не видит смысла в своем дальнейшем существовании? Он трижды пытался перейти Рубикон в вопросе смерти. На берегу, едва начав дышать, он мне сказал: я никого не убивал – только себя. – И ты ему поверил. – Есть моменты, когда люди не лгут, Федор Матвеевич. – Много ты видел в своей Англии, в графстве Суррей и в клубах Сохо, – хмыкнул полковник Гущин. – А я здесь такого навидался. Макар молчал. Клавдий Мамонтов не вмешивался – слушал их обоих. – У Кантемирова нет никакого алиби на первую половину вчерашнего дня, встречу его с риелтором в Сколкове проверим, – продолжил полковник Гущин. – Сам район вам ничего не говорит, а? Сколково. Ниточки от Мухиной уходят как раз туда. А Наталья Гулькина – вообще старая знакомая Кантемирова. Налицо его связи со всеми тремя жертвами. Он вырос на кавказской истории о серийных убийствах, он увлекался ботаникой в детстве… – Да, да, да – он, как и мы, гадал, кто в пятьдесят первом на Кавказе мог оказаться убийцей – дед, бабка или же пастух? Он собирал гербарии, он вырос в семье, где борщевик Сосновского стал наваждением, он знал его свойства. Он пацаном засушивал его белые зонтики… Ваше предположение, Федор Матвеевич, что любовь его матери к жемчугу как-то ассоциировалась у него с белыми цветами борщевика, – тоже против него. Борщевик мы видели на его участке, и руки у него в пятнах! – воскликнул Макар. – Все, все сходится на Левке! Ну полный расклад против него, да? – Доказательства и факты, – бесстрастно ответил полковник Гущин – на которые ты из симпатии к приятелю… шапочному в общем-то, но одного с тобой круга золотой молодежи, упорно не желаешь обращать внимание. – Я вам уже говорил, Федор Матвеевич, есть такая вещь – высшее милосердие, – Макар сильно волновался. – Проявить сострадание к человеку и попытаться понять, защитить его, когда он на грани полного отчаяния, слабый, разочаровавшийся во всем, истерзанный ужасом, утративший все цели… – Ну, я тебя слушаю, защищай его от меня, болвана. – В тоне полковника Гущина сквозила горечь. Он искоса глянул на Клавдия Мамонтова, его взгляд красноречиво говорил: «Ты меня бросил, ушел… А он мне противоречит, выбирает между мной и Кантемировым». Макар понял, о чем он думает, и заявил: – Я не против вас сейчас выступаю, Федор Матвеевич, я призываю трезво оценить новую ситуацию. Можно прямо сейчас закончить наше дело – отправить Суркова в тюрьму по обвинению в удушении матери и Левку туда же по обвинению в совершении трех других убийств. А можно продолжать работать, искать. Разбираться. Вы утверждаете – против Левки масса фактов и доказательств, все на нем сходится, да? А лично меня это как раз и настораживает. Ну все, все против него! А у нас уже случалось в прошлом, когда нам подсовывали фигуранта, искусно манипулировали нами, подводя к определенному человеку. Не стоит повторять наши общие прежние ошибки! – Ну давай, давай, продолжай, только не ори, здесь все же полиция. – Полковник Гущин доел омлет и открыл контейнер с холодными котлетами от горничной Маши. – Убийство почтальона Сурковой – в нашем прежнем понятии первой жертвы серийника – теперь совершенно самостоятельный эпизод. – Макар взял себя в руки и заговорил спокойнее. – Она вообще никакая не первая. Суркова – жертва алчности и жестокости собственного сына. Перед нами не четыре, а три убийства, связанных между собой напрямую общими деталями. Первая Ирина Мухина, вторая Гулькина и третья Искра Кантемирова. Насчет почтальонши… может, связь этого отдельного эпизода с остальными все же присутствует, но она не та, что нам представлялась ранее. Связь другая. – Какая другая? – спросил полковник Гущин. – Я пока не знаю, – признался Макар. – Может, и вообще ничего нет… Вы сфокусировались на царапинах на щеке Суркова и сломанных ногтях Искры, его вчерашней поездке в Серпухов. Но это совпадение, я уверен. А связь, если существует, в чем-то более тонком… Если бы у нас шли чередой отдельные эпизоды типа сурковского, то количество подозреваемых вообще зашкаливало бы. Наш главный обвинитель – Светлана Кантемирова сыпала подозрениями. Вспомните: в смерти Натальи Гулькиной она обвинила сначала собственную сестру Искру! И намекала также на сына Гулькиной Кирилла. Затем, по вашим словам, бросала намеки на Тамару Цармона, ее якобы сговор с Керимом Касымовым – в отношении устранения Искры. Тамара – последняя, кто видел Искру живой перед отъездом той из дома. К тому же между ними раньше произошел крупный конфликт, Тамара покидала дом Кантемировых, затем, правда, вернулась. Однако с какой целью? Как на самом деле она относилась к хозяйке и ее сыну? Сама Искра оказалась последней, кто видел живой Наталью Гулькину, – она посещала ее в Сарафанове на даче за несколько часов до убийства. Левка же нам с Клавой сказал, что Керим, отчим, его подставил, хочет погубить. А Светлана Кантемирова обвинила Левку в убийстве матери из-за инцеста и в убийстве Гулькиной с целью сокрытия сведений о нем. Запутанный клубок обвинений и наветов, подозрений, предположений, клеветы. Но чертова путаница не учитывает единого способа совершения убийств и знаков, намеренно и ярко оставленных на трупах душителем. Вы, Федор Матвеевич, говорили – чистая классика жанра. Классика серийности, да? А меня теперь и это крайне настораживает. – Ты же сам первый твердил о серийнике, – заметил полковник Гущин. – Ты обратил наше внимание на пятно, на контур руки, очерченный маркером, на цветы, на то, где растет борщевик, есть он или нет на местах преступлений. – Да, да, какое-то время и я был абсолютно уверен – перед нами классическая серийная схема, – Макар кивнул. – А сейчас ты изменил свое мнение? – Я вообще стал сомневаться, что перед нами именно серийные убийства, Федор Матвеевич. Перед нами три преступления, связанных общей целью. Только вот какая она на самом-то деле? – Ты полностью изменил свое мнение после того, как твой приятель-мажор очутился в нашей орбите? – поинтересовался Гущин. – Нет, когда на берегу Левка мне сказал, что никого не убивал. Считайте, я ему искренне поверил, – ответил Макар. – А нас ведь именно к нему настойчиво подталкивали. Вся нарочитая, прямо в глаза бьющая «серийная» классика, весь антураж посланий на телах… – Первой убили Ирину Мухину, – заметил полковник Гущин. – Чистая случайность, что ее труп пролежал во дворе дома пять дней. Помощница по хозяйству не явилась вовремя – вот и все. Стечение обстоятельств. А так мы бы его нашли и… мы же тогда вообще ничего не знали ни про семью Кантемировых, ни про борщевик Сосновского, про чертову ботанику. – Гулькину задушили спустя несколько дней. И ее смерть все равно бы вывела нас на эти факты. Вы бы моментально объединили убийства в Чистом Ключе и в Сарафанове. Не слишком серьезный довод, Федор Матвеевич. – Я весь во внимании к твоим серьезным доводам. – Полковник Гущин, морщась от боли, медленно жевал паровые котлеты, булку он отложил в сторону. – Мы должны взглянуть теперь на гибель трех женщин под другим углом, – объявил Макар. – Что это не серийные убийства? – Клавдий Мамонтов впервые вмешался в их эмоциональную беседу. – Что нас кто-то водит за нос. И вашу полицию, Федор Матвеевич, тоже, – ответил Макар. – Ради чего? – спросил Гущин. – Не ради удовлетворения обычных маньяческих фишек – тщеславия, жестокости, параноидальных отклонений психики. А ради иной цели – очень важной для истинного душителя. Кто-то пошел на убийство трех человек, пытаясь замаскировать все под действия маньяка. На его роль наш истинный душитель назначил Леву Кантемирова, используя его психологическое состояние, суициды и историю его семьи. – И какой же совет ты мне дашь, Макар? – спросил полковник Гущин. – Вы вольны поступать как знаете, Федор Матвеевич, вы официально руководите расследованием, – ответил Макар. – Но мы с Клавой… в любом случае не остановимся. Мы продолжим распутывать наше дело – я как обычный дилетант, но жаждущий справедливости. А Клавдий в роли «частного детектива», у него неплохо получается. У полковника Гущина зазвонил мобильный. Он по традиции включил громкую связь. – Федор Матвеевич, сейчас в реанимации Кантемирова осмотрел привезенный нами дерматолог. У него дерматический ожог, вызванный соком ядовитого растения, – деловито сообщил старший опергруппы. – Дерматолог сказал – повреждения связаны с фототоксичностью, с содержанием в соке светочувствительных веществ. Предположительно ожог вызван контактом с борщевиком Сосновского. По словам врача, подобные кожные травмы очень долго не заживают. У Кантемирова давность примерно неделя, может, чуть меньше. – Все слышали? – спросил Гущин, давая отбой. – Макар, по лицу твоему вижу – тебя не впечатлило. Клавдий? – Федор Матвеевич, все равно надо продолжать расследование. Не зацикливаться сейчас на Кантемирове, – ответил Клавдий Мамонтов. Полковник Гущин оттолкнул от себя пластиковый контейнер с недоеденными котлетами и резко поднялся из-за стола. Друзья видели – он хочет им сказать – громко, во весь голос: как бы вы ни возражали, будет по-моему. Однако у него снова зазвонил мобильный! – Машину Кантемировой нашли, – прозвучало по громкой связи. – Она в отработанном карьере с водой. Затоплена. Глава 34 Рисунок Августы