– Борщевиком поросло, – заметил полковник Гущин. – Ловко вы его использовали. Яркий, приметный, ошеломляющий финт. – Какой еще борщевик?! О чем вы? – Анна Астахова, на взгляд Клавдия Мамонтова, снова впала в панику. Или искусно отводила им глаза? – Я-то все о том, о самом главном, – полковник Гущин тяжело вздохнул. – Ну, а давно ли вы знали Мухину? – Мы познакомились еще до ковида, в одном отеле отдыхали в Мармарисе. Отправились вместе на экскурсию, она машину арендовала. Мы близко не дружили, просто приятельствовали… О боже, неужели она правда мертва? – на темные глаза Астаховой навернулись слезы. – Вы с ней резко и внезапно оборвали контакты, – сказал Гущин. – С марта, с момента выдачи трех миллионов рублей никаких телефонных переговоров, никаких посланий. И номер телефонный сменили. С чего бы? – Я номер не меняла, я просто купила себе второй мобильный. А с Ирой мы и раньше нечасто встречались. – Анна Астахова вытерла слезы (притворные?). – Она всегда мне звонила только по делу, если в чем-то нуждалась. Она была очень занятой. Заточенной под бизнес, прибыль. В марте тогда просто так получилось. Чисто женское… – То есть как понимать – чисто женское? – Она неуважительно отозвалась о Денни. Мне стало неприятно. Она назвала его никчемным иждивенцем. Он ведь сейчас без работы, – Анна Астахова глянула на Гущина. – Я напрасно ей пожаловалась на него – она нам не посочувствовала, что мы существуем на одну мою зарплату, нет, наоборот, язвительно уколола – мол, он у тебя никчемный лузер… Мужики сплошь неудачники. У нее в молодости имелся печальный опыт общения с подобным типом – она мне рассказывала, думала, он станет ее содержать, оплачивать ее расходы, а он оказался некредитоспособным и к тому же пьющим. Она обожглась и затаила зло на всех мужчин. Мне не понравилось, как она отозвалась о моем брате. И я не стала ей больше звонить сама. Выдерживала паузу. Поэтому мы с Ирой не общались. Но я ее не убивала! И Денни ее не убивал. Он даже с ней никогда лично не встречался! Анна Астахова начала плакать и причитать. Полковник Гущин кивнул патрульным – выйдите, дайте дамочке одеться перед поездкой в ИВС. – Вы отправляйтесь пока в Бронницы, – велел он Макару и Клавдию Мамонтову, когда они спустились из спальни Астаховой на первый этаж дома. – Обыск затянется до вечера. Парочку лживых негодяев увезут в управление полиции. Сейчас пошлю сотрудников в отделение банка, где работает Астахова, проверим тот мартовский случай с выдачей наличных. Раз там свидетели есть. Вот поэтому они с братцем и замаскировали убийство Мухиной под серию – потому что в банке в марте наследили. Погибни она одна, сразу бы к ним ниточка из банка потянулась. – Федор Матвеевич, раз они, по-вашему, лживые негодяи и место им в следственном изоляторе, – заметил Макар, – то Левку из камеры надо немедленно освободить. Ему похороны матери предстоят. – Нет, будет пока сидеть твой Левка, – жестко отрезал полковник Гущин. – Но по логике вещей и по справедливости он должен быть освобожден сейчас. – Сидеть Будет Столько, Сколько Надо. Пока Я Сам Не Решу, – с упором на каждое слово отчеканил полковник Гущин. – Вы печалитесь из-за ухода Клавдия из полиции, – не отступал Макар. – Все причины ищете. Их немало. Одна кроется в кондовом полицейском – «будет сидеть, сколько надо». А если уже не надо? Все равно Левке на нарах париться? Только из-за вашей полицейской прихоти и упертости? – Макар, сдай назад, – тихо обратился Клавдий Мамонтов к другу. – Валите оба в Бронницы, – холодно приказал полковник Гущин. – Дальше здесь, в Сарафанове, я сам. Один. – Вы просто не желаете признать справедливость моих слов. – Макар не сдавался, несмотря на просьбу Клавдия. – Поздно вечером загляну к тебе на огонек, на озеро, тогда и подискутируем, – ответил полковник Гущин. – А сейчас марш домой оба. Спать. Глаза как у кроликов красные. И нервы ни к черту. Глава 40 Красный маркер Полковник Гущин сдержал обещание – в одиннадцатом часу вечера он приехал в дом на озере на патрульной машине, которую сразу же и отпустил. К этому моменту Макар и Клавдий Мамонтов уже оправились от усталости. Макар забрал маленького Сашхена к себе в комнату, и они оба крепко спали. Клавдий Мамонтов с отдыхом мешкал. Дочки Макара Лидочка и Августа под присмотром Веры Павловны и горничной Маши по случаю жаркой погоды плескались в озере. Клавдий Мамонтов скинул черный костюм, переоделся в майку и бермуды и сидел на мостках у воды возле своего привязанного каноэ – следил, чтобы девочки барахтались лишь на мелководье у самого берега. Со своей раненой рукой на перевязи он все равно бы бухнулся в воду за ними, если бы ощутил хоть малейшую опасность. Горничная Маша, раскрасневшаяся от жаркого солнца, втиснула свои пышные телеса в раздельный алый купальник и поглядывала на Клавдия. Вера Павловна в черном хлопковом сарафане (она облачилась даже на пляж в траур по приятельницам) печально вздыхала, обмахивалась картонным веером, однако с расспросами к Мамонтову не приставала. Когда они возвращались к дому по парковой аллее поместья, Клавдий Мамонтов спросил у тихой Августы: – Принцесса, не нарисовала ты что-то новое? Девочка внимательно посмотрела на него темными глазами. И ничего не ответила. Ее немоту Мамонтов воспринимал спокойно, но в глубине души он ждал ее рисунков. Полковник Гущин появился, и в доме все сразу оживилось. Накрыли поздний ужин в столовой. Маша нажарила бифштексов. Полковник Гущин начал с примирительной ноты: – Макар, – сказал он. – Насчет Левы… Подумай сам. Ему сейчас лучше быть под присмотром у нас. – В камере? Лучше? Чем на свободе? – изумился Макар. – Так он сиротой стал, мать погибла. Я его выпущу, а он четвертый раз себя угробить попытается! – воскликнул полковник Гущин. Глянул на молчаливую печальную Веру Павловну, сидевшую за столом напротив. – Псих! Склонный к суициду! Или в метро опять побежит, или в петлю полезет. А так сидит в одиночке, догляд за ним. Шнурки от кроссовок и те забрали. Кормят его – пусть тюремная баланда, все же рацион. А то он тощий как жердь. Вера… дорогая, ну скажите же вы ему! – он с чувством обратился к Вере Павловне – главному арбитру. – Федор, вам надо отдохнуть. Вы весь издергались, – ответила ему Вера Павловна. – Я вам обещал, что найду урода, но пока ни черта у меня не выходит, – Полковник Гущин протянул через стол руку и взял Веру Павловну за кисть, сжал. – А наши красавцы умники меня упрекают – мол, жестокий я и бессердечный. И вообще полный мент. С тараканами в голове. – Они не правы, хотя имеют благие намерения помочь товарищу. – Вера Павловна глянула сквозь очки на Макара и Клавдия. – Я уже говорила – увы, благие намерения порой горьки как полынь… Лучше бы их не существовало. Федор, не переживайте. Все образуется. – Уж и не знаю теперь, – честно признался полковник Гущин. – В ИВС полна коробочка набита. А до истины как до звезд. Макар налил ему коньяка. Полковник Гущин выпил залпом, в один глоток. Не закусил и начал выкладывать противоречивые новости. Во время обыска дачи Астаховых ничего интересного не обнаружили – ни заготовок «гербариев» с борщевиком, ни подозрительных субстанций в емкостях, ни красных фломастеров. При проверке переписки в компьютере Ирины Мухиной за март – апрель оперативники нашли более десятка мейлов, где речь действительно шла о ремонте отопительной системы дома и строительных работах в холле по закладке камина. Из переписки с бригадиром шабашников по фамилии Ситрияну и СМС с его телефона стало ясно, что рабочие и правда требовали с Мухиной деньги наличными в размере миллиона ста тысяч. – То есть миллион сто она заплатила за ремонт дома, Анета нам не врет, – расстроенно объявил полковник Гущин. – Но у Мухиной оставалось еще два миллиона. И следов их трат мои коллеги не отыскали среди ее почты и расходных бухгалтерских документов. И за два лимона можно убить – то есть повод у Астаховых остается. Факт. – Или же Мухина потратила деньги на закупку товаров, – заметил Макар. – Расплачивалась налом. Не оставляла зацепок для налоговой. Какая-то хитрая серая схема задействована. Кстати, Анета упоминала, что товары – якобы тоже для ремонта. Краски. Контактов с фирмой «Ириниум» в переписке Мухиной, случаем, нет? – Нет, проверили. Фирма, где работает Кирилл Гулькин, нигде у нее в компьютере не светится. – Если использовалась серая схема – ничего удивительного, – Макар пожал плечами и налил полковнику Гущину еще коньяка. – По Гулькину иной финт. – Гущин снова залпом хлопнул коньяк и обвел взглядом своих притихших друзей за накрытым столом. Вера Павловна тоже слушала, хотя и мало что понимала, кроме имен сыновей своих подруг юности. – Мои сотрудники смотались вечером перед закрытием на оба склада «Ириниума» в Соловьево и Березняки. Вновь подтвердили – Гулькин появлялся там в дни убийств матери и Кантемировой. А вот в промежуток в несколько дней, когда могли задушить Мухину, он подмосковные склады не посещал. Ездил вроде по столичным точкам. Но от Москвы до Чистого Ключа ближе, чем из Березняков или Соловьева. И еще… на складских накладных, с которыми он работал в Березняках, есть пометки алым маркером. – Гулькин пользуется красным маркером? – переспросил Клавдий Мамонтов. – Галочки ставит и подчеркивает. Причем, как заявил охранник склада, у него такого фломастера нет – то есть маркер Гулькин возит с собой, в кармане. – Если исходить чисто гипотетически, что Астаховы тоже невиновны… – начал Макар. – Подобные совпадения исключены! С ними все сошлось напрямую, – возразил полковник Гущин. – Не все с ними сошлось, Федор Матвеевич. И ничего не исключено. Никогда, – Макар не отступал. – С Левкой тоже все было очевидно на первый взгляд, а оказалось… – Я своих подозрений с твоего мажора еще не снял. – Да поняли мы с Клавой. Только либо он, либо Астаховы, либо… кто-то третий, Федор Матвеевич. Вы сами Гулькина примеряете и других фигурантов тоже. Если Астаховы просто перепелки в силках в цепи поразительных совпадений, я хочу обратить ваше внимание на одну важную вещь. Нам ведь не их подставляли, подсовывали с самого начала. А Леву Кантемирова. А про Астаховых… про Анету и ее брата, про три миллиона рублей, возможно, настоящий преступник даже и не подозревал. Однако он начал свою собственную серию именно с Ирины Мухиной. – Мужик, приходивший с ней в теннисный клуб, – заметил Клавдий Мамонтов. – До сих пор непонятно, кто он на самом деле. Вроде на Гулькина похож… и одновременно не похож. Мутно все с ним. А он ведь существует в реальности. – Выясним. – Полковника Гущина уже слегка вело от коньяка, однако он сам себе налил третий бокал и хлопнул залпом. – Моя забота – ни на кого не перекладываю. Сделаю. – Я не про это сейчас, – сказал Макар. – Я про саму серию убийств. Сначала мы думали – перед нами типичная «серия», работа классического психопата-душителя. Затем, что это инсценировка с целью спрятать одну главную жертву среди других. Но кого? А я теперь склоняюсь к мысли: мы оба раза ошибались. – То есть? – полковник Гущин глянул на него удивленно. Клавдий Мамонтов внимательно слушал друга. – А что, если все три жертвы крайне важны для нашего убийцы? Ни одна из них не случайна. Вдруг душителю понадобилось по каким-то причинам ликвидировать сразу трех человек? – задал вопрос Макар, вроде бы сам себе. – Ты любитель выворачивать все наизнанку, подбрасывать новые загадки. То с борщевиком, затем с инсценировкой серийности. А теперь эту версию ты напрочь отрицаешь? Свою же собственную идею? – осведомился Гущин. – Я не отрицаю, Федор Матвеевич, – ответил Макар. – Только инсценировка, возможно, не тривиальная. Когда ни одна из жертв не выбрана случайно, наобум. А с четкой целью и по очень веским мотивам. Полковник Гущин покачал головой – ну и ну, что-то новенькое, оригинальное… – Вы все устали, – подвела итог Вера Павловна. – Утро вечера мудренее. Перед тем как отправиться спать, слегка нетрезвый полковник Гущин поцеловал старой гувернантке руку: – Вера, я вам обещаю! Клавдий Мамонтов и Макар моментально «свинтили» из столовой, оставив их наедине. Однако Вера Павловна и сама не мешкала – вспыхнув, взволнованно быстро удалилась к себе. Утро и точно оказалось «мудренее». Принесло неожиданную весть. Полковник Гущин вышел из душа, вытираясь полотенцем, – в семь утра затрезвонил его мобильный. – Федор Матвеевич, нашли мы теннисиста! – бодро отрапортовал старший опергруппы. – Вчера до поздней ночи работали на пунктах выдачи с персоналом. Опрашивали, снимали показания. С Мухиной в ее клуб на теннис приезжал некто Шебаршов Павел. – Какой еще Шебаршов? Кто он? – опешил полковник Гущин. – Прежний арендатор двух ее пунктов выдачи. Мы его разыскали и опросили ночью по телефону – он все подтвердил. Он продал свой бизнес Ирине Мухиной. Он ее деловой партнер в прошлом. Сказал, что давно ее не видел – с весны. Мухина ему оказала любезность – он искал подходящий клуб для занятий теннисом, она предложила свой и пригласила попробовать корты, поиграть в паре. Но ему там не понравилось – слишком дорого и далеко. Шебаршов нашел другой клуб. Он по возрасту ровесник Мухиной, у него жена, двое взрослых детей. – Посторонний человек. Абсолютно, – полковник Гущин дал отбой. – И здесь облом, – хмыкнул Клавдий Мамонтов, когда они опять сидели за столом – завтракали. – Если исходить из версии о важности всех жертв для убийцы, то… мы просто обязаны узнать о Мухиной как можно больше, – объявил Макар. – Она прожила полвека и удосужилась просуществовать в вакууме. На виду у всех, но крайне обособленно. Замкнуто. Ни семьи, ни родственников, ни любовников, ни друзей. Единственная ниточка к ней – Анета Астахова. Нам надо ее повторно допросить. Нравится не нравится, но мы зависим сейчас от ее показаний. Даже если она виновна, если лгунья, то… Да черт с ней! Может, направляя нас по ложному следу, она проболтается, невольно даст нам зацепки. Давайте еще раз побеседуем с ней – не на предмет их с братом вины в убийствах. А о том, что ей известно об Ирине и ее личной жизни.