— Маша… Мария Авраамовна. Я отыскала в записной книжке ее старый мобильный, что у меня сохранился с тех пор. Не знаю, помог ли чем-то тот номер детективу. Она репатриировалась со вторым мужем в Израиль, они давно живут в Тель-Авиве. — А контакты доктора Гасанова? — Десять лет как его уже нет на свете. — Заведующая вздохнула тяжко. — И его тоже, как и акушерки Малявиной? — снова осторожно спросил Макар. — Что вам далась бедная Надежда Павловна? Я объяснила уже — она, как и я, никакого отношения к случаю клинической смерти роженицы вообще не имела. — Заведующая все заметнее волновалась. — А с нашим уважаемым доктором Гасановым, к несчастью, судьба обошлась впоследствии крайне жестоко и несправедливо. Он и умер-то с горя. От переживаний. — С горя? Ну-ка поподробнее, — попросил Клавдий Мамонтов. — У меня складывается впечатление, что все, кто как-то помог родиться тому младенцу, сыграли в ящик. — Я не улавливаю хода ваших мыслей. Что вы хотите сказать? — озадаченно парировала заведующая. — Я назвала фамилию доктора детективу, но контактов его дать уже не могла, потому что он скончался от обширного инфаркта. Заработал его, бедняга, когда все это здесь стряслось восемь лет назад. — Что случилось-то? — Макар уже терял терпение. — Вы не поверите — прямо средневековые страсти! — выпалила Полонская таким тоном, что они оба сразу насторожились и обратились в слух. — Расскажите все подробно. — Макар выдвинул стул и уселся напротив заведующей. — Он сам азербайджанец, — заведующая развела руками. — А та роженица была из армянской семьи. Понимаете, к чему я клоню? Моя предшественница, которая заведовала нашим отделением до меня, его об этом предупреждала — мол, давай поменяемся дежурствами, она хотела сама ту роженицу вести. Но Гасанов категорически отказался. Во-первых, он волновался за состояние роженицы и по ряду причин не слишком доверял профессионализму моей предшественницы, а во‐вторых, считал всю национальную подоплеку средневековыми предрассудками и варварством — ну, что супруг и родственники-армяне категорически возражали, чтобы роды принимал акушер-гинеколог, мужчина, да еще азербайджанец. Ждали двойню, и роды были тяжелыми, с осложнениями. Одна из близняшек во время родов, увы, получила травму. Когда все стало известно мужу и родственникам, они нагрянули сюда на разборку. И потом от доктора Гасанова не отстали, довели угрозами до того, что он собрался в одночасье и улетел в Баку… В самолете у него случился инфаркт. Пока приземлились… он уже скончался. Клавдий Мамонтов слушал Полонскую и думал — итак, новый тупик. Все, что они узнали от заведующей, никоим образом не связано с Евой и ее сыном Адамом, родившимся здесь. Все призрачные нити, ведущие из роддома к психозу Капгра, завладевшему душой и мозгами Евы, оборваны… То есть их вообще никогда не существовало, сплошные больные иллюзии, выдумки… — То, что вы рассказали нам сейчас, вы поведали и частному детективу? — рассеянно осведомился Макар. В невеселых своих раздумьях он явно был солидарен с Клавдием — полный тупик. Зря ехали в такую даль. — Он выслушал меня очень внимательно. — Гонорар за потраченное попусту время заплатил? — спросил Клавдий Мамонтов. — Сколько? — Десять тысяч, — заведующая поникла. — Я не хотела брать, но он сразу перевел на мой номер телефона, как только я рассказала ему о докторе Гасанове и продиктовала телефон Маши Крыжовниковой… дозвонился он по нему ей в Тель-Авив или нет — уж не знаю. И потом отправил еще пять. Клавдий Мамонтов вспомнил, что Ева назвала сумму, уплаченную ею детективу, в двадцать тысяч, немного он себе оставил в качестве оплаты за труд. Но слова заведующей косвенно подтверждали сведения Евы. — А что вы детективу пересылали по электронной почте? — поинтересовался Макар. — Он меня спросил насчет архива нашего отдела кадров. Но мало что сохранилось. Я отыскала в папке лишь фотографии для него. — Какие фотографии? — К пятидесятилетнему юбилею нашего отделения собирали старые снимки для памятного стенда. Для выставки. Но потом финансирование выставки облздрав не выделил, все так и осталось в папках. Я пересняла некоторые фото и отослала ему — те, на которых Гасанов и Крыжовникова, ну и другие наши врачи. — Покажите нам снимки, пожалуйста, — попросил Клавдий Мамонтов. Заведующая Полонская встала и подошла к офисному шкафу с документацией. Долго рылась на полках, извлекла, наконец, потрепанную картонную папку. Вывалила на стол кучу фотографий. Клавдий и Макар начали их рассматривать. В основном снимки семидесятых годов. Коллективные фото, сделанные на совещаниях медиков. И для районных газет Подмосковья еще советских времен. — Старье, — Макар вздохнул. — Ева Лунева в те времена и не родилась даже. — Скрины каких фото вы переслали детективу по электронке? — Клавдий Мамонтов копался в снимках. — Он просил фото Гасанова и Маши Крыжовниковой. Вот они вдвоем как раз сфотографированы — тогда, после ЧП с клинической смертью и спасением, из медицинского журнала корреспондент к нам в Морозово приехал и фотограф. — Заведующая отыскала более поздний снимок. Они взглянули — высокий темноволосый мужчина-врач и совсем молодая его ассистентка, похожая на дюймовочку. Те, кому Ева обязана своей жизнью. — И еще наш общий коллективный снимок к юбилею отделения. Сделан десять лет назад. Они тоже сфотографированы оба. — Заведующая извлекла из кучи еще одно фото. — Здесь и я есть. А вот, кстати, та, кем вы так интересовались, — Надежда Павловна Малявина. Клавдий Мамонтов внимательно изучал фотографию — доктор Гасанов, доктор Крыжовникова, рядом с ними Полонская — намного моложе, но такая же полная, пышногрудая. И еще человек десять врачей и медсестер. Полонская указала на пожилую женщину в первом ряду — не в медицинской робе, как остальные, а в цветастом летнем платье и наброшенной на плечи кофте — на вид ей было далеко за шестьдесят, но она за собой следила, красилась в жгучую брюнетку. Ради юбилейной встречи с коллегами явно посетила парикмахерскую и сделала укладку. — Она на пенсию ушла уже к тому времени, — пояснила заведующая. — Но на юбилей мы ее, естественно, позвали. Клавдий Мамонтов разглядывал акушерку — Малявину… Ту, что так внезапно явилась из могилы в бредовых фантазиях Евы Луневой… Пугать ее или же… — Мы сфотографировались здесь всем коллективом на память, а потом у нас состоялся замечательный корпоратив в ресторане, до сих пор приятно вспомнить. А что… Что вы на меня так странно смотрите? Заведующая спросила это вдруг у Макара. Тот держал в руке второй точно такой же снимок, только более крупный план. — Кто это здесь? — спросил он тихо, указывая на второй ряд сфотографированных. Клавдий Мамонтов глянул мельком… Потом резко наклонился с высоты своего роста и внезапно… Хотя снимок был расплывчатым и худшего качества, но более крупным, более детальным, и сходство… оно просто бросалось в глаза! Клавдий, как и Макар, узнал человека, изображенного на снимке! — Кто она? — хрипло повторил Макар. — Моя предшественница. Бывшая заведующая родильным отделением, — ответила Полонская. — Анна Сергеевна. — Лаврентьева?! Клавдий Мамонтов воскликнул таким тоном, что, наверное, испугал ее. Вспомнил Чугуногорск, квартиру… женщину на полу кухни в луже крови и куриного бульона. Как Гущин выдернул нож из ее горла, вогнанный с такой силой, что лезвие вышло сзади наружу и вонзилось в ламинат… — Д-да… а что? — Полонская воззрилась на них. — Она раньше заведовала вашим родильным отделением? — Заведовала, но ее уволили. — Вы сообщили о ней детективу? — Упомянула, конечно. Она ведь тоже в то время, как все случилось с сектанткой-роженицей, здесь работала. В другой бригаде, как раз моей… Но она, как и я, не имела непосредственного отношения к тем событиям. А что случилось? Почему у вас такие лица? — Ничего-ничего, продолжайте. — Клавдий Мамонтов постарался взять себя в руки. — Анна Сергеевна Лаврентьева, да? Она из Чугуногорска была сама, так? — Ездила, как и я, в такую даль. — Полонская кивнула. — Все ради того, чтобы ее потом заведующей сделали, отдали ей должность. Но она не долго ее занимала, ее уволили. Выгнали. — За что выгнали? — Сразу после истории с доктором Гасановым к нам нагрянули бесчисленные комиссии — из облздрава, из министерства, из фондов, что нам деньгами помогали. Начались бесконечные проверки — ну, все как обычно. И одна проверка ее застукала прямо на рабочем месте. — То есть? — спросил Макар. По его лицу было видно, как он взволнован до крайности. — Она пила, — сообщила Полонская. — Злоупотребляла. Позволяла себе. Мы и раньше за ней замечали. Но никто не писал телег. У нас маленький коллектив, не принято наушничать. Потом, она же не в зюзю напивалась, с ног пьяная не валилась… Она свой тайный порок сначала всячески скрывала, но с годами ей это все труднее давалось… Ее тогда и застукала проверка сверху — они явились как снег на голову, когда она сама дежурила с бригадой. Но роды откладывались… Она и расслабилась тайком в кабинете с рюмкой. А проверяющие просекли. Ее моментально уволили по порочащим обстоятельствам. И телегу накатали в облздрав такую, что она навечно получила профессиональный волчий билет. Ее бы никуда с такой характеристикой не взяли врачом-акушером. Ни в государственные больницы, ни тем более в частные клиники. — И вы все это выложили детективу? — Как и вам. Позорная страница в истории нашего родильного отделения, увы… Нечем хвастаться. — А контакты Анны Лаврентьевой ему дали? — Когда он услышал, что она алкоголичка, он стал настаивать сам — найдите мне ее телефон или адрес. Я спросила: «Зачем? Она же не занималась лично теми родами». Но он так просил! Я отыскала ее чугуногорский адрес в старом личном деле. — Ее двоюродная сестра Евгения к ней на работу не приезжала? — Клавдий Мамонтов забрал оба снимка. — Анна Сергеевна редко упоминала сестру в те времена, когда трудилась у нас. Так, вскользь, с усмешкой — звала ее помещицей. Явно ей завидовала, потому что, по сплетням врачебным, сестра в юности удачно выскочила замуж за богатого бизнесмена, владевшего фермерским хозяйством. Но она к ней сюда никогда не заглядывала, видно, тоже держала дистанцию, а потом и у нее самой дела пошли наперекосяк. Анну Сергеевну выгнали с позором, лишили профессии врача, а перед этим — она сама делилась с нами — у ее богатой сестры скончался муж и оставил уйму долгов. Они обе в результате пострадали в жизни. Глава 38 Бейсболка Полковник Гущин выслушал Клавдия Мамонтова и Макара, позвонивших ему сразу, как они покинули морозовское родильное отделение. И долго молчал. Пауза так затянулась, что Макар (они разговаривали по громкой связи во внедорожнике) не выдержал: — Федор Матвеевич, оба дела сошлись в одну точку! Убийства Анны Лаврентьевой и ее сестры — и наша безумная Ева… ее рассказы о родах, клинической смерти, о появлении на свет Адама… — Небылицы, — голос Гущина звучал хрипло. — Анна Лаврентьева была врачом в том роддоме! — Как я понял из вашего рассказа, пятнадцать лет назад она еще не занимала должность заведующей, это случилось намного позже. Она просто работала акушером-гинекологом, и не в той бригаде, которая принимала роды у Евы. Анна Лаврентьева в ту смену даже не присутствовала в родильном отделении.