— Ева! — загремел полковник Гущин. Она резко оттолкнула от себя и Макара, и фотографию в телефоне. Но Макар не отступился, он показал ей фото Анны Лаврентьевой из паспорта. — Я никогда не видела эту особу, — четко, внятно, совсем нормально отрезала Ева. — И тот ищейка из агентства ничего мне о ней не говорил. Вообще не упоминал ни фамилии ее, ни имени. Он мне сказал про Надежду Малявину, про акушерку, которая забрала отродье, когда меня воскресили и увезли в реанимацию. — Акушерка Надежда Малявина пять лет как мертва. Она на кладбище, — объявил полковник Гущин. — Что? — Что слышала. Так что не лги мне. — Я не лгу! И я никого не убивала! Как… как она может быть мертва, когда мы встречались?! Подумай сам, мент. Разве мертвые встают из могил? — Ева, да я уж и не знаю. Может, к тебе и мертвецы в гости приходят. — Полковник Гущин глядел на нее — странное выражение было на его лице. — Совсем полоумной меня считаешь, да? Свихнувшейся дурой? — Ева заволновалась. — Всегда, с первой нашей встречи, обо мне так думал — я чувствовала… Потому и не захотел мне помочь, встать на мою сторону… А я надеялась на тебя, я в какой-то момент так на тебя рассчитывала… что ты мне поверишь… сдержишь обещание, и мы с тобой вместе, плечом к плечу, как в чертовой саге против тьмы… «Мать про сагу, а сын — Эдемский червячок — нам про сказку, — подумал Макар. — А у нас реальность — дело об убийствах…» — Ева, подождите, не кричите. Давайте разберемся, — сказал он как можно спокойнее, утихомиривая всплеск ее истерики. — Значит, об Анне Лаврентьевой, бывшей заведующей родильного отделения, вы от детектива даже не слышали? — Нет. Он мне о ней не говорил. — Евгения Лаврентьева вам знакома? — Не знаю никакой Евгении. А это еще кто такая? И ее я, что, тоже убила? — А вы не убивали? — спросил Макар. — Нет. Только твоего дружка — верзилу. — Он жив. И скоро поправится, — объявил Макар. — Я вас огорчил, да? — Нет… да… вы, менты, живучие твари… — Повторите еще раз, что вам сказал детектив о своих розысках в роддоме? — Такой деляга… Он мне тоже не очень-то верил, судя по голосу, все успокаивал — не волнуйтесь да не переживайте… Позвонил через две недели и сказал, что какую-то информацию возможно получить от акушерки Надежды Малявиной, которая, как ему сообщили в роддоме, заботилась о моем… то есть приняла отродье на патронат. И дал мне ее мобильный. — Вы позвонили ей сами и что? — Я вам уже рассказывала — она сразу меня вспомнила, ну, из-за клинической смерти. — Ева устало закрыла глаза. Разговор ее явно утомлял. — Я начала ее расспрашивать, она сказала — не телефонный разговор, милочка, потому что события тех дней были экстраординарными и она до сих пор о них вспоминает с ужасом и потрясением. Я предложила ей встретиться. Я ее умоляла встретиться и все мне рассказать, и она согласилась. Ладно, мол, приеду ради вас… Потому что дела серьезные. И прикатила на электричке из Воскресенска. Я ее встретила. Мы гуляли в парке у озера — долго разговаривали. Она мне все выложила. Но вы же мне не верите, так что нет смысла повторять ее рассказ про отродье. Что она видела тогда своими собственными глазами! — А позже вы с ней общались? — Да, я звонила ей несколько раз, и она мне. Когда ребенок пропал и его искали, по телевизору объявляли… Я позвонила ей сразу. А она — а что вы хотите? Он же не человек… не из нашего мира… Ему жертвы нужны. И потом я еще ей звонила… Мне самой нужен был кто-то, кто мне верит, не сомневается. И кто… — Что? — спросил полковник Гущин. — Кто тоже знает всю правду про отродье… про Него. Макар выпрямился. Они не могли пробиться сквозь ее броню — психоз. Все напрасно? Но он не желал сдаваться. — Как она выглядела? — спросил он. — Кто? — Акушерка Надежда Малявина. Опишите ее. — Она не сумасшедшая! — Понятно. Она здравомыслящая. Но опишите нам ее: возраст — старая, средних лет, молодая? — Не старая. Средних лет. — Ева снова закрыла глаза. — Что вам надо… отстаньте… Я никого не убивала больше… Я устала… я спать хочу… — С рождения Адама прошло пятнадцать лет. Акушерка Малявина так и работала в роддоме? Не ушла на пенсию? — Макар не отступал. — Она сказала, что работает там. — Внешность у нее какая? — Обычная… полная баба… — Полная? — Толстая, зад необъятный. Ноги отекшие, как кувалды. — Ноги как кувалды… А у нее были косы? — быстро спросил Макар. — Или коса заплетенная? — Вокруг головы, как у бабки деревенской. Полковник Гущин резко поднялся со стула. Но Макар опередил его. Перелистал в мобильном файлы с фото. — Узнаете? — Он показал файл Еве. — Это она. Ааааа! Менты… сами лжецы… так вы ее все же отыскали! — Ева безумно и хитро уставилась на них. — Подловить меня хотели, сволочи… Вам же все известно, оказывается… — Кто это, Ева? — спросил полковник Гущин. — Конь в пальто. А то сам не знаешь? Акушерка Надежда Малявина. Макар и полковник Гущин переглянулись. С фотографии на них глядела Евгения Лаврентьева. А Ева тихонько захихикала безумным смехом, бормоча: — Сволочи, сволочи… подловить меня решили… кого это где я убила… Глава 43 Коридор затмений — Евгения Лаврентьева явилась к Еве под видом акушерки Малявиной, — сказал полковник Гущин, когда они покинули палату и горбольницу Бронниц. Макар молчал. Он напряженно о чем-то думал. — Какие твои соображения? — настаивал Гущин. — Хочу тебя послушать, прежде чем мы… что? — Ну, первое соображение, что так и вертится в голове, — вот и мотив внятный, весомый появился для Евы в убийствах — если она догадалась, что Евгения ее обманывает вместе с сестрицей, выдавая себя за покойницу, — Макар осторожно подбирал слова. — Ева, конечно, может нам лгать, что она их не убивала. И нас с вами, Федор Матвеевич, никто не заставляет верить ее словам. Однако… — Что? — повторил полковник Гущин. — Если все же мы ей поверим, к какому выводу мы приходим? — Макар взмахнул рукой. — Ева получила информацию об акушерке Малявиной от неизвестного лица, от детектива. И он ничего ей не сказал об Анне Лаврентьевой. Но заведующая Полонская, которая для нас является независимым свидетелем тех же событий и нет причин сомневаться в ее показаниях, выдает совершенно другое — детектив никоим образом не интересовался у нее акушеркой Надеждой Малявиной, она ему ничего о ней вообще не говорила. Он разузнал от нее о бывшей заведующей Анне Лаврентьевой — получил ее чугуногорский адрес и выяснил, что та была уволена из-за алкоголизма. Что она — пьяница. — И что все это значит, Макар? — А то, что раз об акушерке Малявиной в морозовском родильном отделении речь не шла, узнать о ней детектив мог лишь от единственного человека — от самой Анны Лаврентьевой. С которой он сам вошел в контакт — втайне от Евы. — Логично. Давай дальше, развивай свои идеи. — Исходя из всего, что мы узнали сейчас, — детектив определенно не миф, он существует. И он действует в чьих-то интересах — причем против Евы Луневой, — продолжил Макар. — И вместе с ним против Евы действовали и сестры Лаврентьевы. Евгения могла впутаться во всю эту историю только с подачи своей сестры Анны. Евгения под видом акушерки встречалась и неоднократно разговаривала с Евой, она рассказывала ей мистические небылицы про новорожденного Адама в стиле фильмов ужасов, пугала ее, сводила с ума. Именно она подтолкнула ее к идее, что Адам, как «сын тьмы», мог быть причастным к похищению и смерти пятилетней девочки, пропавшей без вести. Но помните, как Ева нам преподносила свои разговоры с акушеркой? Несмотря на жуткие сведения в стиле «Дитя Зла», та рассказывала ей и весьма профессиональные бытовые вещи — что происходит в роддоме с новорожденными, как о них заботятся. Например, она заявила, что брала определенные анализы, тесты, сделала мальчику укол. Евгения не медик и не акушер. Такие вещи ей могла подсказать лишь ее старшая сестра Анна, профи. Против Евы они действовали вместе и заодно. Причем Анна Лаврентьева находилась в тени, она не контактировала с Евой. Думаю, по соображениям безопасности… Она сама так решила или кто-то ее надоумил? Наш детектив-невидимка? И еще я подумал… — О чем? — Гущин слушал очень внимательно. — Тот разговор, подслушанный сотрудницей склада между Анной Лаврентьевой и Евгенией по телефону, когда речь шла о коридоре и о затмении. Я сначала склонялся к мысли, что коридор упоминался из-за того, что Анна была в курсе убийства Маркиза, совершенного сестрой дома. — Ну да, ты говорил — мол, сотрудница ослышалась и что речь шла о том, чтобы «замыть или убрать коридор». — Но я уточнил у нее потом по вашей просьбе — и она ошибку отрицала, настаивая, что Анна говорила сестре: «надо построить или проложить коридор». Федор Матвеевич, есть такое выражение — коридор затмений.