— Или она его просто недооценила. — Клавдий Мамонтов усмехнулся. — Твоя идея насчет «коридора затмений», выстроенного сестрами Лаврентьевыми для безумной Евы… А что, если и у Евгении имелся свой личный «коридор затмений»? После убийства Маркиза она сама существовала в таком коридоре — ее снедал страх, что все выплывет наружу, что ее поймают. А остальное ей представлялось не столь уж важным — даже ее мистификация в отношении Евы и тот человек, который ее нанял. — Теперь по поводу Адама, — заметил Макар. — Мальчишка хоть и спрашивает, за что мать его возненавидела, но он ведь сам ей в чем-то подыгрывал — строил из себя черт знает кого… Она его считала «посланцем тьмы», а он назло ей совершал разные странные поступки, словно и его коснулось затмение… Да и мы с полковником, Клава, что скрывать, мы сами оказались внутри нашего собственного «коридора затмений» — принимали одно за другое, открывали все новые двери и теряли нить, словно в лабиринте. Мы и до сих пор не можем выбраться из этого лабиринта. Мы не можем вычислить убийцу наверняка, имея столько фактов, столько событий. И в этот миг у Клавдия Мамонтова зазвонил мобильный. — Наверняка Гущин, — заметил Макар со вздохом. — Он очень за тебя переживает. Сам пока никак не смог вырваться. Однако в телефоне прозвучал не голос полковника. — Алло, коллега, помните меня? — Здравствуйте, кто говорит? — вежливо ответил Клавдий Мамонтов: неужели кто-то из коллег-полицейских все же решил узнать, как его самочувствие? — Маргулов я, ну, помните, охранник актера Антона Сивакова? Вы меня в морг на опознание трупа красавчика, что с колдуньей Женей жил, выдергивали — вот счастья-то подвалило. Как коллега — коллеге: вы тогда просили сообщить приватно, если клиента моего выпустят из рехаба. Так вот — уже. — Вашего подопечного выписали из наркоклиники? — уточнил Клавдий Мамонтов. — Утром. Если он вам все еще нужен, можете приехать потолковать — мы сейчас в фитнес-клубе «Чацкий». — После рехаба в фитнес-клуб? Молоток ваш актер. — Клавдий окинул взглядом палату и притихшего Макара. — Он в бане и в сауне с утра — а меня уже за пивом и джином в ресторан при клубе послал. К вечеру снова ужрется. Если нужен он вам — торопитесь, у него ночной рейс в Хабаровск, предложили актерский чес по городам — пять выступлений на Дальнем Востоке. — Я через час приеду, — объявил Клавдий Мамонтов. — Клава, Клава… ты чего? Опомнись! — всполошился Макар. — Ты только из реанимации, с таким ранением огнестрельным… Да ты что?! — Актера в любом случае необходимо допросить. Он дважды по нескольку дней жил у Евгении дома, от запоя лечился. — Я сам поеду! Сейчас Гущину позвоню, и он тоже… — Гущин в Бронницах занят, когда еще освободится и до Москвы доберется по пробкам. К тому времени актер уедет в аэропорт. А с тобой охранник не станет разговаривать, он тебя в «Чацкий» даже не пустит — это закрытый клуб для своих. — Твой коллега со мной в морге прекрасно общался. — Макар уже понял — спорить бесполезно. Клавдий Мамонтов сгреб с тумбочки таблетки, что оставили ему на день, закинул в рот: обезболивающего надо как можно больше. Макар помог ему одеться. Они покинули палату, проскользнули незамеченными мимо «аквариума», где дежурила медсестра, и спустились на лифте. Через больничный парк — к проходной. — Потом ты меня назад в госпиталь вернешь, — бодро объявил Клавдий Мамонтов. Он шел медленно и был очень бледным. Но держался прямо. Полицейские на КПП госпиталя созерцали его руку в перевязи. — Мне врач разрешил — у меня дома потоп, соседи квартиру залили, — объявил им Клавдий Мамонтов. — Как в фильме, я — туда и обратно. Макар протянул им свой пропуск, ожидая, что… Ну, Клава… Однако их выпустили из госпиталя. И они отправились в фитнес-клуб «Чацкий», что скрывался в тихом переулке между Бронной и бульварами. В «Чацком» Клавдий Мамонтов перезвонил охраннику актера Сивакова, и тот договорился с менеджером, их пропустили. Правда, пялились с удивлением на Мамонтова. А тот — белый, словно принц-вампир, вспугнутый дневным светом из своего вампирского замка. Но Макар откровенно восхищался другом. Все-таки Клавдий… какой же он… Ну, Клава! В хилом полуголом небритом существе, закутанном в простыню в предбаннике элитной сауны «Чацкого», трудно было узнать кумира фолловеров и фанатов, звезду сериалов «Брат и сват», «Брат и сват‐3», приквела «Просто космос» и многих, многих других Антона Сивакова. Уже снова под градусом, восседал он в предбаннике в гордом одиночестве за сервированным столом и… жадно сосал из высокого бокала темный «дункель». — Куда прете? Занято, — буркнул он. — Паша, разберись… Что за морды вломились? Я здесь в частном порядке. Никаких автографов и снимков! — Полиция, Антон Андреевич, не журналисты, — басом ответил клиенту охранник, возникший за спинами Клавдия и Макара. — Полиция? Ни фига себе… я что-то такое сделал? Я, между прочим, лечу хрен знает куда… по зову сердца… народ смешить-потешать, из депресняка вытаскивать! — Актер пьяно развел руками и поклонился, едва не ткнувшись лбом в блюдо с «рыбной тарелкой к пиву» — У нас к вам вопросы по поводу Евгении Лаврентьевой, — объявил Клавдий Мамонтов, усаживаясь с ним рядом. Макар устроился напротив на кожаном диване. — Кто на хрен такая? — На, выпей. — Клавдий Мамонтов плеснул в бокал актеру воды из бутылки. — Сполосни мозги. А то и рехаб коту под хвост. Актер попытался его толкнуть, но Клавдий выставил вперед правое плечо, оберегая свою рану. — Тихо, тихо… Спокойно. Пара вопросов — и свободен. Уговор? — Ладно, — пьяный актер покорно кивнул. — А мы с Лепсом летим… Знаете Лепса? И с этим, который из «Табакерки», с Машковым… И еще с нами Саша Петров и Сеня Козлов! Двое из ларца, одинаковых с лица! — И чудненько, — бледный Клавдий Мамонтов обаятельно улыбнулся ему. — Ну, вспомнил Евгению-шаманку, лечившую тебя от запоя? — А… тетя Женя… Чего вы к ней? Она баба злая. Хищная. — Что у нее дома творилось, когда ты у нее лечился недавно? — спросил Мамонтов. — А… его знает. Я ничего не помню. Я плохой был совсем. А потом меня охрана оттуда забрала. Сказали — мол, больше сеансы не катят, мол, полиция тетей Женей интересуется. — Актер пьяно захихикал. — О времена, о нравы… Меня в результате мой агент — падла — насильно в рехаб засунул. Вытрезвляться. — Ладно, если не помните, что было полторы недели назад, тогда, может, вспомните что-то про март месяц? — вежливо встрял Макар. — Март? А ты кто такой? Тоже мент? Что-то не похож… И где это я тебя видел, приятель? — В Лондоне, но давно. В другой жизни. — Точно! — Актер нацелился на него пальцем. — Тогда еще все тусовались совокупно, а не порознь… — Поведай нам правду про март, Антоша, — уже по-свойски попросил его Макар. — А я не помню… Это… свистят они как пууули у вискааа, — проблеял актер. — Мгновения… глюки… хрень… — Ну, как проходило твое исцеление у шаманки, это ты помнишь? — спросил Клавдий Мамонтов. — Как привезли меня — нет. А вот как к кровати в подвале ремнями привязывали… до смерти не забуду. — В подвале, — перед глазами Мамонтова всплыл подвал в доме Евгении, палата-камера для буйно помешанных алкашей, обставленная аскетично. — А кто тебя привязывал? Охрана? — Я бы их уволил сразу, сволочей. Нет — сама она, толстуха, и сожитель ее — Макс. — Маркиз? — спросил Макар. — Какой еще маркиз? Если он маркиз, то я граф Орлов… Макс ее — они жили вместе, и он ей помогал. Он меня скрутил, а потом еще издевался надо мной, подонок. — Как издевался? — Охрану тетя Женя мою спровадила. Я один у них остался в подвале привязанный. Два дня мне так худо было… А потом я очнулся. Макс спустился ко мне и бутылку водки показывает — ржет: налить тебе? Ну, я, конечно, поплыл, заскулил как пес… А он смехом залился. Не развязал меня. Я под себя там — им назло, матрас обмочил. Тогда они с тетей Женей прискакали сразу и отвязали меня. Матрас сменили. Но я уже такой был слабый… Она мне какую-то дрянь велела выпить и потом еще… И я уснул. — Актер замолк, продираясь сквозь туман алкогольных воспоминаний. — Чтобы за свои собственные деньги и такие издевательства терпеть, такую муку, такое унижение. Но мне ее порекомендовали, блин! Мол, запой купирует, мастерица своего дела, хоть и жесть практикует. Порекомендовал мужик один из Газпрома, топ-менеджер — он ее постоянный клиент, она его даже била, ремнем порола связанного за строптивость… Но из запоя вывела. Так он ее хвалил мне! Когда я, наконец, очнулся — сутки целые, наверное, прошли… я пить очень захотел. Изнывал от жажды. Заорал что есть сил. Но никто не явился. Так я встал и вскарабкался по ступенькам… идти не мог, ползком, как собака… Макар смотрел на него и вспоминал, каким этот тип был в Лондоне, когда они очень давно в прошлой жизни встречались на закрытой вечеринке в Челси… — Дверь не заперта. Слышу, тетя Женя по мобиле кому-то: «Да, да, мол, сейчас и приезжай, Ань, с ним, сторгуемся… Я своего отослала на целый день. У него проблемы, с долгами он запутался, дрянь такая, нам сейчас очень деньги обоим нужны». Я понял, что отчалил ее Максик куда-то, а она кого-то в гости ждет. Хотел я наверх на кухню ползком, да тут увидел на столе в подвале бутылку с водой. Они мне оставили все же. Ну, я и вернулся. Выпил всю бутылку. И на кровать снова прилег. А потом… — И что случилось дальше? — Макар внезапно насторожился. Он вдруг почувствовал — не зря они явились к пьянице. Не напрасно раненый Клавдий Мамонтов покинул госпиталь… — Снова мне поплохело дико. Кишки перекрутило. Я встал в туалет — в подвале санузел выгорожен, как параша тюремная… Но мне не полегчало, наоборот. Я у кровати упал на колени, и меня начало рвать. Я опять заорал что есть силы. Испугался. Дверь подвала грохнула — слышу, тетя Женя, толстуха, спускается. Кричит: «Ну, чего ты… что с тобой опять?» Клавдий Мамонтов и Макар слушали, не перебивали. — И голоса — женский и мужской: «Что там у вас? Что случилось?» — Актер потер переносицу пальцами. — А меня наизнанку выворачивает — конвульсии, судороги… Это я плохо помню… Потом чувствую — двое возле меня суетятся, две бабы. Тетя Женя этой другой: «Аня, подожди, так он себе голову разобьет об пол… Потом я с ним не расплачусь за травмы, исками меня закидает по судам…» И слышу — мужской голос: «Что вы делаете? Он так у вас рвотой захлебнется! Переверните его на живот!» Бабы меня стали переворачивать, но… я их рвотой испачкал, они меня отпустили. И тогда тот тип… Гость ее — он сам быстро по ступенькам сбежал, наклонился и перевернул меня на живот. А когда я блевать кончил, он меня на кровать перетащил. Тетя Женя все верещала: «Это яд из него так выходит, отрава… Анька, глянь, что водка с людьми творит!» А вторая баба ей: «Да что ты, Жень, я свою меру знаю…» — А гость? Он что-то говорил? — спросил Клавдий Мамонтов. — Он намочил полотенце в раковине под краном и лицо мне вытер от блевотины. Тетя Женя ему: «Ловко как вы справляетесь. Как медбрат». А он ей: «Привык, жизнь меня научила с отцом больным после химиотерапии». Клавдий Мамонтов и Макар переглянулись. — Как выглядел гость тети Жени, который приехал к ней вместе с ее сестрой Анной? — спросил Клавдий Мамонтов. — С сестрой? А та баба была ее сестра? — Актер удивленно поднял выщипанные брови. — Ну да, на прислугу они оба не катили, да и на клиентов тоже. Баба пожилая, тощая… ну совсем простецкая тетка… А парень — молодой, невзрачный. Моложе меня лет на десять. Блондин в альпийском свитере. — Они не называли его по имени? — спросил Макар, хотя они уже знали имя гостя. — Нет. Если бы он мне не помог в подвале, я бы его даже и не запомнил. Такой незаметный, самый обычный. Лицо в прыщах, и он их, видно, сколупнул, когда брился. Но если бы не он, я бы блевотиной мог подавиться и задохнуться. И асталависта… Так что он меня, в общем-то, спас. — Они вас оставили в подвале? — спросил Клавдий Мамонтов. — Тетя Женя принесла снова свое фирменное пойло, впихнула в меня целую кружку. Они вернулись наверх, а я заснул. И проснулся на следующие сутки уже совершенно другим человеком. Те уехали, а Макс, подонок, вернулся.