Глава 46 Выбор — Мы его сами возьмем, — объявил Клавдий Мамонтов. — Вперед, Макар. Макар глянул на друга — они мчались в машине в Бронницы. — Ты серьезно ранен. А он убил двух человек. Ему нечего терять. И как же Федор Матвеевич? — спросил он. — Мы ему позвоним оттуда, из дома. — Клава, Клава… — Макар растерялся, видя, насколько его друг решителен и серьезен. Отчаянная решимость… почти одержимость. — Я его возьму. Ты меня просто подстрахуешь. Я дал маху на острове, Ева одержала там верх надо мной. — Клавдий смотрел на друга. — Но я тебе докажу сейчас. — Что ты мне собрался доказывать? — Неудачник и слабак не может стать бодигардом твоей семьи и твоих детей. Я же к тебе в охрану наняться хочу. Он… Зайцев-младший — мой трофей и ничей больше. — Клава, ты бредишь, у тебя снова лихорадка из-за раны. — Я в норме. — Клавдий положил руку на забинтованное плечо. — Гущину ты сразу позвонишь, как только доберемся. Он со своими полицейскими его арестует. Но возьму его лично я. Огнестрельного оружия в их доме нет, в прошлый раз все изъяли. С остальным я справлюсь. — Ты тоже пока еще полицейский, между прочим. — Уже нет, Макар. Дико волнуясь, Макар набрал номер Гущина, как только после долгой дороги они оказались на месте. Он был краток и одновременно путался в словах. А Клавдий Мамонтов в этот момент уже стучал здоровой рукой в ворота. Им открыла женщина — та медсестра, что делала Ивану Зайцеву уколы в первый их визит. Смуглое лицо ее было заплакано. — Зачем вы опять к нам? — сквозь слезы простонала она. — По делу. А что у вас? — спросил подоспевший Макар. — Иван Петрович утром впал в кому, — ответила, всхлипывая, медсестра. — «Скорая» его увезла из дома. Он в реанимации без сознания. — Василий в больнице с отцом? — Только что вернулся, объявил нам: Иван Петрович умирает. Врачи сказали — надежды нет. — Где он? — спросил Клавдий Мамонтов, освобождая из перевязи раненую руку. — Они с братом на крыльце, — ответила медсестра и указала на дом под медной крышей. Сводные братья действительно были на крыльце — сидели на ступеньках. Василий сгорбился, он плакал, Адам обнял его за плечи. Он первым увидел направляющегося к ним Клавдия Мамонтова. Василий их даже не заметил сначала, он рыдал как мальчишка. — Василий, вставай, — приказал ему Клавдий Мамонтов. — Адам, отпусти его и отойди. — Отчим умирает в больнице. А вы… почему у вас такие лица? — Адам уставился на них. Василий Зайцев тоже поднял голову. Лицо его заливали слезы. Столько горя и печали было в его затуманенных глазах, что у Макара невольно защемило сердце… — Адам, в сторону! — Клавдий Мамонтов решительно шагнул к Василию Зайцеву. — Ты… Мы все знаем. Это ты их убил. Двух сестер, которых до этого сам же нанял, чтобы свести с ума его мать! Василий Зайцев метнул на него невыразимый взгляд и… Он схватил Адама за шею, притягивая его к себе. Выхватил из кармана брюк нож — щелк! Выкидное лезвие ножа уперлось в горло мальчика. — Не подходи! — крикнул он истерически, давясь слезами. — Клянусь, зарежу его!! Все дальнейшее произошло почти одновременно — раненый Клавдий Мамонтов прыгнул, поворачиваясь вокруг своей оси в прыжке, и ногой нанес мощный удар Василию Зайцеву в грудь. Тот с криком боли опрокинулся на спину, упал с крыльца на траву, выронил свой нож. Адам тоже слетел с крыльца. Он опередил Клавдия Мамонтова буквально на секунду — схватил нож с травы, бросился к Василию, которому Мамонтов своим ударом едва не сломал грудную клетку… — Нет! Адам, не делай этого! — закричал Макар, которому померещилось, что тот сейчас вонзит нож в грудь сводного брата. Но Адам не вонзил нож в грудь Василия. Нет! Он заслонил его собой от Клавдия Мамонтова, приподнимая с травы, крича: — Ну, на, на, зарежь меня! Если так кончится вся эта ненависть — убей меня, братан! Он совал нож в руку Василия. Тот сжал рукоять, глянул на плачущего Адама и… отшвырнул нож прочь. Повернулся и зарыдал, уткнувшись лицом в траву. За забором послышались звуки полицейских сирен. «Нет, не таким рисовалось задержание убийцы сестер Лаврентьевых», — пронеслось в голове у Макара. Он сам плыл словно в тумане. От калитки к ним тяжело бежал полковник Гущин, за ним полицейские Бронниц. Они подняли рыдающего Василия Зайцева с земли, надели на него наручники, повели к машине. Нож забрал Гущин. Передал эксперту. У Клавдия Мамонтова сквозь повязку на плече проступила кровь. Его рана вновь открылась — прыжок карате-до дался ему нелегко. Полковник Гущин приказал Макару снова везти Клавдия в больницу — останавливать кровотечение. В этот момент зазвонил мобильный Василия Зайцева, который полицейские у него сразу изъяли. Ответил на звонок полковник Гущин. Из реанимации частной клиники сообщили, что Иван Петрович Зайцев умер. Полковник Гущин попросил Адама подняться наверх и оставаться в своей комнате. В доме Зайцевых вновь начался повторный обыск. В хирургии больницы Клавдию Мамонтову сделали дренаж раны, засунули туда тампон. Обезболивающее уже помогало плохо — он скрипел зубами от боли. Макар умолял его вернуться в госпиталь в Москву. Но Мамонтов наотрез отказался. — Мы должны Зайцева еще допросить. У нас к нему остались вопросы, — ответил он. — Гущин его сам без нас допросит. — А ты разве не хочешь все узнать? Не хочешь найти выход из коридора затмений? — Очень хочу, Клава… Но я… — Что? — Я сейчас тревожусь только о тебе. — Спасибо. Со мной все хорошо, — ответил Клавдий Мамонтов, поднимаясь с банкетки в хирургии и… Его резко повело в сторону. Макар подхватил его. — Он у вас в обморок грохнется. Болевой шок! — Дежурный хирург, делавший перевязку, сунул Мамонтову под нос пузырек с нашатырем. Клавдий пришел в себя. Макар понадеялся — может, хоть это его остановит, заставит вернуться в госпиталь… — Поедем, допросим Зайцева, Макар, — медленно, с усилием повторил Клавдий Мамонтов. Макар подумал — его друг сделан из железа… Он снова сказал себе: нет, совсем не так они представляли себе задержание убийцы. Полковник Гущин, когда увидел их в полицейском управлении, поперхнулся словами: «Клавдий, тебе надо срочно назад в госпиталь», — и лишь рукой махнул. В результате допрос Василия Зайцева они провели втроем. «Смерть отца влияет и на убийц», — размышлял печально Макар, слушая, как Василий Зайцев отвечает на их вопросы — отрешенно, почти безразлично. Словно все стало неважным для него, потеряло вдруг смысл. Тогда зачем все это было?! Для чего они сами прошли столь трудный путь, чтобы в конце столкнуться с подобной апатией и… безысходностью… — В ноябре врачи объявили отцу, что медицина бессильна и теперь ему станут оказывать лишь паллиативную помощь. — Василий Зайцев смотрел в пол. — Меня убило, что папа умирает, что он оставляет меня одного. Врачи давали ему полгода… И он начал приводить дела в порядок. Он объявил мне, что все производство он отдаст… то есть отпишет Еве, потому что она сама бизнесмен и знает, как руководить фабрикой, как удержать ее на плаву. Он словно извинялся передо мной — мол, на фабрике работает много людей, город от нее целиком зависит, нельзя дать ей закрыться, нельзя ее потерять, обанкротить. «Ева справится, а ты, сынок, — нет, не обижайся, твоих способностей не хватит, ты еще так молод, неопытен…» Мне он оставлял только дом и проценты с дохода по акциям, которые теперь просто бумага… А все остальное, главное, ей — жене. И я решил ее убить. Пауза.