– Я спросил: куда отвезти вас на завтрак? Весь пыл, который она приготовила, чтобы сражаться за свободу до последней капли крови, вдруг оказался не нужен. Агата растерялась. – В «Славянский базар»! – с вызовом заявила она. – Извозчик, на Никольскую, – приказал Пушкин. Поправив меховую шапочку, сбившуюся от переживаний, Агата засунула голые руки под мышки, в солнечный день мороз стоял крепкий, и сидела нахохлившейся птичкой. Доехали в молчании. Агата нарочно хотела пройти в ресторан мимо портье, но Пушкин, мягко подхватив под локоть, направил ее к главному входу. В гардеробе Пушкина узнали, встретили с поклоном. Гардеробщик принял полушубок Агаты с почтением, как королевскую мантию. На «поздний завтрак» собралось не слишком много гостей, время было не настолько позднее, официанты скучали. К ним подлетел самый расторопный и проводил к дальнему столику, который выбрала Агата. Как будто хотела спрятаться от всех. Пушкин предложил заказывать, что ее душе угодно. Агата не прикоснулась к меню, ей было все равно, главное, чтобы поскорее. И кофе, как можно быстрее кофе… Официант поклонился и обещал исполнить «сию минутку-с». Пушкин огляделся. Ангелины, к счастью, не обнаружилось. Внимание его привлек крупный толстяк, который жадно, как голодный, ел, заглатывая пищу огромными кусками. Рядом с ним сидела миниатюрная блондинка в траурном платье с покорным видом вышколенной жены. Черты лица толстяка показались знакомыми. – Вы мне поверили? Он машинально коснулся сюртука там, где за поясом был револьвер. – Нет, не поверил. – Задобрить решили? Накормить – и в тюрьму? У вас ничего не выйдет! – угроза вышла беспомощной. – Ваша ошибка вас оправдала, – ответил Пушкин. В это тяжелое утро Агата с трудом понимала, что он ей говорит. Ночь, проведенная в камере в голоде и холоде, даром не прошла. – Какая ошибка? – Сдали перстень в ломбард. Даже если все, что рассказали о знакомстве с Немировским, чистая ложь и таинственный «АК» – это вы, перстень в ломбарде – ваше алиби. – Почему? – Потому что не забрали ни кошелек, полный денег, ни золотые часы, ни брильянты его жены. А пытались получить копейки за фальшивый брильянт. То есть не брильянт, а горный хрусталь. – И что же теперь? – робко спросила она. – Наша сделка в силе. Агата зажмурилась и прошептала что-то одними губами. Очень кстати официант явился с подносом холодных закусок и чашкой дымящегося кофе. Он пожелал приятного аппетита, сообщил, что явится по малейшему мановению, и исчез привидением. Агата выпила кофе почти залпом, чего дамам не следует делать, и даже запрокинула чашку, что было верхом невоспитанности. Но такие мелочи ее не смущали, а Пушкина тем более. – Поешьте, – сказал он. – Вам понадобятся силы. Она взглянула на нарезанное мясо, теплые салаты, рыбные закуски и поморщилась. – Не могу. Даже подумать о еде не могу. В горло не идет. Пушкин пожал плечами и положил на тарелку холодной буженины с хреном и груздями. – Если вам интересно, я выполнила часть нашей сделки. – Не знал, что сделка состоит из частей. Какую именно? – Его брильянты не появлялись, – сказала Агата, наблюдая за тем, как он ест. – Воровской мир к их исчезновению касательства не имеет. – Откуда сведения? – спросил Пушкин, насаживая на вилку упитанный груздь и отправляя прямиком в рот. – С Сухаревки. – Солидное заведение. Врать не будут. – Из-за вас поссорилась с воровским миром. – Лишиться такого круга знакомых – большая потеря. – Вовсе не смешно. Теперь мне в Москву и носа не сунуть. – Вам и так в Москву носа не сунуть. Мы теперь на страже, – философски заметил Пушкин. – Съешьте хоть немного. Агата заставила себя положить на тарелку листик холодной говядины, ткнула вилкой и отбросила. – Зачем продержали меня ночь в камере? – тихо спросила она. – Помучили? Добились своего? Доволен, сильный мужчина? Меньше всего Пушкину пристали лавры мучителя хорошеньких барышень. Но и оправдываться было не в чем. – Любой чиновник полиции на моем месте повесил бы на вас смерть Немировского и получил бы благодарность от начальства, – наконец ответил он. – Никому не хочется оставлять незакрытые дела перед праздником. Считайте это малой платой за вранье. Вернемся к Немировскому. Сейчас ей не хватало сил устроить хороший скандал, который заслуживал надменный господин из полиции. – Требуется знать о нем как можно больше, – мирно сказала Агата. – И как он умер. – Разумное предложение. Пушкин промокнул губы и коротко описал обстоятельства дела, не упуская факты и точно раскладывая их по полочкам. Агата слушала внимательно, не перебивая. Пока он не закончил. – Пентакль на полу… Зарезанный петух… Отравление лекарством… – проговорила она задумчиво. – Все, чтобы представить как сердечный приступ? Что-то странно. – Соглашусь, – сказал Пушкин. – Еще одна мелочь: привидение. Агата проверила: не шутка ли? Пушкин был серьезен. – Какое привидение? – спросила она. – Самое заурядное. Появилось в час смерти Немировского в его номере. А до того заглядывало в окна его дома. – Пушкин, вы серьезно? – Так говорят свидетели. Прочее зависит от точки зрения на привидения вообще и на рациональные причины преступления. Впервые за утро она улыбнулась. – Вы говорите, как сухарь-ученый. – Я математик, – ответил Пушкин, борясь с застрявшим меж зубами кусочком мяса. – Только на службе в сыскной полиции. – Наверное, преступления раскрываете по формуле? – Почти угадали. Агата откинулась на спинку стула, понемногу приходя в себя. – Только подумать: формула преступления. Жаль, воры не знают. – Формула сыска, – поправил Пушкин. – Раскройте секрет: что в нее входит? – Никаких секретов: в формулу надо занести все известные и неизвестные члены. – Члены? – в изумлении спросила Агата. – Члены уравнения. После чего его решить. – И как, получается? – Формула безошибочна. Она легкомысленно махнула ручкой. – Глупости. Безошибочны только чувства. Вот я, например, чувствую мужчину сразу и вижу его насквозь. Пушкин отложил салфетку. – Наш разговор доставляет истинное удовольствие, но пора переходить к делу. На него опять махнули.