– В чем смысл? – спросил Пушкин. – Они получают наследство и становятся свободными! Они становятся свободными и богатыми женщинами! Это мечта любой женщины. Ольга – любовница Коччини, она направляет его. Понимаю, что это будет трудно доказать. Но вы же полиция – поймайте и допросите его. Он сделает признание! Припугните его! Она ждала, что Пушкин начнет благодарить, попросит руку для поцелуя и рассыплется в извинениях. Вместо этого он грозно хмыкнул. – Вот что, госпожа Керн… – Просила обращаться ко мне по имени – Агата. – Вот что, госпожа Керн, – повторил Пушкин. – Вы сделали достаточно глупостей. Больше терпеть их не намерен. Я совершил большую ошибку, понадеявшись, что вы можете быть полезны. Вы не только бесполезны, вы приносите вред. Меня интересует только одно: как узнали, что Немировский сегодня будет в номере? Прошу сообщить. Агата не верила своим ушам. Он позволил себе разговаривать с ней подобным образом после всего, что она вынесла и для него сделала? Слезы, слезы обиды, самые искренние, вдруг брызнули сами собой. Агата умела вызвать слезы, когда нужно. Но эти полились натурально. Она рыдала от обиды, от бессилия и полного непонимания. Плечи мелко тряслись. Пушкин не сделал ничего. Стоял и наблюдал, как последний чурбан. Подавив всхлипывания, Агата откинула бесполезную вуаль и промокнула глаза платочком. – Закончили? Такое бессердечие прощать нельзя. Она решила, что после этого никогда не простит его. Даже если он будет ползать на коленях. Ни за что! – Вы ничего не знаете! – Вернее сказать, мне известно почти все, – продолжил Пушкин, как будто ничего не случилось. – Решив испить шоколада или кофе, вы наткнулись в кафе «Сиу» на Ольгу Петровну и Ирину Петровну. Они вернулись из участка, где опознали тело Виктора Немировского. Предложили им свои услуги, чтобы вместе сообщить новость страшному Петру Немировскому. Несчастные сестры приняли ваше участие. От «Сиу» до ювелирного пешком от силы десять минут. Вместе вошли в ювелирный, сестры сообщили печальную новость. – Следили за мной? – растерянно произнесла Агата. Такая мерзость после того, что было? Все, это точно – конец… Пушкин, как любой мужчина, ничего не замечал. – Филерить нет нужды, – строго ответил он. – Ваш портрет, после первого ареста, был разослан по участкам, он имеется у каждого городового. Нам сообщали о ваших передвижениях, пришлось дать распоряжение, чтобы вас не вязали на каждом углу. Агата и не знала, что полиция накинула на город такую сеть. Ей всегда казалось, что работа городовых – лениво топтаться на месте. А оказалось… Впредь будет наука. – Остается одно: как узнали, что Немировский собирается оказаться в этом номере сегодня вечером? – продолжил Пушкин. Не было смысла придумывать. Теперь смысла не было ни в чем. Агата рассказала, чему стала свидетелем… …Петр Филиппович вошел в раж. Кричал, что бабьи бредни о привидении и проклятии рода не стоят ломаного гроша. Что докажет раз и навсегда: нет никакого проклятия, а братья его любезные погибли по собственной глупости. Для этого прямо сегодня переночует в номере. А утром вернется живой и невредимый. Дальше начался громкий семейный скандал, Немировский бегал по магазину и орал. Оставаться при такой сцене было неприлично, и Агата ушла. Но решила заглянуть в гостиницу и преду-предить, что глубокой ночью на него будет совершено покушение. Хотела уговорить Петра покинуть номер. Уговаривать крикливых мужчин она умела. Не то что холодных и равнодушных. – Ольга Петровна просила Петра Филипповича не испытывать судьбу? Агата кивнула. – Умоляла чуть не на коленях. – Ирина Петровна? – Бедная вдова сидела как оглушенная, закрывала ладонями уши. – Супруга Немировского? – Ее не было. Что ей делать в магазине, она же не приказчик. С лестницы донеслись громкие и сердитые голоса. – Закройтесь вуалью, – вдруг сказал Пушкин. Не желая того, Агата послушно накинула черную сеточку, через которую трудно узнать женщину. – Спуститесь по дальней лестнице в ресторан. – И не подумаю! – Дожидайтесь меня. – Вот еще… Зачем? – Разговор тет-а-тет. – С какой стати? – Надо разгадать с вашей помощью одну задачу. Приказам мужчин Агата никогда не подчинялась. Да и не бывало, чтобы ей приказывали! Это она приказывала, это ей повиновались. Но случилось то, чего никак нельзя было ожидать: Агата покорно пошла, куда ей указали. Удивляясь себе и не понимая, почему так поступает. Ей ужасно захотелось узнать: о чем же таком Пушкин хочет поговорить? Какую задачку она может разгадать? Вдруг он поверил, что Коччини – убийца, и пошлет выманить его? На это Агата заранее была согласна. Нет, для приличия пусть упадет в ноги, она будет отказываться. Но в последний, самый решительный момент согласится. Ей ужасно захотелось увидеть, какое в эту минуту будет выражение лица у наглого сыщика. 20 Свешников был похож на недовольного кота. Кому понравится, когда уютный семейный вечер накануне сочельника нарушается самым беспардонным образом, а приставы волокут его в проклятущую гостиницу. Мало того, опять в тот же самый номер. И снова Пушкин. Вот ведь не сидится человеку в сыскной! А ведь не соверши пристав глупость, не вызови Пушкина, чтобы посмотрел на забавную смерть, так ведь ничего бы не было! Быстренько оформили бы дела о смерти от естественных причин, сердечный приступ и самоубийство, и можно писать рапорт обер-полицмейстеру. В этот раз Свешников был настроен не усложнять простейшее дело. То, что увидел, – несчастный случай, ничего более. Нужные инструкции на этот счет он вложил в голову Богдасевича, чтобы тот не смел умничать. Доктор был немного навеселе, но здраво размышлять мог. И целиком соглашался: зачем усложнять? Несчастный случай – тот случай, чтобы у полиции хлопот не было. Пристав окинул комнату сумрачным взглядом. – И что тут такого, позвольте спросить? Вопрос задавался Пушкину, кому же еще. Виновнику всех неприятностей этой недели. Свешникову указали на середину гостиной. – Разве это не удивляет? По мнению пристава, удивляться категорически нечему. Ковер аккуратно застелен, массивный стол, что раньше стоял у стены, возвышался на нем. Накрыт ужин, разно-образных закусок и блюд хватило бы на трех, а то и на четырех гостей. К столу приставлен стул, на котором кое-как помещался массивный господин, в обхвате как два борова. Казалось, что стул вот-вот развалится под слоновьим весом. Локти господина помещались на столе, сам он, завалившись вперед, лежал в тарелке. К неподвижному телу склонился Богдасевич, разглядывая и как будто принюхиваясь. – Чему должен удивляться? – ответил Свешников. – Человек умер от обжорства. Ради этого надо было меня дергать? Что-то вы, Алексей, совсем нервным стали. В полиции с такими чувствами тяжело. – Никаких чувств, – ответил Пушкин. – Только факты. – А, понимаю, уже все тут обшарили. – Произвел наружный осмотр. Ничего не тронуто. Свешников обменялся взглядом с доктором: Богдасевич давал понять, что господина сыщика ждет малоприятный сюрприз. Пусть завязнет поглубже. Намек товарища по настойкам пристав уловил. – Алексей, вы знаете мое дружеское отношение к вам, – начал он. – Ну, тогда просветите нас, недалеких участковых полицейских, что нашли здесь выдающегося? Пушкин заложил руки за спину. – Всегда рад помочь, Константин Владимирович, – ответил он. – Начнем с того, кто лежит в салате. – И кто же лежит в салате? – как можно серьезней спросил пристав. – Господин Немировский, владелец ювелирной лавки в Варсонофьевском переулке. Хоть пристав готовился поймать чиновника сыска, еще не зная на чем, фамилия была неожиданной. – Что, опять Немировский? Вчерашний самоубийца тоже Немировский. Уже второй. – Третий брат. Погибший в этом номере воскресным вечером был младшим братом. Свешников сморщил неприятную мину, будто ему подсунули чай вместо коньяка. – Невезучая семья. Просто рок какой-то. И все в одном номере. – Очевидный факт, – сказал Пушкин. – С роком в этой семье не все ладно. – Ну, хорошо, допустим. И что с того? Мало ли в жизни совпадений? – Совпадения очевидны. Младший брат был отравлен, среднего застрелили. Этому заявлению пристав выразил решительный протест, мотая головой. – Только ваши домыслы, Алексей! – В теле Григория Немировского уважаемый доктор нашел смертельную дозу дигиталиса, – не замечая возражений, продолжал Пушкин.