— Так. — сказал Томмен. — А ну-ка отойдем! Он почти оттащил ее в сторону. — Даже не думай. ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ — прошипел он. — Тебе интересно себя великой считать, а мужик мучиться будет?! — Что ты шипишь?! — моментально и тоже шепотом взорвалась Лиля. — Что ты шипишь на меня, ты его похоронил уже — так важно самому его закопать?! — Ты, отродье Мальдонаи, ты хоть представляешь КАК это БОЛЬНО?! — Пробовал. — вдруг дошло до Лили. — Ты пробовал. Так?! Ты ж, скот, наживую без наркоза кого-то полосовал?! — Какая, на… разница, что я делал?! Он кровью уже истек, дай ему умереть спокойно, он же… — Э, лекарЯ. — вдруг рядом с ними оказались те, кто принес лейтенанта. — Это чо, его еще зашить можно?! — Нет! — отрезал Томмен. Лиля не могла решиться. — Госпожа?.. — вдруг спросила Рагна не сводя с нее глаз. Лилиан внезапно поняла, что вот сейчас, что если она… — Ты ж можешь, графиня. — вдруг сказал тот же мужик, что задавал вопрос. — Мальдонайскую твою роту, да ты ж можешь!!! — Так! — рявкнул Томмен. — Слышь, разведка, хлебало заткни! Вы бесноватые, а на нас грех не вешай-ка, ты… — Два из трех — резко сказала Лилиан, — Что у меня не выйдет и он умрет. И может еще так и не зарасти. Или горячка начнется. Больно будет адски. — Но один из трех есть?! Делай, графиня. Я ж его знаю, он бы точно при таких шансах в бой поперся, делай! Дочка мальдонаина, раз можешь, что ж ты стоишь?! — Вас тут сколько, десять есть? Мясо, сало не жрали вечером? С каждого — Лиля обвела всех бешеным взглядом — по мерке крови. Сейчас. Не помрете. Каждому руку вымыть. По плечо. И подходить. Вы — она ткнула в багрового от ярости Томмена пальцем. — Вы либо со мной, либо проваливайте. Мне руки нужны, а не мораль, ясно?! Приняв решение, она стала командовать: — Гудне, давай готовиться. Нера, ты тут? Принеси синюю банку с "шипелками", три лампы и пусть парни тащат ящик с инструментом. Руп! — Я! — Давай, готовь стол, грей воду. Надо будет много теплой. Вы — быстро нашли мне пару веток попрямее, на высоту человеческого роста. — Лилиан проговаривала все это, лихорадочно вспоминая все, что помнила о ранении печени. — Так! Никто ничего не трогает пока! Особенно болт! Несите полотно, то что вчера прокипятили… Лилиан закатала рукава и начала отмывать руки. Свои первые операции в этом мире она боялась делать, а теперь перешла в вечное состояние мрачной решимости. И-эх, где ж вы злые травматологи и анестезиологи со своим "Чо ты творишь! Глаза открой!" Что угодно бы отдала за старшего травматолога, он как раз ВМА заканчивал — пусть бы матерился, пил, да что угодно за его "Руки свои кривые убери, я сам!". Он бы за руку схватил, сказал что делать а что нет… А нету никого. Сама себе и терапевт, и хирург, и паталогоанатом. Не дай Бог. Зачем она за это взялась?! — Принесли — отлично. Кидай в лампы по пять камешков, наливай воду и зажигай. Руп! Рагна! Нежно, быстро, не кидая — на плаще поднимаем, кладем на стол на счет три. Раз. — она схватилась за окровавленный плащ. — Два… — Кажется, все. — кузнец отошел, распустив шов на боку кольчуги. Оказывается, она как-то расплеталась. Хвала Господу. Лиля влажным полотном аккуратно сняла хотя-бы основную кровь и накрыла все остальное полотенцем. Мир сузился до операционного поля. — Лампу левее. Хорошо. Пайко, вы тут? Как только разведу края — вот этими зажимами берете, отводите и аккуратно откладываете не снимая зажимов. Начинаем. Промокайте кровь. Аккуратнее с поверхностью, орган нежный, сосудов очень много. Гудне, скальпель. В отставленную руку лег скальпель. Полтора часа или больше? Лиля мрачно резала, шила, мыла вглядываясь через вонючий свет самодельной "карбидки" в свое поле и надеялась, что скальпель не затупится и она не "впилится" в крупный сосуд. Что она обойдется тампонами, и обойдется без отсоса крови. Что не понадобится резекция. Что Гудне не ошибется. Что хватит шприцев и людей для переливания, что ее пародия на кетгут… Список казался бесконечным. Под конец, когда Лилиан с Томменом в четыре руки пришивали лоскут брюшины на место и, не очень выбирая выражения, ругались из-за дренажей, лейтенант начал постанывать. — Не добавляй, — сказала Лиля лазаретному сержанту с тряпочкой и склянкой хлороформа, разгибаясь. — Мы уже закончили, пусть выходит из наркоза понемножку. Разогнувшись, она обнаружила вокруг фургона и стола человек так пятьдесят и солдат и офицеров. Впрочем, грех жаловаться, ближе пяти метров никто не подошел. — Ну? Вам всем тут чего?! — недружелюбно спросила Лиля, у которой немилосердно заболела спина. — Если дадите три яблока — могу в вас кинуть. Ловить точно не буду. Веселье кончилось, все свободны. — А… это… куда кусок печенки-то девать? — робко спросил солдат, все еще державший кусок полотна с вырезанным болтом и кусочком печени. Вот она кому их сунула, оказывается. — Выкинуть. Закопать. Сжечь. Тебе какой вариант больше нравится? Назад точно не пришью. Есть только не надо. — Почему?.. Вокруг солдата образовалась нехорошая тишина. — Ну, — сказала Лилиан задумчиво. — Даже и не знаю. Вот я, например, людей не ем. Совсем. — Э-э-э-э! Вы чо все?! — завертелся солдат. — Я ж не это! Вы чо?! — Так. Тахо. — сказал вдруг оказавшийся рядом Джеррисон Иртон. — Пойди, закопай, и держи язык в… за зубами. Взвод! Вопросы есть?! — НИКАК НЕТ, ГОСПОДИН ГРАФ ПОЛКОВНИК ИРТОН!!! — Отдыхать, к выступлению готовиться! Разойдись! А вы, оказывается, отчаянная, мадам Брокленд. "Зрители" моментально "испарились". — И на том спасибо, господин полковник. Извините, я на минуточку. Рагна, Гудне — спать, прямо сейчас — да, без вас приберутся! Руп, возьми пару ребят, аккуратно его отнесите в фургон. Не поить часа два… что еще? Ему будет больно, посидите с ним кто-нибудь. Его наверняка будет рвать — помогите ему, чтобы не сорвал швы и не задохнулся. Я передохну и при… И тут утро кто-то выключил. Полк выступил, как только подсохла еще прошлогодняя жухлая трава. Джесс почему-то не мог отделаться от воспоминания, как крепкая, жесткая, только что командовавшая всеми дама вдруг рухнула — и он едва успел ее подхватить, на пару с Хромым. Тяжелая, крепкая. Благородные дамы иногда падали при нем в обморок, но это было совсем не так. Она упала как солдат после боя, как только немного расслабилась — не выбрав места, не глядя вокруг. Они отнесли ее в фургон, уложили на ее тюфяк и Джесс, раз уж она называлась его женой, позволил себе снять с нее дорогие, но немилосердно истоптанные сапожки. Корсет она, как выяснилось не носила. Крепкие, ровные ступни и… Так, все, хватит, она ж его человек, не какая-нибудь там. Он вылез из фургона и спросил Томмена: — Что, он и правда выживет? Томмен пожал плечами. — Я такого не видел никогда. Все в руках Альдоная… — Твое мнение, откуда это у нее? Сама?.. Томмен помолчал. — Нет. Ее учили. Долго учили, старались. Причем учили очень крепко повоевавшие люди. И я этих людей не знаю. — Почему ты так думаешь? — А она когда работает — говорит не так, как обычно. С кем самоучке говорить? А еще она сначала подошла под левую руку — как будто смотреть. И только потом встала на место. Она видела, как такое делают. Но сама не делала. Вон как перенервничала. — Ну, баба. Томмен хмыкнул, и Джесс замолчал. Пайко никогда и никому не рассказывал про долговязого подростка, который в слезах спросил его больше пятнадцати лет назад "Я умру, да?". Хотя тогда ему ответил, промывая резаную рану на боку "А как же! Лет через сорок — обязательно…" Впрочем, ему тоже было что припомнить: — Вообще удивительно, как это ты с ней даже не подрался ни разу. В отличие от предыдущих-то претендентов. Может, тебе и раньше надо было даму в лекаря найти?.. — С кем угодно смирюсь, — пробурчал Томмен. — Кто маслом раны не прижигает и кровь не сосет… Количество же вопросов к самозванке выросло. А вот как их задать стало неясно. Джесс покачал головой и пошел командовать построением. Лиля открыла глаза и некоторое время пыталась осознать где она и что произошло. Голова кружилась, ныл висок. — Очнулась? Хорошо. — сказал откуда-то сбоку голос Томмена. — Лежи смирно, а то голова будет еще больше болеть. — Что… что случилось?