Стул под ней заскрипел, когда она с кружкой горохового супа в руках откинулась на спинку. Ей хотелось взять пива, но кружка доставляла ей такое удовольствие, что она не желала выпускать ее из рук. Арман час назад высадил ее у дверей бистро, поскольку дверь ее магазина оказалась засыпанной снегом, и она через внутреннюю дверь прошла к себе, где, прежде чем отправиться к Гамашам, приняла горячий душ и переоделась. – Господи боже, – сказала ее подруга Клара, прижав Мирну к себе. – Мы так беспокоились. – Я – нет, – сказал Габри, хотя тоже крепко обнял ее. – Ты в порядке? – спросил он. – Видик у тебя говенный. – Могло быть и хуже. – Где ты побывала? – спросил Оливье. Мирна не видела причин скрывать от них. – Берта Баумгартнер? – сказал Габри. – Берта Баумгартнер? Правда? Здесь жила женщина по имени Берта Баумгартнер и я ее не знал? Кто она была? – Ты не знаешь? – спросила Мирна. Габри и Оливье знали всех. – И ты не знаешь? – спросила Клара, провожая ее до двери, соединяющей бистро и книжный магазин. – Понятия не имею. Ни малейшего. Мирна остановилась, посмотрела в их удивленные лица. – Ты говоришь, что и Арман стал душеприказчиком? – спросил Оливье. – Он должен ее знать. – Нет. Никто из нас не знает. Даже нотариус. – И она жила тут неподалеку по дороге? – спросила Клара. – Минутах в двадцати езды отсюда. Вы уверены, что вам это имя незнакомо? – Берта Баумгартнер, – повторил Габри, явно наслаждаясь звучанием имени. – Не смей, – сказал Оливье, а потом, обращаясь к Кларе и Мирне, добавил: – Он ищет новое подходящее имя, чтобы подписать приглашение премьеру Трюдо на карнавал. Мы подозреваем, что имя Габри Дюбо уже попало в черный список. – Да, я ему послал несколько писем, – признался Габри. – И пару фотографий. – И?.. – спросил Оливье. – И прядь волос. В мою защиту скажу: не свою, а Оливье. – Что? Вот сукин сын! Оливье потрогал свои редеющие волосы. Каждая светлая прядь была на счету. Спустившись через двадцать минут в теплой, сухой одежде со своего чердака в бистро, она обнаружила, что Габри и Оливье на улице – расчищают дорожки. – Они не Рут откапывают? – спросила Мирна у Клары. Откопать Рут было все равно что выпустить на свободу химеру. Такое с легким сердцем не делаешь. К тому же и загнать ее назад нелегко. – Боюсь, что да. Они ее еще и кормят. Они налили бульон в бутылку из-под виски, надеясь, что она не заметит разницы. – Рут, может, и не заметит, а вот Роза сразу почувствует. Утка у Рут была разборчивая. – Ты куда собралась? – спросила Клара, следуя за ней к двери. – К Арману. Читать завещание. – А мне можно? – А ты хочешь? – Конечно, я же предпочитаю гулять в метель, чем сидеть у огня с книгой и виски. – Я так и думала, – сказала Мирна, распахивая дверь. Сгибаясь от встречного ветра, она потопала по глубокому снегу. Мирна не знала Берту, но ее неприязнь к этой женщине все увеличивалась. В геометрической прогрессии. Арман стоял в кабинете, прижав к уху телефонную трубку. Сквозь разрывы в метели он видел фигуру Мирны, пробирающейся к его дому по деревенской площади. Рейн-Мари сказала ему, что телефон не работает, но он решил проверить, не восстановили ли линию. Не восстановили. Арман посмотрел на часы. Они показывали половину второго; если бы Гамаш этого не знал, то решил бы, что уже полночь. Три с половиной часа прошло с того момента, когда ему позвонили в машину перед домом Берты Баумгартнер. Три с половиной часа после того сердитого обмена словами. Когда он думал об этом, к нему возвращался запах влажной шерсти, шепот снежинок, падающих на крышу его машины. Он сказал, что перезвонит им. Заставил их пообещать ничего не делать, пока он с ними не свяжется. А тут это. Рейн-Мари приветствовала Мирну, а Арман, положив мертвую трубку, вернулся в кухню – к бульону, сэндвичам, пиву и чтению завещания. – По радио говорят, что метель накрыла весь Южный Квебек, – сказала Мирна, проводя рукой по волосам. – Но закончится к ночи. – На такой большой территории? – спросил Арман. Рейн-Мари всмотрелась в его лицо. Вместо озабоченности он, казалось, чувствовал облегчение. Свет в окнах квартиры Анни и Жана Ги в монреальском квартале Плато замигал. Они оторвались от своих занятий и уставились на лампы в потолке. Свет мигал. Мигал. Но устоял. Анни и Жан Ги переглянулись и вскинули брови, потом вернулись к разговору. Жан Ги рассказывал ей о своей встрече сегодня утром с расследователями. – Они тебя просили что-нибудь подписать? – спросила Анни. – Откуда ты об этом знаешь? – Значит, просили? Он кивнул. – И ты подписал? – Нет. – Хорошо. Перед его мысленным взором возникли листы бумаги на столе перед ним, их выжидающие лица. – Ты была права. У них своя повестка. Я боюсь, твоему отцу грозит не только временное отстранение или даже увольнение. – А что? – Толком не знаю. Они не предъявляли никаких обвинений, но все время возвращались к наркотикам. К тем, которые он пропустил. – Они сразу об этом знали, – сказала Анни. – Он им сразу сказал. Предупредил копов по всей стране и в Штатах. Американское управление по борьбе с наркотиками перехватило наркоту, которая пересекла границу. Верно? – Да, с помощью твоего отца.