Но вскоре умер и он. Арман чиркнул спичкой и зажег керосиновые лампы по обе стороны стола, а Мирна зажгла свечи на кухонном островке. Все это на всякий случай стояло наготове. – У тебя порядок? – спросил Арман, подойдя к двери между кухней и гостиной. Там он увидел огонь в камине и уже зажженный фонарь. – Нет проблем, – ответила Рейн-Мари. – И никаких сюрпризов. – Мы почти закончили. Через несколько минут приду к тебе. Он взял два небольших полешка из аккуратной стопки, сунул их в печку, которая теперь стала их основным источником тепла. Пока никакой чрезвычайщины не наблюдалось. Но если электричества не будет долго, если пройдут дни, а температура упадет еще ниже, а огонь погаснет… – Очень мило, – сказал Бенедикт, оглядывая световые лужи. – Ну, давайте на этом закончим, – сказал Арман, а когда Люсьен стал возражать, Мирна поднялась со стула и просто вышла. Захватив свое пиво, она присоединилась к Рейн-Мари в гостиной. Бенедикт последовал за ней. Арман махнул рукой, приглашая Люсьена присоединиться к ним. Поколебавшись недолго, Люсьен неохотно встал. Усевшись, Мирна спросила: – Как мы будем исполнять завещание, которое не имеет смысла? Мы не можем раздать родственникам деньги, которых нет. – Мадам Баумгартнер переоценила свою собственность? – спросила Рейн-Мари. – Миллионов так на двадцать, – сказала Мирна. Рейн-Мари поморщилась: – Это называется перелет. – Мы все исходим из того, что у нее нет денег, – сказал Люсьен. – Может быть, они у нее все же были. – Вы так думаете? – спросил Арман. – Конрад Кантцен. – Прошу прощения? – Конрад Кантцен, – повторил нотариус. – О нем мне рассказывал отец. Месье Кантцен был третьестепенным актером на Бродвее в двадцатые годы. Он побирался, питался из мусорных бачков, а когда умер, у него обнаружилось четверть миллиона долларов. Это и сегодня деньги немалые, а по тем временам целое состояние. Они молча осмысляли это. – Никогда нельзя знать, – сказал Люсьен. Глава восьмая – Арман, ты спишь? – Мм… Гамаш перевернулся на бок, чтобы видеть Рейн-Мари. Воздух в спальне стоял прохладный, но под пуховым одеялом было тепло. Он потянулся в поисках ее руки. Они перенесли свой матрас в кухню и устроились у печки, чтобы ночью можно было встать и подбросить дровишек. – Сегодня днем, узнав, что метель накрыла бо́льшую часть Квебека, ты, казалось, порадовался. – Испытал облегчение. – Почему? «Объяснить это будет потруднее», – подумал он. Анри и Грейси лежали, свернувшись на полу, рядом с ними; вдруг они зашевелились, но Арман и Рейн-Мари погладили их, и они успокоились, уснули. – Вчера днем мне нужно было быть в Академии Sûreté на одной встрече, – прошептал Арман. – Я просил их ничего не предпринимать, пока не приеду я. Но тут налетела буря, и телефоны отключились. Вот я и забеспокоился, что они начнут без меня. Но поскольку метель накрыла такую большую территорию, я понял, что ничего не случится. Их тоже занесло снегом. И он мог расслабиться. Зная, что в следующие несколько часов, пока воет метель, мир не будет двигаться. Замрет на месте. В бурном, часто лихорадочном темпе жизни, в том, что тебе представлялась возможность ничего не делать, было что-то глубоко мирное. Ни Интернета, ни телефона, ни телевизора. Ни света. Жизнь стала простой, примитивной. Тепло. Вода. Еда. Компания. Арман вылез из-под одеяла и сразу же почувствовал холод. Перешагнув через другие матрасы на кухонном полу, он подбросил еще поленьев в печку. Прежде чем вернуться в теплую постель, Арман посмотрел через окно с переплетом в темноту. Потом нагнулся и подоткнул одеяло под Рейн-Мари. И когда он сделал это, голос, резкий и неожиданный, воззвал к нему из темноты. Предыдущим вечером те, кто не был занесен снегом, откапывали тех, кого занесло, прочищали дорожки от дома до дороги. Габри и Оливье были приглашены к Гамашам, когда закончат, но отказались. – Не хотим закрывать бистро, – объяснил Оливье. – И у нас неожиданные постояльцы в гостинице! – прокричал Габри сквозь шквалистый ветер. – Не могут вывести свои машины, чтобы доехать до дому. – Не могут найти свои машины. Оливье лопатой показал на могильные холмы вокруг деревенской площади. – Как ты думаешь, нам удастся привлечь к этому ребятишек? Убедить их в том, что это такая игра? – прокричал Габри в шапочку Оливье. – Тот, кто первым откопает машину, получит приз? – А призом придется сделать мозг, – сказал Оливье. Расчистили дорожку к дому Рут; Рейн-Мари постучала к ней, но старуха отказалась открывать дверь. – Приходите к нам на обед! – прокричала Рейн-Мари в закрытую дверь. – Приносите Розу. У нас много еды. – А выпивка? – Есть. – Нет, я не хочу выходить. – Рут, пожалуйста… Вам не следует оставаться одной. Приходите. У нас есть виски. – Не знаю. Последняя бутылка, которую я пробовала… у нее какой-то странный вкус. Рейн-Мари слышала страх в ее голосе. Старуха боялась покинуть свой дом и выйти в метель. Все инстинкты выживания противились этому. И хотя Рут Зардо не очень-то подчинялась инстинктам выживания, ей все же удалось переползти через восьмидесятилетний рубеж. В том числе и потому, что она не выходила из дому в метель. Они один за другим в начале вечера подходили к дверям Рут, расчищая снег на тропинке. И она отфутболивала их одного за другим. – Ну все, хватит, – сказал Арман, вставая. Прежде чем направиться к двери, он прихватил одеяло «Гудзонов залив»[13]. – Что ты собираешься делать? – спросила Рейн-Мари. – Приведу сюда Рут. Пусть для этого мне и придется сломать ее дверь. – Вы собираетесь ее похитить? – спросила Мирна. – Это не противозаконно? – спросила Рейн-Мари.