Мерсье посмотрел на мадам Гамаш, которая подавала бульон, на Армана, нарезавшего хлеб. Время от времени они обменивались словами. Их тела соприкасались на манер столь же случайный, сколь и сокровенный. Бенедикт спрашивал себя: если бы он постарался, очень-очень постарался, смог бы он построить отношения такие же прочные? Он поскреб грудь и поморщился. Несколькими минутами ранее, стоя под горячей струей душа, Арман спросил у Рейн-Мари: – Тебе имя Берта Баумгартнер о чем-нибудь говорит? – Это не какой-то мультяшный персонаж? – спросила Рейн-Мари. – Нет, та из комиксов про Дагвуда. А она не негодяйка из комиксов про «Дунсбери»? Он выключил душ, вышел из кабинки, взял из ее рук полотенце. – Merci. – Вытирая волосы, он весело посмотрел на нее, но увидел, что она серьезна. – Нет, она была вроде как соседкой. Гамаш надел вельветовые брюки, свитер, объяснил, почему его пригласили на эту одиноко стоящую ферму. – Душеприказчик? Вероятно, ты ее знал, Арман. Иначе почему бы она тебя выбрала? – Понятия не имею. – И Мирна ее не знает? – И парнишка этот тоже не знает. Бенедикт. – И как ты это объясняешь? – спросила она. – Никак. – Угу, – сказала Рейн-Мари. Поставив для них на стол кружки с бульоном, сэндвичи и пиво, Рейн-Мари оставила их и со своим ланчем ушла в гостиную. Сидя у очага рядом с Грейси, их маленьким найденышем, Рейн-Мари смотрела в огонь и повторяла: – Берта Баумгартнер. Берта Баумгартнер… Нет, это имя ни о чем ей не говорило. – Итак, – сказал Люсьен, поправляя очки на носу, – вы все согласились стать исполнителями воли покойной Берты Баумгартнер. Верно я говорю? Бенедикт произнес нечто похожее на «верно», но, поскольку рот его был набит сэндвичем с ростбифом, получилось нечто несуразное. Анри, лежавший у ног Армана, насторожился, навострил уши, его хвост прошелся разок туда-сюда. – Верно вы говорите, – сказала Мирна, подражая тону нотариуса, хотя он этого, казалось, и не заметил. Стул под ней заскрипел, когда она с кружкой горохового супа в руках откинулась на спинку. Ей хотелось взять пива, но кружка доставляла ей такое удовольствие, что она не желала выпускать ее из рук. Арман час назад высадил ее у дверей бистро, поскольку дверь ее магазина оказалась засыпанной снегом, и она через внутреннюю дверь прошла к себе, где, прежде чем отправиться к Гамашам, приняла горячий душ и переоделась. – Господи боже, – сказала ее подруга Клара, прижав Мирну к себе. – Мы так беспокоились. – Я – нет, – сказал Габри, хотя тоже крепко обнял ее. – Ты в порядке? – спросил он. – Видик у тебя говенный. – Могло быть и хуже. – Где ты побывала? – спросил Оливье. Мирна не видела причин скрывать от них. – Берта Баумгартнер? – сказал Габри. – Берта Баумгартнер? Правда? Здесь жила женщина по имени Берта Баумгартнер и я ее не знал? Кто она была? – Ты не знаешь? – спросила Мирна. Габри и Оливье знали всех. – И ты не знаешь? – спросила Клара, провожая ее до двери, соединяющей бистро и книжный магазин. – Понятия не имею. Ни малейшего. Мирна остановилась, посмотрела в их удивленные лица. – Ты говоришь, что и Арман стал душеприказчиком? – спросил Оливье. – Он должен ее знать. – Нет. Никто из нас не знает. Даже нотариус. – И она жила тут неподалеку по дороге? – спросила Клара. – Минутах в двадцати езды отсюда. Вы уверены, что вам это имя незнакомо? – Берта Баумгартнер, – повторил Габри, явно наслаждаясь звучанием имени. – Не смей, – сказал Оливье, а потом, обращаясь к Кларе и Мирне, добавил: – Он ищет новое подходящее имя, чтобы подписать приглашение премьеру Трюдо на карнавал. Мы подозреваем, что имя Габри Дюбо уже попало в черный список. – Да, я ему послал несколько писем, – признался Габри. – И пару фотографий. – И?.. – спросил Оливье. – И прядь волос. В мою защиту скажу: не свою, а Оливье. – Что? Вот сукин сын! Оливье потрогал свои редеющие волосы. Каждая светлая прядь была на счету. Спустившись через двадцать минут в теплой, сухой одежде со своего чердака в бистро, она обнаружила, что Габри и Оливье на улице – расчищают дорожки. – Они не Рут откапывают? – спросила Мирна у Клары. Откопать Рут было все равно что выпустить на свободу химеру. Такое с легким сердцем не делаешь. К тому же и загнать ее назад нелегко. – Боюсь, что да. Они ее еще и кормят. Они налили бульон в бутылку из-под виски, надеясь, что она не заметит разницы. – Рут, может, и не заметит, а вот Роза сразу почувствует. Утка у Рут была разборчивая. – Ты куда собралась? – спросила Клара, следуя за ней к двери. – К Арману. Читать завещание. – А мне можно? – А ты хочешь? – Конечно, я же предпочитаю гулять в метель, чем сидеть у огня с книгой и виски. – Я так и думала, – сказала Мирна, распахивая дверь. Сгибаясь от встречного ветра, она потопала по глубокому снегу. Мирна не знала Берту, но ее неприязнь к этой женщине все увеличивалась. В геометрической прогрессии. Арман стоял в кабинете, прижав к уху телефонную трубку. Сквозь разрывы в метели он видел фигуру Мирны, пробирающейся к его дому по деревенской площади. Рейн-Мари сказала ему, что телефон не работает, но он решил проверить, не восстановили ли линию. Не восстановили. Арман посмотрел на часы. Они показывали половину второго; если бы Гамаш этого не знал, то решил бы, что уже полночь. Три с половиной часа прошло с того момента, когда ему позвонили в машину перед домом Берты Баумгартнер. Три с половиной часа после того сердитого обмена словами.