Кэролайн и Энтони отправились следом за Гуго в кухню, а Арман присоединился к Мирне у стеллажа. – Вы сказали, что я должен выслушать кое-что. Что же? – О баронессе. Почему она так зовется. – Да? Мирна посмотрела на него таким измученным взглядом, что он подумал, уж не случился ли с ней какой-то острый приступ. Как выяснилось, именно приступ с ней и случился, только приступ не в физическом смысле. – Не могу вам сказать. – Почему? Вы сами говорите, что я должен выслушать. – Должны. Но не от меня, а от них. – Она кивнула в сторону кухни. – Это нечто поразительное. Не знаю, правда ли это. – Да ладно, – сказал Арман. – Вы сейчас просто дразнитесь. – Извините, но, вообще-то, я не выслушала всю историю – вы пришли. – Она снова посмотрела в сторону кухни. – Что вы о них думаете? – О Баумгартнерах? – Он тоже посмотрел в ту сторону. – Я еще не сформировал мнения. Кажется, они вполне себе милые. А вы? – Я всегда ищу психозы, – признала Мирна. – Прожитые годы оставляют следы в человеческом мозгу. Если закопаться поглубже и не пожалеть времени, обязательно найдешь что-нибудь. Даже у самых уравновешенных людей. Она глубокомысленно посмотрела на него и усмехнулась. – Рад, что теперь не моя очередь. И что? Вы накопали уже какие-нибудь психозы у этих милых людей? – Никаких. Что вызывает у меня беспокойство. Он рассмеялся: – Не переживайте. Если что-то и может говорить о безумии, так это завещание. – Этого добра у нас уже хватает, – согласилась она. – Вы думаете, они огорчились, узнав о том, что мы – душеприказчики? – Не уверен. То, что они удивились, – это да. Не знаю, почему мать не сказала им, что не предоставила им полную свободу. – Я сама думаю, почему она это сделала, – сказала Мирна, глядя через открытую дверь в кухню. – Вы думаете, кто-то из них немного не того? – Она подняла руку к виску и сделала вращательное движение. – Но она чувствовала, что не может просто бросить его, а потому лишила свободы действий всех? – Его? Вы кого-то конкретного имеете в виду? Может, Гуго? – Потому что у него вид подходящий? Бедняга… представляете, каково это – расти с двумя красавцами? Это может искалечить психику. Но я делаю ставку на Энтони. Арман смотрел, как два брата и сестра готовили угощение. Кэролайн и Энтони на пару заваривали чай и выкладывали печенье. Гуго в одиночестве за столом налил два пива. На первый взгляд атмосфера дружелюбная. Но в то же время они едва ли и словом обменялись. – Почему Энтони? – спросил он. – Потому что он с виду самый неподходящий кандидат. Мне всегда подозрительны люди, которые кажутся слишком уравновешенными. – Иногда сигара…[24] – сказал Арман под смех Мирны. Он заметил что-то за ней на полке и протянул руку. Маленькая фотография. Серебряная рамка потускнела, черно-белый снимок подвыцвел, но он знал, кто на ней и где сделан снимок. Трое детей Баумгартнер напротив фермерского дома, двое худых и один пухленький, руки небрежно лежат на плечах брата или сестры. Снимок сделан летом, на ребятах сползающие купальные костюмы, на лицах – широченные зубастые улыбки. За ними в саду он увидел высокие стебли наперстянки и легкоузнаваемого аконита. – Это что? – Он показал на еще один пучок. – Ха! – сказала Мирна. – Баронесса, вероятно, была настоящим садовником. Не думала, что эта штука растет здесь, но ее, вероятно, защищает дождь. Или же она посадила ее как однолетник. Это красавка. Еще известна как белладонна. Арман вернул фотографию с тремя детьми, которые росли сорняками среди ядовитых растений. – А вот и мы, – сказала Кэролайн, и вошел Энтони с чаем и печеньем, а за ним Гуго с пивом. Гамаш начал понимать, что это и казалось его естественным местом. В нескольких шагах за братом и сестрой. Отдельно от них. Чуть-чуть. Рядом, чтобы ощущалась их близость, но и достаточно далеко, чтобы не быть включенным. – Мы можем продолжить? – спросил Люсьен, который отказался от всех угощений. – Я думаю, мы должны немного вернуться назад, теперь, когда Арман здесь, – сказала Мирна. – Он не слышал, что сказала Кэролайн перед его приездом. – Это не имеет отношения к делу, – сказал Люсьен. – Мы здесь для того, чтобы огласить завещание, – не больше. – Вы говорили нам, почему ваша мать любила, чтобы ее называли баронессой, – подсказала Мирна Кэролайн. – Любила? – Энтони подбросил полено в камин. – Она не «любила», она настаивала на том, чтобы ее называли баронессой. Он вернулся на свой стул. Кэролайн села, соединила колени, скрестила щиколотки, поправила на себе юбку и повернулась к гостям. Дама развлекается. – Наша мать называла себя баронессой, потому что была баронессой. Арман уставился на нее, потом обвел взглядом других. Челюсть у него не отвисла, но зрачки расширились. Мирна посмотрела на него. Она сияла. Если бы она могла взорваться от удовольствия, то взорвалась бы. То, что началось как повинность, – согласие на работу душеприказчика по завещанию незнакомого человека – быстро превращалось не только в развлечение, но и во что-то замечательное. «Баронесса» – говорили ее сверкающие глаза. Уборщица благородных кровей. Может, будет и еще интереснее? По другую сторону стола дети Баумгартнер реагировали по-своему. Энтони, казалось, разделял шутку и вскинул брови в выражении: «Родители – чего вы хотите?» Кэролайн казалась собранной, но цвет лица выдавал ее. На щеках появились розовые пятнышки. А Гуго… – Она вполне могла быть баронессой, – сказал он. – Мы не знаем. – Думаю, знаем, – сказал Энтони. – Есть вещи, которые нужно научиться принимать, Гуг. Какими бы неприятными они ни были. Он произнес имя брата как «Уг» и теперь смотрел на него. – Никогда не видел настоящей баронессы, – сказал Бенедикт. – Вот это круто. – Так и не видел по сей час, – заметила Мирна. – Почему она считала себя баронессой? – спросил Арман. – Ну, среди многого другого есть и семейное имя, – сказал Энтони. – Баумгартнер? – спросил Бенедикт. – Нет, – ответила Кэролайн. – Это фамилия отца. Ее девичья фамилия Бауэр. Но ее дед, наш прадедушка, носил фамилию Киндерот. Она внимательно посмотрела на них, явно в ожидании чего-то. – Киндерот, – повторил Гуго. – Мы слышали, – сказала Мирна. – Вы пытаетесь что-то донести до нас этим именем? Бенедикт прищурился, его губы шевельнулись, он поднял пальцы. Явно пытаясь нащупать связь. – Киндерот, – сказал он наконец. – Ребенок рот[25]. – Ребенок рот, – повторил Арман, потом задумался. – Рот чайлд? Ротшильд? Гуго кивнул. – Это смешно, – сказал Люсьен, фыркнув. Потом посмотрел на детей Баумгартнер. – Вы же не хотите сказать, что Берта Баумгартнер была Ротшильд? Энтони откинулся на спинку стула, явно дистанцируясь от этих претензий. Вид у Кэролайн был вежливо-вызывающий, она словно говорила им: ну-ка, попробуйте оспорить это. А Гуго, судя по его виду, торжествовал. – Да.