– Возможно, он все еще спит в своей квартире, – сказала Клара. – Проснется – позвонит. – Я ждать не буду, – сказала Мирна, размахивая принесенными бумагами. – Я звоню на его сотовый. Она набрала номер. Все смотрели на нее. И ждали. Ждали. На том конце включилась голосовая почта; Мирна оставила сообщение с просьбой перезвонить и повесила трубку. – Других телефонов у него нет? – спросил Жан Ги, заглядывая через плечо в бумаги Мирны. – Домашнего нет? – У молодых теперь не бывает домашних, идиоты, – объяснила Жану Ги Рут. – Ты старик – тебе это неизвестно. – Мы должны съездить на ферму, – сказал Арман, направляясь к двери. – И убедиться. – Я с вами, – сказала Мирна. – Мы одна команда. Душеприказчики должны держаться вместе. – Она ответила на взгляд Армана. – Что? Это факт. – Это чушь, – сказала Рут. – Я знаю, – сказала Мирна, отвечая в большей мере на взгляд Армана, чем на слова Рут. Он кивнул. Они оба понимали, что могут увидеть там. И из всех здесь он и Мирна больше других привязались к Бенедикту. Молодой человек притягивал к себе, чуть ли не сразу вызывал у людей симпатию. Они и в самом деле чувствовали себя необычной, маленькой, но командой. – Я тоже поеду, – сказал Бовуар, направляясь вместе с ними к машине. – И я, – сказала Рейн-Мари. – Ты не могла бы остаться дома – вдруг он позвонит? – спросил у нее Арман. – Дай мне знать, – сказала она, когда они сели в машину. – Боже милостивый… – сказала Мирна, подаваясь вперед и вытягивая своим телом ремень безопасности, когда они свернули к фермерскому дому. – Я звоню «девять-один-один», – сказал Жан Ги. Арман достал лопату из багажника. Пикап Бенедикта стоял там, где они его оставили. Арман быстро подошел и заглянул в салон. Пусто. Ключ в замке зажигания и в положении «включено», но, вероятно, в баке кончился бензин. Он повернул ключ, сунул к себе в карман. – Спасатели уже в пути, – сказал Бовуар, подойдя. – Здесь никого! – крикнула Мирна. Она стояла во дворе рядом с другой машиной. Незнакомой Арману. – Ее здесь не было, когда мы уезжали вчера, верно? – Не было, – подтвердил Арман. Бовуар вытащил из сугроба перед ступеньками крыльца лопату и теперь держал ее как оружие. Мирна подошла к нему, и все трое уставились на дом. Жилище мадам Баумгартнер обрушилось. Крыша и второй этаж упали – часть до самого пола, часть повисла бог знает на чем. – Позвони им еще раз. Пусть привезут собак, – сказал Гамаш, медленно подходя к дому. Бовуар позвонил. – Он внутри? – прошептала Мирна. – Думаю, да. – Гамаш оглянулся, посмотрел на другую машину. – И не один. Арман снял шапочку, наклонил голову в сторону дома: – Вы слышали? Жан Ги и Мирна сняли головные уборы, прислушались. Ничего. Гамаш подошел к своей машине, два раза нажал на кнопку гудка. Два коротких, резких звука, потом тишина. Он прислушался. Но ответом ему было только зловещее молчание. Ничего. Ничего. Что-то. Удар. Треск. Они переглянулись. – Может, это балка потрескивает, шеф. – Или это может быть Бенедикт, – сказала Мирна. – Или кто-то другой пытается подать сигнал. Что будем делать? Мы не можем просто так стоять здесь. Помощь уже в пути, но они могут приехать минут через двадцать-тридцать. А это на таком морозе может быть временем между жизнью и смертью. Если кто-то дожил до утра на таком холоде, то он, вероятно, теперь на последнем издыхании. – Мы сначала, прежде чем что-то делать, должны убедиться, что там есть кто-то живой, – сказал Арман. Он приложил ко рту ладони рупором и прокричал: – Бенедикт! – Эгей! – крикнул Бовуар. Они замолчали, прислушиваясь. Стук. На сей раз отчетливый. Еще один. Тук-тук. Теперь точно. Кто-то живой. И испуганный. Это на мгновение напомнило Гамашу о другом человеке. Об Амелии и ее пирсинге. Тук-тук-тук. Ее знак. Спасите наши души. – Он должен прекратить, – сказала Мирна. Ее глаза широко раскрылись, дыхание участилось. – Он обрушит весь дом. Прекрати! – прокричала она. – Мы вас слышим! – крикнул Гамаш. – Мы идем. Перестаньте стучать! Он повернулся к ним, увидел страх на их лицах. – Мы должны идти внутрь? – сказал Бовуар. Арман кивнул. Они, как и он, опасались, что дом, в который они собирались войти, может обрушиться полностью. Но если он и Мирна боялись, то Жан Ги был в ужасе. Он страдал клаустрофобией. Она была его кошмаром. Бовуар коротко кивнул, еще крепче ухватил черенок лопаты и шагнул к обрушенному дому. – Я думаю, тебе лучше… – начал было Гамаш, но замолчал, когда услышал звук. Они повернулись к дороге. Приехал грузовичок-пикап. Жан Ги опустил лопату и чуть не разрыдался. Помощь, спасатели. Они знают, что нужно делать. Они и пойдут в дом. Машина остановилась, из нее вышел один-единственный человек. И Бовуар чуть опять не разрыдался. Не спасатели. Билли Уильямс. – Услышал, что парнишка пропал. Приехал посмотреть – могу чем помочь? – Он стоял рядом со своей машиной и смотрел на дом. Потом сказал что-то, Гамашу показалось «нихренасе». – Что он сказал? – спросил Гамаш у Мирны. По причинам, вызывавшим категорическое недоумение у Гамаша, он был единственным человеком на земле, который не понимал ни слова из того, что говорил Билли Уильямс. Ни единого. Даже близко. – Это не имеет отношения к делу, – ответила Мирна. – Парнишка там живой? – Мы думаем – да, – сказала Мирна. – Кто-то там живой. Либо Бенедикт, либо еще кто-то. Эта машина стояла здесь, когда вы высадили его прошлым вечером? – Она показала на стоящую чуть поодаль машину. – Я ничего такого не заметил. – Он снова повернулся к дому. – Темно ведь было. Так. Я должен его вытащить. Он там по моей вине. Гамаш, старавшийся следить за их разговором, посмотрел на Мирну: