Таня подошла ближе, нагнулась, разворотила гниющие капустные листы носком ботинка, чиркнула спичкой. Тусклое пламя что-то осветило — и она разглядела белую человеческую ногу. Сомнений никаких не было: в куче гниющих капустных отбросов действительно находилась отрезанная человеческая нога! В первый момент Таня едва не потеряла сознание от ужаса и с трудом удержалась, чтобы не завопить во весь голос. Потом в голове быстро пронеслось, что произошло очередное убийство, убийца нанес третий удар. Как ни странно, но именно эта мысль позволила взять себя в руки. Перед глазами Тани пронеслись сцены страшного расстрела заложников на Привозе — потное, искаженное, ничего не понимающее лицо хозяина бакалейного магазина, тонкое, тревожное, обреченное лицо его молодого продавца-помощника. Новое убийство означало, что будут новые расстрелы. Марушина просто не удержится от того, чтобы не расстрелять кого-то в очередной раз, продемонстрировав свою страшную власть. Убийцу этим не остановить, его жертву — не вернуть к жизни. Но будут новые жертвы… Значит, нельзя допустить, чтобы труп нашли, нельзя, нельзя… Все это быстро пронеслось в ее голове. Таня привыкла принимать решения и действовать. А потому она забросала ногу листьями, постаравшись скрыть как можно больше страшную находку, и резко обернулась к Ваське: — Ничего тут нет! Понял? Ничего! Только целый, твердый кочан капусты. — Гы… — Васька моргнул. К счастью Тани, он был слишком пьян и слишком туп, чтобы хоть что-то сообразить. А потому недоумевающе уставился на нее. — Показал? Всё! Теперь пошел вон! — и, так как Васька продолжал стоять, она рявкнула: — Пристрелю! Пошел вон, кому говорю! Это подействовало. И, качнувшись, Васька Черняк быстро затрусил в темноту. Сама же Таня, дрожа всем телом, отступила на несколько шагов назад. А затем бросилась бежать в противоположном направлении. Володя Сосновский не поверил своим глазам, когда в ответ на несколько тревожных длинных звонков открыл дверь своей квартиры и увидел Таню. Бледная, дрожащая, с огромными, расширенными глазами, она была не похожа на саму себя. — Таня! Таня… — Володя вдруг ощутил такой безумный, такой пьянящий порыв жгучего счастья, что даже испугался. Чтобы взять себя в руки, быстро подтолкнул Таню вперед. Комната была уютно освещена настольной лампой, на столе разложены листки рукописи — Володя работал. В кресле, уютно устроившись, спал большой черный кот. Потрескивал зажженный камин. Но Таня, казалось, не замечала всего этого уюта. Обессиленно рухнув на диван, она начала так сильно дрожать, что Володя не на шутку перепугался. В ее белом, абсолютно безжизненном лице не было ни кровинки. Он бросился к серванту и быстро налил коньяка. Поднеся к губам Тани стакан, он заставил ее сделать несколько глотков. На щеках ее появился румянец — коньяк подействовал. — Что произошло? — Володя был испуган, больше всего он боялся, что кто-то мог ее обидеть. — Таня! Что случилось? — Труп… Очередной труп, — Таня еще раз глотнула коньяк. — Я нашла его совершенно случайно. — Что ты нашла? — растерялся Володя. К такому он был не готов. — Труп. Третий. На мусорной свалке. Отрезанная нога, — на одном дыхании выпалила Таня. — Нельзя, чтобы Марушина обнаружила труп, нельзя. Она снова постреляет людей. Помнишь, она угрожала расстрелом заложников, если будет еще труп. Мы должны его выбросить. — Что мы должны сделать? — не понял ее Володя. — Мы должны избавиться от трупа, выбросить, уничтожить его, — дыхание вернулось к ней, и теперь Таня говорила более уверенно и спокойно. — Мы должны не допустить новые расстрелы невинных людей. Единственный способ их избежать — избавиться от трупа! — Подожди… — Володя был ошарашен. — Ты предлагаешь мне скрыть следы серьезного преступления? Но ведь это тоже преступление! — А расстрел заложников что? — посмотрела на него Таня. — Кто будет расследовать третье убийство? Кто расследовал два первых? Кстати, ты выяснил, как зовут первую жертву, кто она? — Нет, — Володя смутился, — мне не удалось узнать это. Никто не знает. Не получилось. Пока. — Вот видишь, — укоризненно сказала Таня, — но если в первом случае не убивали людей, то теперь будут. Мы должны помешать этому! — И как ты собираешься это сделать? — пораженный Володя просто отказывался мыслить. — Уничтожить, закопать, сжечь, выбросить! — Таня начала злиться. — Ты предлагаешь мне, полицейскому следователю, избавиться от трупа и скрыть следы такого серьезного преступления? — Брови Володи поползли вверх. — Ты уже не полицейский следователь! Как ты не понимаешь, нет больше полицейских следователей! Ничего нет! Как ты мог забыть расстрел после второго убийства! — Закрыв лицо руками, Таня вдруг разрыдалась. Володя накинул свою кожаную тужурку, сунул в карман заряженный револьвер. И, не дожидаясь, пока Таня успокоится, жестко скомандовал: — Пошли. Посмотрим, что там такое. Он действовал и командовал, как самый настоящий мужчина. И Таня вдруг успокоилась. Слезы высохли, истерику сняло как рукой. Володя потушил лампу, камин, запер дверь. Они выскользнули в темноту. — А ну назад! — Володя наставил револьвер. — Пошли прочь! Стрелять буду! Таня сжалась за его спиной. Ощерившиеся обитатели свалки образовали собой живую стену, и в темноте ярко сверкали горящие ненавистью глаза. По дороге в какой-то лавчонке, не запертой на ночь, Володя удачно раздобыл большой мешок, лопату и маленький масляный фонарь. — Соберем эти части, — сказал он. — Появилась у меня одна идея. Таня нашла нужное место без труда. Володя зажег фонарь и принялся отбрасывать капустные листья. Под ними обнаружилась не только нога, но и часть грудной клетки с одной рукой, и даже ступня второй ноги, отрезанная почти по лодыжку. Содрогаясь от отвращения, Володя сгреб лопатой части трупа, перебросил их в мешок. Они уже собирались уходить, и даже потушили фонарь, когда за их спинами вдруг послышалось утробное, глухое рычание. Это были обитатели свалки, которые собирались на них напасть. Вооруженные кто дубиной, кто лопатой, кто вилами, они представляли собой страшное зрелище. Разглядев на свалке посторонних людей, они тут же решили напасть и ограбить. И отбиться от них было пострашней, чем от своры диких собак. Эти звери были двуногими, целенаправленно, с людской понятливостью нацеленные исключительно на злобу и ненависть. Володя выстрелил в воздух. Подействовало мало. Их стали окружать. Перекинув Тане тяжелый мешок, Володя прицелился прямо в толпу. Это заставило ближних остановиться. Затем кто-то бросился вперед. Володя выстрелил. Раздался звериный вой, исполненный боли. Ряды нападающих сбились. — Бежим! — и Володя, крепко схватив Таню за руку, бросился в темноту. На бегу он все-таки умудрился забрать из ее ослабевших рук мешок с разрезанными на куски частями человеческого трупа. Их никто не преследовал. Покинув пределы свалки, они оказались на Пантелеймоновской. Чтобы отдышаться, рухнули на какую-то лавку возле ближайшего дома. — Они бы нас убили, — сказал Володя, — вот зверье. А вдруг это они убивают таким способом? — Ну нет, — Таня покачала головой, — на это у них не хватило бы мозгов. Наш убийца умный и куда более изощренный. Убивает сериями. — Мертвого младенца мы не нашли, — сказал Володя, словно пытаясь ее поддеть. — Мы не искали, — возразила Таня. — Я уверена, что он где-то там, в куче. Вернуться за ним я не вернусь, даже не проси. — Я тоже не самоубийца, — хмыкнул Володя. — Куда теперь? — спросила Таня, бросив взгляд на мешок, лежащий на земле, возле их ног. — В анатомический театр, — сказал Володя, и тут же добавил: — Там работает старый профессор медицины, друг моего отца. Он так любит свою работу, что рискнул остаться в Одессе. Он сохранит все в тайне, если я попрошу. К тому же сделает медицинское обследование трупа. Может, мы узнаем что-то новое. — Мне не нравится эта идея — вдруг он испугается и нас выдаст, — покачала головой Таня, — но это лучше, чем ничего. Лучше, чем бросить мешок прямо на улице. — Он не выдаст, — сказал Володя, — идем. Если нам повезет, мы застанем его. Он часто работает по ночам. — Вы странные молодые люди, — промолвил старый профессор с густой окладистой бородой, точно такой, какими принято изображать профессоров в серьезных книжках. — Я многое видел в жизни и многое пережил, но видеть молодых людей, которые просят спрятать части трупа и одновременно провести исследование, мне доводится впервые. — У нас исключительные обстоятельства… — начал было Володя, но профессор тут же перебил его, махнув рукой. — Знаю, знаю, дорогой Вольдемар! Я понимаю больше, чем вы думаете. Сейчас не те времена, чтобы проводить расследование даже в случае самого жестокого убийства. Я помогу вам, чем смогу. Вы правильно сделали, что принесли труп сюда. Этим вы спасете невинных людей, которых могут расстрелять за то, чего они не делали, — было ясно, что старик-профессор знает о расстреле на Привозе. — Большевики не трогают меня, так как думают, что я сошел с ума. Это играет мне на руку — вот теперь я могу все спрятать. Старик угощал их чаем в своем кабинете в анатомическом театре, где ничто не указывало на то, что это за место. Поставив чашку на стол, профессор улыбнулся. — Может, желаете рассмотреть? Части тела были разложены на оцинкованном столе под большой яркой лампой. В воздухе витал запах хлорки и какой-то тошнотворной медицинской сладости. Тело казалось изваянным из белого мрамора. Там, где были разрезы, не осталось и полоски крови. — Я могу сразу сказать вам, что этот человек мертв уже несколько дней, — профессор направил лампу на стол, — и еще могу сказать вам, что это молодая женщина. Таня подошла ближе, склонилась над рукой… И вдруг вскрикнула. На белой коже отчетливо смотрелась черная татуировка — роза за колючей проволокой. — Что случилось? — Володя быстро подошел к ней. — Ты что-то увидела? — Увидела, — мрачно сказала Таня, и пояснила: — Я знаю, кто это. Эту женщину звали Ираида Стеклярова. Глава 17 В анатомическом театре. Частички фарфора. Дело об убийстве Розы Шип Ранний рассвет следующего дня застал их в кабинете профессора в анатомическом театре, где Таня и Володя ждали результатов исследования. Лучи раннего солнца пробились сквозь сплошную линию туч, рассыпались на полированной ореховой поверхности письменного стола. День обещал быть по-весеннему солнечным и теплым.