Циля с Идой пришли от новой квартиры в восторг. Единственное, что беспокоило, это пропажа вещей. Но Таня сказала им, что они все очень скоро купят. На самом деле сказать было легче, чем сделать. У Тани остались только те деньги, которые она отложила для платы Марушиной, так как она хранила их в магазине. Все остальные ее сбережения исчезли в огне. Однако Таню это почему-то совершенно не беспокоило. Единственная вещь, из-за потери которой она немного грустила, был красивый красный костюм, который она носила так не долго. На все же остальное ей было плевать. Едва Таня устроила своих подруг на новом месте и отправилась в магазин, как минут через десять после того, как она открыла дверь, появился мрачный Туча, полностью соответствующий своей кличке. — Японец рыщет тебя по всему городу, — хмуро сказал он, — какой шухер ты натворила? — Из-за твоего Японца мой дом сожгли, — огрызнулась Таня. — Знаю, все знаю, — Туча махнул рукой, — весь город знает, и Японец тоже. Это Дикая сотня Домбровского постаралась. — Ничего подобного! — Таня в ярости уперлась кулаками в бока. — Домбровский и его люди близко не подходили к моему дому! Так ему и передай! Я знаю, кто это сделал. Вот сама Японцу и скажу. — Скажешь, за тем и приехал, — вздохнул Туча, — вечером Японец пришлет за тобой человека сюда. Поедешь с ним. И без шуток. А я так, забежал тебя предупредить. — Предупредить? — Таня почувствовала предательский холод в сердце, от которого сразу заледенели руки. — Ты хочешь сказать… Японец собирается меня убить? — Тьфу, глупость! — Туча сплюнул сквозь зубы. — Да у тебя совсем мозги за уши завернулись! Замолчала бы за свой рот! Сама натворила грандиозный шухер, так сама еще за то спрашиваешь! Вот и расскажешь Японцу, что почем. Таня не поверила Туче. Но когда за ней зашел мрачный, до зубов вооруженный тип, без слов села к нему в пролетку. Оставалось только покориться своей судьбе — что бы ни произошло. Японец ждал ее на вилле. Когда Таня вошла в комнату, он расхаживал туда-сюда вдоль больших панорамных окон гостиной, что было совершенно не свойственно ему. Окна выходили в темноту. Сквозь них доносился грозный шум штормового моря. — Шо за шухер по всему городу — взрывы, трупы, а я ни за зуб ногой? — крикнул, обращаясь к Тане, Японец. — Шо ты натворила? Я велел тебе сделать чистый, изящный хипиш, а не поднять на уши весь город! Теперь Домбровский обложил меня, как зверя! — Меня хотел убить не Домбровский. Это не Домбровский взорвал мой дом. Дом уничтожил Пилерман. Нанял людей. Он хочет меня убить. И это всё на его совести, — Таня спокойно, беспристрастно встретила сердитый взгляд Японца, — я тут вообще ни при чем. Дело провалил Пилерман, а теперь хочет избавиться от меня, как от свидетельницы. — Шо за… — Японец выругался. — Я правду тебе говорю! Ты знаешь меня — я всегда говорю правду. — Так, — Японец с размаху плюхнулся в плюшевое кресло, — рассказывай за всё. Говори. Таня опустилась на край дивана напротив и принялась говорить. Говорила долго, рассказывала все без утайки. Не забыла и про папку, сказав Японцу, что она понадобилась для розыска убийцы с Привоза. А убийцу с Привоза найти необходимо, так как это самый лучший компромат, который только может быть. К концу ее рассказа Японец несколько успокоился, стал задавать уточняющие вопросы, а затем сказал: — Значит, просто совпало. Вы зашли в левый момент. Этот ваш… как его… охотился за папкой, а тут вы все подвернулись… А Пилерман вместо того, чтобы тихо все провернуть, вляпался в стрельбу. Бриллианты где? — В надежном месте. Привезу, как скажешь. Но тебе. Не Пилерману. — Ты зря на него шумишь. Все-таки это не он. Вот, полюбуйся, — из кармана пиджака Японец достал какую-то бумажку и бросил Тане на колени. Это была листовка о розыске особо опасной преступницы и портрет Тани в образе блондинки, который подготовил для розыска Домбровский. Таня усмехнулась. — Домбровский расклеил это по всему городу, — сказал Японец, — конечно, тут тебя не узнать. Кстати, это принес мне Пилерман. Он же сказал, что для того, чтобы бросить бомбу в квартиру, люди Домбровского наняли одного из наших, Яшку Лысого. — Я видела Яшку Лысого, — кивнула Таня, — надо его найти и спросить, кто его нанял. — Не получится, — мрачно произнес Японец, — его застрелили сегодня днем. Похоже, попал в перестрелку. — Это Пилерман его убил, чтобы он не рассказал правду! — Послушай, Пилерману незачем тебя убивать, — сказал Японец, — бриллианты все равно ему не достанутся. Они мои. И в твоей смерти для него нет никакого смысла. А вот для Домбровского — есть. Домбровский прямо заинтересован в том, чтобы тебя убрать. Не арестовать, а именно убрать, так как ты знаешь за бриллианты. Он же получил их тайно, никто не знает об этом. Поэтому его люди вполне могли тебя выследить. — И узнали дом, где я живу, и кто я такая, — сказала Таня. — Тогда почему они не бросили бомбу в мой магазин? На это Японцу нечего было ответить. — А я скажу тебе почему, — продолжила Таня. — Потому, что Пилерман ничего не знает о магазине, а о том, где я живу, знают все уголовники Одессы, в том числе и Яшка Лысый. Вот он и привел людей Пилермана к моему дому. А про лавку мало кто знает. Но если бы за мной следили люди Домбровского, они бы выследили. — Ладно, — было видно, что разговор этот стал Японцу надоедать, — я поговорю с Пилерманом. Никто тебя больше пальцем не тронет. Но я не хочу больше этих свар. Я не хочу, чтобы вы вдвоем подняли на уши весь город. Закатили шухер, нечего сказать! Я работаю с Пилерманом, и дальше буду с ним работать. А когда ты заловишь Марушину, поставлю его над Привозом. Тебе лучше держаться от всего этого в стороне. А за тебя я так скажу: занимаешься Марушиной, и занимайся ею дальше. А куда не надо — не лезь. Вот про убийцу с Привоза ты ловко придумала! Как думаешь делать теперь? — Помощь твоя нужна, — сказала Таня, — одного человека найти надо. Этот человек знает правду про того, кто сидел на Александровской каторге по уголовному делу. И кого там обвинили в убийствах заключенных. Большевичка. В Одессе она держала ресторан «Карета Катерины». Но не долго. Ресторан сгорел. Ее зовут Катерина Мещерякова. Я узнала о ней, когда искала что-то на «красную дьяволицу» Никифорову. И вот эта Мещерякова говорила мне, что судили ее в городе Александровске, и некоторое время она сидела на Александровской каторге до отправки в Новинскую тюрьму. А как раз в это время там находился тот человек, убийца. Мне ее расспросить надо. — «Карета Катерины»… — задумался Японец, — помню, был ресторан. И бабу ту знал. Но сейчас ее нет в Одессе. Уехала она давно из города. А куда уехала — и сам черт не знает! — Ты же связан с большевиками, — прямо сказала Таня, — ты поставляешь им оружие. Помоги мне ее найти. — Ишь, шустрая, — прищурился Мишка, — все-то ты знаешь! А ты уверена, что дамочка эта знает убийцу? Не хотелось бы лезть к Соколовской по пустякам. Еще та барышня… Меня от нее аж всего передергивает! — Конечно, я не могу быть твердо уверена, — сказала Таня, — но я подозреваю, что знает. Должна знать. — Ладно. Попробую выяснить. Если оставишь в покое Пилермана и не будешь за него языком болтать. — Если он больше не тронет меня, — веско ответила Таня. — Не тронет. Я обещаю. А ты знаешь, за мое слово закон. Ты мне лучше вот что скажи: этот тип, убийца, еще в городе? — Точно в городе, если убил Имерцаки, который знал его в лицо. — А Марушина не сделала никаких попыток его найти. Да если я выложу все это Ревкому ихнему и дамочке Соколовской, ей явно не поздоровится! — довольно прищурился Японец. — Ты сможешь выложить, когда я найду убийцу. Ты прямо скажешь, кто он. — Я ведь тут видел кое-что… — вдруг задумчиво проговорил Японец, — вспомнил… может, тебе пригодится. В общем, в тюрьме я видел одну страшную вещь. — Какую? — насторожилась Таня. — Спустились мы в подвал, как тюрьму взяли. Ребятам камеру хотел показать. Держали меня там, в подвале, так вот… Спускаемся мы, значит, все в фасоне, а тут двое моих выскакивают… Глаза за уши завалились… аж зубы выпучили… и блеют, как швицеры под Привозом… Я им говорю: шо за черт вам уши на гланды натянул? А они: там, там… Ну, мы глаза в руки, да пошли за ту картину маслом взглянуть. А там — сундук. И внутри — детские трупики… Доверху почти… У меня аж в печенках заскворчало… Как вспомню — жуть… Мне потом рассказали, что начальник тюрьмы нанял пожизненного убийцу, шоб от незаконных младенцев так избавляться… Тот и делал за привилегии… А потом в город вышел… Мы его как бы выпустили… Зверье такое… Он и делов наделал… В смысле, этих, на Привозе. — Жаль, что ты не спросил его имя, — сказала Таня. — Я спрашивал! Так никто его и не знал. Говорили разное. Но толком даже описать не могли. Какой, мол, из себя. Словом, чушь получилась. Ничего хорошего. Мы же не знали, шо сидит такое в тюрьме. Я ж не знал… — Одно понятно — это не уголовник. — Не! Наши боятся таких, как диких зверей. Пристрелят скорей, чем за своего примут. Дело вора — это одно. У вора свой путь. Он вредный, но он такой. А это вроде как и не человек даже. Страшно на него смотреть. О чем думает, не понять. Как животное какое-то в людском обличье. Нет, ты все-таки найди эту тварь. Марушина его не тронет — я займусь. Нельзя, чтобы такое по земле ходило. И в тюрьму его тоже нельзя, ведь из тюрьмы можно выйти. А мои люди им займутся… И скажу тебе — благое это будет дело. Так шо ищи зверюгу. А как найдешь — сразу ко мне. Темная глухая ночь стояла над городом. Ночь, в которой не было даже звезд. В комнате своей новой квартиры, в неярком свете зажженного камина, Таня сидела на кровати, разложив перед собой все бумаги из тюрьмы. Получилось целое море бумаг, бумажное покрывало, шуршащее от малейших движений. Фантазия Тани пошла дальше, и она вообразила, что бумагами обклеена вся комната, даже потолок и стены, а она задыхается в этом бумажном плену. Но это была только фантазия. Страшная, как и всё, что окружало ее. Прогнав усталость и сон, Таня внимательно вчитывалась в каждую строчку. И внезапно к ней пришла очень интересная мысль. А ведь на самом-то деле в протоколе допроса, который она читала с таким рвением и который она безоговорочно приняла за допрос Имерцаки, совершенно не ясен пол собеседника, его имя. Это может быть кто угодно. Вопросы следователя общие, они не определяют пол того, к кому обращены. А ответы еще более безлики — опять-таки, за ними совершенно скрыта личность человека. А что, если это не допрос Имерцаки? Что, если на вопросы отвечает кто-то другой? Но этот человек должен быть очень важен для Имерцаки, если тот хотел забрать эти документы с риском для жизни. Имерцаки не только знал, кто убийца, но и был связан с ним достаточно тесно. Может быть, родственник, например брат? Если предположить, что это совсем другой человек отвечает на вопросы следователя, тогда многое становится ясным. Мысль была интересной. Таня остановилась на ней. Но это была не единственная светлая мысль. Мысль, которая пришла позже, была так же неожиданна: что, если Роза Шип была как-то связана с Имерцаки или была свидетельницей его преступных наклонностей? Гоби Имерцаки появился в Одессе в 1895 году. В этом же году была убита Роза Шип. А если это было его рук дело, если он связался с Розой, а потом расправился с ней?.. Но тогда возникает важный вопрос: почему в одном случае рядом с трупом появлялся мертвый младенец (Роза Шип, три жертвы на Привозе), а в других случаях — прачка Семашко, Анна Черткова и еще две безымянные девушки, которых убили до них? Неужели убийц двое? Или они были как-то связаны между собой? По какой причине убийства, похожие в подробностях, отличались в такой важной детали? Таня подумала о том, что Володе обязательно нужно снова появиться в тюрьме и найти в архиве документы о Розе Шип, внимательно еще раз ознакомиться с ее делом. И сделать это именно в тюремном архиве, а не в полицейском, где он, собственно, и нашел упоминание о далеком убийстве! Ведь тюремный архив про Розу Шип он еще не смотрел. А значит, можно обнаружить много интересного. Думая обо всем этом, Таня сидела над бумагами всю ночь. Она чувствовала, что разгадка где-то очень близко, может, даже в этих документах. Чутье подсказывало, что очень важной в поиске убийцы с Привоза может оказаться линия Розы Шип. А чутье редко Таню подводило. Может, в этом звене крылось хоть что-то? На следующий день почти сразу, с утра, едва Таня появилась в лавке на Привозе, к ней явился посыльный от Японца. Он приглашал ее на встречу в ресторан «Ампир». Таня подумала, что раз Японец больше не прячется, дела его пошли в гору. В ресторане было многолюдно, но Таню сразу провели в отдельный кабинет. Японец ее уже ждал. Выглядел он добродушным. — Ну шо тебе сказать за жизнь, — усмехнулся Мишка, — задала ты мне задачку, найти эту дамочку с Александровской каторги. — Ты ее нашел? — удивилась Таня. — Конечно нашел, — снова усмехнулся Японец. — Где она живет? Когда я смогу с ней встретиться? — засыпала его вопросами Таня. — Где живет, вот так сразу… В земле! — Что? — не поняла Таня. — Умерла твоя дамочка. И умерла, кстати, в одесской тюрьме. Ей сокамерницы перерезали горло. — Как это? Когда? — от лица Тани отхлынула вся кровь.