Служа в полиции, Володя поневоле узнал о многих схемах получения взяток от городских чиновни- ков и богачей, в которых был замешан его дядя, о том, какой данью он обкладывал многих богатых людей в городе. И вот теперь у дяди появился шанс сделать так, чтобы все сошло ему с рук. Императорская власть представляла собой колосса на глиняных ногах. Стоило его немного подтолкнуть, и он завалился бы намертво под собственной тяжестью. Очевидно, его дядя был среди тех, кто решил толкать. В данный момент это действительно было в его интересах – не только шанс занять высокую должность в государстве, но и скрыть собственные грехи в Одессе. Володя прекрасно понимал это, а потому молчал. Дядя правильно истолковал его молчание. – Вижу, ты понимаешь всё. Но я позвал тебя не только для того, чтобы рассказать о своих планах, но и по более серьезной причине. Видишь ли, я хочу, чтобы ты занял место Бочарова. Я смогу назначить тебя на этот пост. Но для этого у меня должен быть повод. И повод этот дашь мне ты, удачно закрыв дело об убийце Людоеде, о котором говорит весь город. Ты должен как можно скорее, до моего отъезда, оформить все бумаги, закрыть дело и передать его в суд. – Я не хочу договариваться за спиной Бочарова… – запротестовал было Володя, но дядя его перебил: – Бочаров все равно будет снят. Мне же спокойнее, если я назначу на его место своего человека. Ты уже знаешь эту работу. Поэтому ты – лучший вариант. Сделай так, как я говорю. Мы успеем все закрыть до твоего отъезда. – Дело Людоеда… Это же чушь для такого высокого назначения! Особенно чушь, когда в городе каждый день теракты и происходит по 30 грабежей в сутки. Есть еще какая-то причина закрыть именно дело Людоеда? – Ты проницательный, я в тебе не ошибся, – дядя недобро усмехнулся. – Меня просили закрыть это дело на самом высоком уровне. А вот кто – я не скажу. – Кто-то из твоих заговорщиков. Кто-то из тех, кто с тобой в доле. – Ты не забывайся! – Глаза дяди зло сверкнули. – Я ведь могу и передумать. – А мне как-то все равно, – пожал Володя плечами. – Я не хочу на место Бочарова. Да и не будет этого места, если в городе начнется хаос. Как ты представляешь себе работу полиции в войне с отрядами красных, бандами с Молдаванки и всевозможными отрядами анархистов под всеми цветами радуги, которые станут рвать город на части? – Ты преувеличиваешь. Этого не произойдет. – Мои родители бежали из Петербурга. Толпа дезертиров разгромила наш особняк. Мама умирает без лекарств в Москве, и ты будешь мне говорить о том, что это к лучшему? Говорить о каких-то там должностях? – Все не так мрачно, как тебе кажется. Просто закрой это дело. Сделай так, как я прошу. Вы ведь уже арестовали кого-то, кажется? Бандита с Молдаванки? – Бандита с Молдаванки, – кивнул Володя. – Так в чем же дело? – Мы не уверены, что он Людоед. – Что это за чушь? – удивился Сосновский. – Это правда. Мы взяли бандита, но он не Людоед. – А кому какая разница? Кто вообще будет в этом разбираться? Закройте все бумаги, и пусть бандита повесят! Одним больше, одним меньше… Кто станет думать о бандите? – Я так не могу, – покачал Володя головой. – Да ты смеешься, что ли? – вспыхнул дядя. – Кому какое дело до очередной бандитской шавки? Кому нужна его жизнь? Все равно его через неделю пристрелят в очередной бандитской разборке. Кто станет жалеть о такой никчемной твари? А делу польза. Дело Людоеда будет закрыто, и все успокоятся. Неужели это так тяжело сделать? Володя поднялся с места. – Мне пора на службу. – Ты слушал то, что я говорил? – Сосновский тоже встал. – Я не знаю. Раньше, еще месяца два назад, я бы слушал. Но только не теперь. – Ты рискуешь своим будущим. Какая обида для семьи! – Ты ничего не понимаешь. У тебя есть глаза, но ты не видишь. Мне тебя жаль. – Ты странный. Ты всегда был странным. Я жалел брата, что у него родился настолько больной ребенок… – Давай останемся каждый при своих интересах. Я – при своих странностях. Ты – при своей новой должности. – А Людоед – в тюрьме, – закончил Сосновский. Володя пожал плечами и ушел из особняка дяди. Этот последний разговор означал полный, окончательный разрыв. Не с семьей, нет – дядя никогда не был его семьей. Он не любил его, и общался с ним редко. А с прошлым миром, к которому когда-то он принадлежал. Уходя из особняка дяди, Володя уходил из старого мира в мир новый, который для себя пока не нашел. Анатомический театр помещался в одноэтажном флигеле между корпусами старинной больницы. Именно там вскрывали всех, умерших по неизвестной причине и найденных в городе. Там вскрывали и жертв Людоеда, и Володя ехал именно туда. У него не было определенной цели. Просто его мучил один не ясный вопрос. Этот вопрос прозвучал довольно давно – судебный медик отметил это в заключении еще по делу Когана, когда только было совершено первое убийство Людоеда. И вот теперь в памяти Володи этот вопрос всплыл. Судебный врач ждал Володю в кабинете рядом с прозекторской, и туда отчетливо доносился какой-то сладковато-приторный запах медицинских растворов для трупов. Сосновского сразу стало тошнить. – Я удивился, получив вашу записку, – сказал судебный врач. – Разве в отчете что-то было не так? – Все так, просто есть один вопрос, который я хотел бы уточнить. Он мучает меня. В нем есть что-то странное. – Спрашивайте. Попытаемся разобраться. – Вы писали про вскрытие Когана о том, что тело потрошил не медик – в смысле, не медик разрезал часть грудной клетки и живот и вынимал внутренние органы. – Да, это так. Я хорошо помню это. В случае с Коганом убийца сделал разрез косо и наткнулся на ребро. Очевидно, у него не хватило силы либо разрезать межреберную ткань, либо сломать ребро, и он сделал второй разрез вниз, уже по мягким тканям. Человек, имеющий представление об анатомии, медицине и строении человеческого тела, не стал бы делать такой разрез – высоко и в сторону. Он сразу начал бы с мягких тканей, зная, что выше он рискует напороться на ребра. Поэтому я считаю, что убийца действовал методом тыка, не имея никакого представления об анатомии и хирургии. – В других трех случаях разрез шел так же? – Нет. Это было заметно только на трупе Когана. В следующих случаях у убийцы появился опыт, и он резал ниже, уже минуя ребра. – И ни разу не совершил ту же ошибку, что с Коганом? – Ни разу. – Скажите, а для того, чтобы разрезать мягкие ткани, необходима физическая сила? – Нет. Физическая сила необходима только для вскрытия грудной клетки. А такой разрез, как в случаях трех остальных жертв, мог сделать даже физически очень слабый человек. Кстати, точно так же, как и разрез на горле. Для этого тоже не нужна особая физическая сила. – Давайте пофантазируем… Предположим, что в первом случае, с трупом Когана, убийца – это человек большой физической силы и вдруг он натыкается на ребро… Что можно сделать в этом случае? – Я не люблю фантазировать. Но… Я думаю, он либо сломал бы ребро, либо стал резать дальше по межреберным тканям. В любом случае, ребро не стало бы для него преградой. – И сильный человек легко сломал бы его? К примеру, моряк, который постоянно занимался физическим трудом? – Разумеется. Это не было бы для него преградой. – Но если предположить, что убийца – человек физически очень слабый… – все допытывался Володя. – Тогда он поступил бы так, как наш убийца, – стал резать в другом месте. Что вы хотите от меня услышать? – устало произнес судебный врач. – Я могу сказать только, что ваш убийца совсем не силач. Да и есть еще кое-что… Отрезанные пальцы. – Отрезанные пальцы? – Именно! Во всех четырех случаях убийца не мог отрезать пальцы с первого раза. Он резал их несколько раз. Сохранились несколько разрезов в разных местах. Так что это явно человек физически не развитый, никогда не занимающийся физическим трудом. Мой вам совет: ищите слабака или даже инвалида. Такие повреждения мог нанести и инвалид. Из анатомического театра Володя вышел еще больше запутавшимся. Человек физически не развитый? Он вспоминал сильные, мощные руки Геки, мускулистые и загрубевшие, привыкшие к тяжелому физическому труду. Такой человек с легкостью бы сломал ребро и перерезал какие-то пальцы. Почему же убийца резал несколько раз? Все это мучило Володю, не давало покоя. Вернувшись в участок, он велел привести Геку на очередной допрос. Полипина не было. В кабинете Володя находился один. Он не то чтобы хотел быть беспристрастным судьей, просто намеревался составить свое собственное мнение, которое сформировать в последние дни было достаточно сложно. Полипин так откровенно не верил в вину задержанного бандита, что задавал абсолютно нелепые вопросы. Володя злился и не мог вмешиваться. Но, к счастью, Полипин уехал, его вызвал начальник Тюремного замка по каким-то своим делам. И, воспользовавшись случаем, Володя решил допросить задержанного сам. Лицо Геки было разбито, в темных густых волосах запеклась кровь. Володя вспомнил, как жестоко бил задержанного бандита капитан жандармов. Тогда вмешался Полипин. Володя же словно оцепенел, растерялся, столкнувшись со страшной людской жестокостью. Так происходило всегда – он не привык к жестокости людей. Тот же, кто сидел перед ним, привык. Покорность судьбе читалась не только в его глазах, это было видно по его позе, по поведению. То, что его бьют, арестанту казалось ненормальным. Куда больше его удивило распоряжение Володи расковать ему руки, которое он дал конвоиру. Когда железные наручники сняли с затекших рук, в темных глазах задержанного мелькнуло что-то вроде удивления. Не понимая, как себя вести, он тихонько опустился на стул и принялся растирать багровые, вспухшие полосы, оставленные наручниками на запястьях. Володя понял, что наручники не снимали с него уже несколько дней – с самого момента задержания. – Почему тебя назвали Гекой? – спросил Володя. – Это ведь не имя. – Для меня – имя. Другого у меня никогда не было, – и, поймав взгляд Володи, пояснил: – Я вырос в приюте. Я не знаю, какое мое настоящее имя. В документах, найденных в квартире бандита на Госпитальной, выданных воспитаннику сиротского приюта, значилось Гекатов Иван Александрович. Оттуда, по-видимому, и пошла кличка Гека. Но Володя прекрасно понимал, что фамилия – вымышленная, ее просто придумали в приюте. Перед ним сидел человек без прошлого и без будущего – конечно, так можно было подумать. Но Володя вдруг понял, что это не так. У него было прошлое – свое личное прошлое, свое настоящее и даже мечты о будущем. Там, за темными зрачками глаз, хранился свой собственный мир. Володя ощутил это так остро, что на какое-то мгновение даже испугался выпавшей ему жуткой доли – разрушить весь этот мир, все мечты этого человека, просто так, подписав бумажку одним росчерком пера. – Я знаю, что ты вырос в приюте, – сказал Володя, чтобы хоть что-то сказать, – там тебя воспитали бандитом? – Там меня вообще не воспитывали, – усмехнулся Гека, – в приюте главным было выжить, не помереть от голода и побоев. А бандитом меня сделала жизнь. – Сколько ты получил за убийство Когана? – Я его не убивал. – Но был же налет на дом Когана на Софиевской! Ты там был. – Да, был. Но мы пришли за деньгами, а не за смертью. Я его не убивал, – повторил Гека.