Репортаж закончился, и закрутился другой сюжет. Полина отвернулась. Про маму они не сказали ни слова. А она бы хотела, чтобы сказали? Нет, наверное. Но это было бы, по крайней мере, честно. Софья достала из холодильника яйца, помыла их и, одно за другим, разбивала над сковородой. – Софья, – позвала ее Полина. – Да? – Это ведь, получается, он маму убил? Вот этот Андрей Загорцев? Две разные мысли наконец соединились и превратились в одну. Только что, пусть и через экран, Полина смотрела в глаза человеку, который отнял у нее маму. Хрустящий шлепок. Полина посмотрела на упавшее на пол яйцо. – Ч-черт, – прошептала Софья. – Прости. Где у вас тряпки? – Я принесу. Полина сходила в ванную, намочила тряпку и вернулась. На сковородке уже шипел и потрескивал завтрак. Полина присела над яйцом, которому была уготована другая судьба, собрала его тряпкой. – Не думай об этом уроде, – сказала Софья. Быстро вытерла глаза. – Он свое получит. И эти, которые на всю страну трубят про Ильичева, а про Наташу даже не заикнулись, – тоже. Сегодня я выходная, а завтра к начальству пойду. Наташа на студии пять лет проработала! Они обязаны деньги выделить. Хоть как-то тебе помочь! – Угу, – сказала Полина. Но не думать об «уроде» у нее не получилось. 24 В дверь постучали и тут же открыли. Смуров, оторвавшись от бумаг, бросил взгляд на вошедшего и кивнул: – Санек, заходи. Ну? Порадуешь чем? – Да как вам сказать, Сергей Игнатьич… – Саша прикрыл за собой дверь и сел напротив Смурова. – Смотря что получить хотим. – Ты работаешь – где? – Ну… – усмехнулся Саша. – Кто-то ведь у нас сидит уже. Следак доволен, а наше дело – маленькое. – А раз помнишь, – сказал Смуров, проигнорировав большую часть сентенции, – то и не сношай мне мозги. Радуй давай. Смуров отложил ручку и, сопя, уставился на Сашу. Тот занервничал. Всякий нервничает, когда Смуров молча смотрит и сопит, даже старшие по званию невольно вспоминают страшные истории о слетевшем с катушек менте, устроившем стрельбу в супермаркете. – Короче, – сказал Саша, – антисептиками уборщицы пользуются. Упаковку показали. Но по составу – судя по всему, вообще не то. – А ты что – химик? – Нет… Да понял я, понял, Сергей Игнатьич! Я спрашивал, не пропадало ли чего, – так на меня там глаза вылупили. Типа, смеешься, что ли, откуда мы знаем? То есть подотчетности у них тупо нет. Кому нужна какая химия – берет, да только никому она особо не нужна. Дома полы с такой фигней не помоешь. Там кот раз лизнет – и кверху лапами. Или не дай бог ребенок, того веселее будет. Смуров посмотрел на протянутый ему пакетик с белым порошком и неприятно поежился. – Мне зачем даешь? Сам скатайся. К криминалистам. – Да они ж неделю возиться будут… – Сань. Тебя работать учить? – Сергей Игнатьич, – как-то внезапно сменил тон Санек. – Я ж не этот… как там его… Не мизантроп. – Не меценат, – вздохнув, поправил Смуров. – Знаю. Так ведь и я тоже. Ты деньги зарабатываешь? – Саша молча смотрел на Смурова. – Зарабатываешь, – кивнул тот, отвечая сам себе. – Вот и подумай. Хочешь ли продолжать. Зарабатывать. А то мало ли. Саша встал. Взгляд Смурова не отпускал его ни на мгновение. – Разрешите идти? – Разрешаю. Саша быстро вышел из кабинета. Смуров кивнул. Толковый паренек. Понятливый. Сосредоточиться на бумажной работе не получалось. Смуров взял ручку и постучал ею по костяшкам пальцев. Жена ругалась, когда он так делал. Говорила, что провоцируется развитие артрита. Достало! Все всё знают. То нельзя, это нельзя, здесь рак, тут артрит, там риск инфаркта! Все как будто вечно жить собрались без болезней, и только он, Смуров, подобно безмозглой Еве, меняет бессмертие на яблоко. Смуров встал и, нащупав в кармане пачку сигарет, вышел из кабинета. Коридор. Кивнуть здоровающемуся молодняку. Девять ступенек вверх, дверь. Господи… Да тут сдохнуть можно, газовая камера, раскаленная до предела. Смуров закашлялся и прикурил. Когда та же вонь, что была вокруг, заполнила легкие, в организме словно бы возник некий баланс. Смурову полегчало, он задумался. Ильичева отравили антисептиком. Пакет из-под антисептика нашли в кармане у Загорцева. Что ему, Смурову, еще нужно? Он что, мало видел людей, убедительно клянущихся, что они ни при чем? А Загорцев – вообще, считай, актер. Пусть и не профессиональный, но перед камерами кривляться насобачился – будь здоров. И все же… Что-то не сходилось. – По-другому, – проворчал Смуров, выдыхая дым. – Уборщица… Если антисептик окажется тем самым – значит, нужно заняться уборщицами. И, скорее всего, теми, кого наняли недавно. Потому что «ветераны» не могут не знать, что прибирать к рукам оставшуюся после съемок жратву – в порядке вещей. И что отравить пирожные – значит отравить кого-то из своих. Это – левый человек, который даже не подумал. Ну или настолько хладнокровная и расчетливая тварь, что не верится. Такие люди в уборщицах не сидят. Такие сидят значительно выше и заправляют делами значительно более прибыльными. И копать под них приходится годами, порой – безо всякого результата. Или – Загорцев. Который уже сидит и против которого железобетонные… Дверь открылась, и в курилку ворвался злой как черт Долинин. – Хьюстон, у нас проблемы, – объявил он, вытряхивая из пачки последнюю сигарету. – Дай-ка огоньку, зажигалку посеял. – Сам ты Хьюстон, – просипел Смуров и чиркнул колесиком старенькой дешевой зажигалки. Обычно она срабатывала через два раза на третий, но сейчас будто прониклась возникшей в курилке напряженной атмосферой. – У Загорцева адвокат нарисовался. Фирма молодая, но серьезная. Сам защитник – чудик еще тот, по-моему, вообще первое дело ведет. Но, блин, упертый, как я не знаю… Он мне за пять минут на пальцах разложил, что вся моя доказуха ни хрена не стоит. – Я за пять секунд разложил. Только ты меня не слушал. – А! – отмахнулся, поморщившись, Долинин. – Слушай, это реальный геморрой. Что ты там говорил – типа, съездить, пошукать? Смуров окинул Долинина внимательным взглядом. – А ищем чего? – спросил он. – Доказуху на Загорцева! – взорвался Долинин. – Если у меня единственная птичка упорхнет – это ж вообще туши свет! Одно дело, когда полиция хватает всех без разбора, и другое – когда вообще ничего не делает! Разницу чуешь? Смуров кивнул, отвернулся к окну. Уставился в трижды проклятое безоблачное небо, в котором, кажется, передохли все птицы. Скоро и люди тоже передо́хнут. Вымрут, как динозавры, от жары. Кого тогда будет волновать, кто и кого отравил в один из последних годов, отпущенных человечеству? Копошимся тут, как черви в навозной куче… – …ира? – Что? – встрепенулся Смуров. – Я говорю, квартира этого клоуна, в Зеленограде, – повторил Долинин. – Ну? Обыскивали. Пусто. – Так еще раз обыщите! Вы тогда что искали там? Яд? У нас даже экспертизы на руках еще не было. А надо детально. Компьютер, ноутбук, что там у него еще может быть. Связи с Ильичевым нужны, понимаешь? Мотив. Желательно – железобетонный. Такой, чтобы любой судья убедился: этот хрен – подозрительный, и отпускать его опасно. Ну, Смуров? Есть у тебя свободные опера, а? Смуров подумал про Санька, который сейчас, наверное, пробирается по пробкам в лабораторию. – Давай, Игнатьич, – чуть ли не взмолился Долинин. – Меньше половины срока осталось. – Капитан, – вдруг сказал Смуров. – А тебя не парит? Что убийца на свободе? – Нет, Смуров, – отрезал Долинин, – не парит. Думаешь, потому что я – чокнутый карьерист? Нет. А потому что, кто бы это ни был, – он знал, чего хочет, и не от балды все сделал. Такие преступления только в кино раскрывают. А он – не псих и не маньяк, чтобы дергаться. Поверь моему опыту, больше он даже дорогу в неположенном месте не перейдет. А однажды, может быть, с чистосердечным явится. Но это уже будет совсем другая история. – А Загорцев? – прищурился Смуров. – А что – Загорцев? Что невиновен? – Долинин развел руками. – Ну, Смуров, тут уже политика. Кто-то должен отвечать. Не один – так другой. Вот раньше, знаешь, брали барана – и приносили в жертву, чтобы всем стало хорошо. Думаешь, этот баран был в чем-то виноват? Только в том, что родился бараном. А мы с тобой, Смуров, волками родились. Пусть позорными, но волками. Так что давай уже, начинай по-волчьи выть. Долинин, успевший когда-то скурить сигарету до фильтра, воткнул окурок в переполненную пепельницу и выскочил из курилки. А Смуров, помедлив, вытянул из кармана мобильник. И набрал номер Санька. 25 Вероника застала Тимофея за не слишком характерным для него занятием. Он не изучал информацию на экране компьютера, не качался в гамаке и не изнурял себя тренировками. Тимофей сидел за столом, заваленным бумагами, и внимательно их изучал. – Ого, – сказала Вероника. – Что такое? Счета за электричество пришли? – Почти, – пробормотал Тимофей. – Работаю над делом Загорцева. Вероника подошла ближе, заглянула через плечо Тимофея. В распечатках ничего не поняла, но кивнула с умным видом. Хотя для кого предназначался этот умный вид, понятия не имела. Тимофей на нее даже не взглянул.