– Гостиница. Пулей, с маячками и сиреной. – А… – Бэ. Загорцев. В космонавта сыграл. 40 Дверь поддалась неожиданно легко – не была заперта. Распахнувшись, она едва не ударила отскочившую Веронику по лбу. – Что там? – быстро спросил Тимофей. – Дверь распахнулась, – не сразу ответила Вероника. Сердце у нее с перепугу колотилось так, что показалось – сейчас выпрыгнет. – Логично. Сквозняк. Окно ведь, наверное, до сих пор открыто… В номере есть кто-нибудь? – Кажется, нет. – Вероника заставила себя успокоиться. Стоя на пороге, попыталась рассмотреть, что там в номере. Ничего, естественно, не увидела. Шагнула в крохотную прихожую. Помедлив, осторожно толкнула дверь в санузел. Пусто. И в комнате никого. Только полоскается на ветру штора. – Пусто, – доложила Вероника. – Значит, я прав. Он уже ушел. Включи камеру, покажи мне номер. Вероника включила камеру на смартфоне. Заодно и сама осмотрелась. В номере было странно необжито – ни одежды, ни всяких мелочей на тумбочке. Если бы не примятая постель и торчащее из розетки зарядное устройство, не догадаешься, что номер вообще занят. Хотя логично, в общем-то: откуда тут взяться вещам? Загорцев прибыл сюда из-под стражи буквально в чем был, даже без сменного белья. Вероника еще раз заглянула в ванную. Так и есть: поверх перегородки душевой кабины сохла выстиранная одежда. Кроме гостиничного халата, мужику и надеть-то было нечего. – Вещей почти нет, – доложила она. – Знаю, – отозвался Тимофей. – Телефон. – Что – телефон? – Поищи его. Зарядку я вижу, из розетки торчит, сам телефон – нет. А у Загорцева он точно был. Вероника осмотрелась. На всякий случай заглянула под кровать и в тумбочку. – Я не вижу. – Я тоже, – вздохнул Тимофей. – Значит, основную улику преступник унес с собой… Так. А там что? Подойди-ка к окну. Вероника с опаской приблизилась к высоченному, от пола до потолка, распахнутому настежь окну. У окна стояли столик и два низких пуфа. На столе – простенький гостиничный чайник, безликие белые чашки на белых блюдцах, подставка с чайными и кофейными пакетиками. «Совсем без мозгов нужно быть, чтобы открыть во всю ширь такое окно и сидеть возле него, – пронеслось в голове у Вероники. – Ну, или высоты вообще не бояться». – Стол покажи ближе, – потребовал Тимофей. Вероника поднесла камеру к столу. – Чайник горячий? Вероника тронула чайник. – Ой! – Вскипятили, но даже не разлили, – прокомментировал Тимофей. – Значит, разговаривали недолго. И теперь уже совершенно ясно, что Загорцев знал своего убийцу. Он спокойно и безбоязненно впустил его в номер. – Ее… – пробормотала Вероника. – Что, прости? – Загорцев сказал перед смертью: «Это она». К нему приходила женщина. – Вероника, – помолчав, загробным голосом проговорил Тимофей. – Припомни, пожалуйста, дословно все, что сказал тебе Загорцев. Почему ты вообще молчала о том, что он успел что-то сказать? Крайне непрофессионально с твоей стороны. – Да он больше ничего не сказал! – возмутилась Вероника. – Только эти два слова. Странно, что их-то сумел. – Ее передернуло. Тимофей вздохнул. – Над оконным карнизом, в правом углу, должна быть закреплена камера. Вероника подняла голову. – Не вижу. – Посмотри ближе. С опаской поглядывая на открытое окно, Вероника взобралась ногами на пуф. Осмотрела карниз. – Да нет тут ничего!.. Ой. Тиша. – Взгляд нечаянно упал вниз, за окно. – Что? – Там полицейская машина приехала. – Уходи, – решил Тимофей. – Не хватало еще, чтобы тебя заметили. ••• – Господи, Сабиночка! Какой ужас! Если бы я знала, что так будет… – Тамара, успокойся, пожалуйста. Сабина погладила пожилую родственницу по плечу. Тамара приходилась ей троюродной сестрой – хотя была старше Сабины больше, чем вдвое. Она перебралась в Москву из Нальчика задолго до Сабининого рождения, но родители Сабины продолжали тесно с ней общаться. Семья вообще была большой и дружной, в гости к родственникам принято было приезжать часто и оставаться надолго. К Тамаре родители Сабины ездили, еще когда дочь была маленькой. Бездетная Тамара очень полюбила Сабину, выделяла ее среди прочей мелюзги. Когда узнала, что сестренке нравится готовить, принялась делиться кулинарными рецептами, передаваемыми в семье из уст в уста еще с прабабкиных времен. Когда Сабина закончила девять классов и готовилась поступать в кулинарное училище, Тамара звала ее в Москву. Но мама тогда не отпустила, встала насмерть – извечный родительский страх перед большим городом. На последнем курсе у Сабины закрутился бурный роман, в результате которого училище она заканчивала уже беременной. Через пять лет случился такой же бурный развод. Сабина, с дочерью на руках, вернулась к родителям. Сидеть у них на шее не позволяла гордость, и приятель отца устроил Сабину работать в модное, по тем временам единственное в городе заведение – пиццерию. Через год заведение прогорело, но хозяйка Сабину не бросила, попросила готовить для нее и ее семьи. Не могла забыть нежное, воздушное тесто для пиццы и пирожные тирамису – которым, по словам хозяйки, оригинальные итальянские даже в подметки не годились. Через два года, благодаря сарафанному радио, слава Сабины разнеслась уже по всему городу. Она готовила для богатых семей, обслуживала свадьбы и банкеты. А на шоу Ильичева мечтала попасть с того дня, как впервые увидела его по телевизору. Если бы знала тогда, что знаменитый кондитер окажется такой скотиной! Вспомнив об Ильичеве, Сабина скрипнула зубами. Никакой иной реакции воспоминания о нем не вызывали. – Господи, Сабиночка, что же ты наделала… – Тамара со слезами смотрела на нее. – Какой кошмар! – Ничего, Тамар. – Сабина через силу попыталась улыбнуться. Вышло жалко, она и сама это понимала. Сердито вскинула голову – терпеть не могла выглядеть жалкой. – Ничего. Все обойдется. Главное, чтобы в полиции обо мне не вспомнили. – А они могут? – ахнула Тамара. Сабина развела руками: – Ну, зачем-то ведь взяли подписку о невыезде? Сказали, что простая формальность, вопросов ко мне у них нет. Будем надеяться, что и не появятся. Но я на всякий случай вторым номером телефона указала твой. К своему подходить не буду. Может, не дозвонятся – отстанут. – А если нет? – Тамара смотрела на нее по-прежнему со страхом. – Если не отстанут? – Ну, если нет – ты ведь у меня умница. – Сабина взяла родственницу за руки, заглянула в глаза. – Ты же меня не выдашь, правда? Ты ведь знаешь, как много это для меня значит. Как важно было… это все. – Не выдам, – преданно глядя на нее, пообещала Тамара. Темные глаза, окруженные сеткой морщин, знакомо сверкнули. Женщины в их семье всегда были гордыми и отчаянными. И, однажды выбрав свой путь, шли по нему до конца. – Я все сделаю так, как ты велела. Обещаю. – Спасибо, Тамарочка. – Сабина обняла родственницу. Сглотнула подступившие слезы. – Спасибо, родная. Я знала, что ты меня не подведешь. Потерпи еще совсем немножко, ладно? Скоро этот кошмар закончится. Все будет, как раньше, и даже лучше! Обещаю. 41