– Там будет вино, – заявил Астриан. – Хорошее вино. Капитан Кенрик обещал прикатить несколько бочонков пердруинского кларета. А оно стоит того, чтобы послушать скучные солдатские разговоры, не так ли? Из-за того, что Морган так до сих пор и не сумел расплатиться с Хэтчером, владельцем таверны, они в тот вечер подались в «Галку», а не в свой обычный порт захода, «Безумную девицу». – Ничто не стоит такой скуки, – заявил Ольверис, прерывая затянувшееся молчание. – Вот почему я начинаю пить уже сейчас. Чтобы продержаться до тех пор, когда откроют кларет. – Ты можешь смеяться, но сэр Закиель заслуживает этой чести, – сказал Порто, нахмурившись. – Орден Красного Дрейка не дешевая безделушка, которую дают каждому, кто умеет низко кланяться, чтобы произвести впечатление при дворе. Это воинский Орден! – Так вы действительно не пойдете, ваше высочество? – спросил Астриан у Моргана. – Мы там неплохо проведем время. Принц покачал головой: – Там будет мой дед. Молоты ада и еще бабушка. Они выпьют лишнего и весь вечер станут рассказывать старые военные истории. И бросать на меня суровые взгляды из-за того, что я не был на войне. – Тут нечего стыдиться, – серьезно сказал Порто. – За это нужно испытывать благодарность. – Тебе легко говорить. Ты был на войне. Как и вы все. Первое, что приходит им в голову, когда они видят кого-то из вас: «О, вот идет солдат». А о чем они думают, когда видят меня? «О, принц. Он избалован, ну, вы же знаете. Пьет целыми днями и играет в кости». – Да, но ты пьешь и играешь в кости с нами, храбрыми солдатами, – с улыбкой ответил Астриан. – А это кое-чего стоит. Морган был не в том настроении, чтобы его насмешили подобные шутки. Жестокие слова, произнесенные королем, то и дело всплывали в его мыслях. – Нет, я не пойду. Мне совсем не хочется слушать, как эркингарды защитили меня от опасности, когда нас атаковали норны. Я должен был сражаться с ними! И не моя вина, что королева мне не позволила. – Не ваша, – согласился Астриан. – Но не только вы не участвовали в той схватке. Я находился на склоне, однако мне только и удалось, что увернуться от нескольких стрел. Я даже не видел ни одного фейри. – Но ты много раз бывал в сражениях. Никто не подумает, что ты трус. – Никто не думает, что вы трус, ваше высочество, – сказал Порто. – Ха! Все так думают. Придворные и народ Эрчестера. Вы слышали, что они говорили, когда мы въезжали в город? Половина из них называла меня Пьяницей и Принц Еще Вина. Я сам слышал. – А другая половина вас приветствовала, – сказал Астриан. – Всем известно, что люди переменчивы, мой принц. Они подобны детям, которые не знают, чего хотят. Предложи им молоко, и они заплачут. Забери молоко, и они зарыдают еще сильнее. – Или описают тебя с ног до головы, – добавил Ольверис. – Именно. – Астриан налил Моргану еще одну чашу. – Выпейте и согрейте кровь, чтобы пойти с нами. Вы прекрасно проведете вечер. – Нет. – Морган выпрямился и встал, пусть и не без труда; почти все утро он чувствовал себя неважно. Просыпаться с больной головой не самый лучший признак зрелости, как было год назад, когда он только начал регулярно пить с Астрианом и его приятелями. – Я собираюсь найти себе занятие. Желаю вам всего хорошего, господа. Надеюсь, вино из Пердруина действительно заслуживает похвалы. Он направился к выходу, стараясь шагать уверенно, и тут вспомнил про королевских стражников, которые ждали его перед входом в трактир. Морган развернулся, прошел через зал и вышел в заднюю дверь во внутренний дворик. – В последнее время наш принц выглядит озабоченным, – услышал Морган, когда проходил мимо стола своих друзей. Ответ Астриана заглушил шум пьяной ссоры снаружи, когда Морган распахнул дверь, но он услышал, как остальные рассмеялись. Задолго до того, как он добрался до королевской резиденции, Морган понял, что ему совсем не хочется ложиться в постель, но он сам лишил себя компании и возможности развлечься. Большая часть эркингардов находилась на приеме в честь Ордена Красного Дрейка, другие стояли на страже. Казармы в цитадели пустовали, за исключением нескольких ветеранов, которые грели старые кости у огня, а он и без того задолжал участникам игры в кости, которая шла в караульном помещении у ворот Нирулаг. «Как стратег я полный неудачник, – подумал Морган. – Пытаясь избежать встречи с дедом и бабушкой, я обрек себя на скучный вечер в полном одиночестве». Когда Морган шел через Средний двор замка, он услышал праздничный шум, доносившийся из большого зала Эрчестера. Судя по крикам, смеху и не слишком слаженным песням, которые принес ветер, товарищи по оружию сэра Закиеля быстро расправлялись с кларетом. «Очевидно, большая часть Хейхолта веселится с ними», – подумал Морган, потому что вокруг никого не было и все лавки давно закрылись. Морган все еще находился во власти обиды и гнева, и даже приятная вечерняя прохлада не могла их прогнать, а тишина в вечернем замке почему-то вызывала еще большее раздражение, чем шум далекого веселья. В третий или четвертый раз после того, как он вошел в Хейхолт, Морган подумал о возвращении в Эрчестер, но не для того, чтобы присоединиться к пиру, а в поисках других развлечений, и, хотя он прекрасно понимал, что стражи на воротах охотно пропустят его обратно, несмотря на поздний час, не сомневался, что об этом обязательно станет известно королю и королеве. Пока он шел по тихим пустынным улицам, на него нахлынули детские воспоминания о таком же вечере во время праздника летнего солнцестояния, как раз перед тем, как его отец заболел и умер, когда все находились в каком-то другом месте, а он остался один. Маленький Морган, ему тогда было семь лет, совсем недавно оправился после лихорадки, более недели провалявшись в постели. Мать еще болела, но если за Морганом ухаживала только старая няня Клода, принцессу Иделу, лежавшую в своих покоях, окружали фрейлины и часто навещали гости. В тот вечер, когда он уже почти поправился, принц пребывал в плохом настроении, поэтому дождался момента, когда Клода заснет на стоявшем рядом с кроватью стуле, оделся и направился в спальню матери. Идела страшно испугалась, когда увидела сына, – она была уверена, что он может снова заболеть лихорадкой, и заставила фрейлин выставить мальчика за дверь. Растерянный Морган бродил по замку, пытаясь найти какое-то занятие. Из-за того, что он так долго лежал в постели, Морган забыл про праздник летнего солнцестояния и удивился и немного встревожился, когда увидел, что все куда-то исчезли. Наконец он вышел из резиденции и направился через двор цитадели к покоям отца в Старой амбарной башне – ну, на самом деле, ее едва ли следовало называть башней – скорее, арестантская камера у стены Внутренней цитадели, слишком сырая, чтобы использовать ее в качестве амбара. Принц Джон Джошуа неизменно закрывал дверь, и Моргану приходилось долго стучать, прежде чем отец понимал, что к нему пришли, и спускался вниз, недовольный, что его отвлекли. Несмотря на то что принц говорил Порто, отец не узнал его всего один раз, но в последний год жизни Джон Джошуа стремился поскорее вернуться к своим занятиям, и Моргану казалось, что, будь на его месте простой слуга, отец не заметил бы разницы. Но в ту ночь, в том странном, необитаемом Хейхолте, его отец так и не спустился вниз, хотя Морган стучал по деревянной обшивке двери до тех пор, пока у него не заболели костяшки пальцев. Наконец, скорее от раздражения, чем по какой-то другой причине, Морган дернул дверь, и, к его удивлению, она открылась. Вокруг не было стражников, и Моргана охватило любопытство, хотя он знал, что отец, который никого и никогда не пускал в свои покои в башне, будет им недоволен. Но странный вечер, а также долгие дни, проведенные в постели, пробудили в нем желание приключений, и Морган стал подниматься по ступенькам в мерцающем свете факелов, горевших на каждой лестничной площадке, пока не добрался до отцовских покоев, на самом верху. Последняя дверь также оказалась не запертой, это послужило для Моргана сигналом, что он может продолжать свои исследования, и мальчик проскользнул внутрь. На одном из столов горела лампа, словно отец только что куда-то вышел. После стольких лет попыток угадать, чем он занимается, Морган испытал некоторое разочарование. Если не считать огромных размеров, комната мало отличалась от спальни отца в резиденции. Здесь стояло несколько столов и скамеек, и на каждой ровной поверхности лежали тяжелые старые книги и заплесневелые древние манускрипты. И почти всеми Джошуа пользовался, книги лежали открытыми на какой-то странице, а манускрипты развернуты и придавлены гладким камнем или другой тяжелой книгой. Толстые тома показались Моргану малоинтересными, ему нравились рассказы о приключениях рыцарей или истории о войнах и других волнующих вещах, к тому же большинство книг было на незнакомых ему языках, и после поверхностного осмотра он быстро спустился вниз. В покоях отца не оказалось ничего заслуживающего внимания, а ему совсем не хотелось, чтобы его здесь застали и наказали. На нижнем этаже он немного задержался, заметив, что воздух здесь какой-то странно липкий, необычный для лета, а еще Морган уловил незнакомый, ни на что не похожий запах. На верхних этажах так не пахло. К его удивлению, оказалось, что лестница ведет не только вверх, но и вниз. Когда Морган вошел, он не обратил на это внимания, потому что ее скрывала каменная спираль основной лестницы. Кроме того, сверху лежала деревянная рама, но не для того, чтобы помешать кому-то спуститься, а чтобы никто случайно не упал в темноту. Морган наклонился, сделал глубокий вдох и уловил не просто аромат сырости, запах был необычным, каким-то… старым. Морган не понял, что это может означать, но его охватило любопытство, и он уже собрался поднять деревянные дощечки, чтобы посмотреть, что там находится, когда услышал, как со скрипом открывается дверь башни, поднял глаза и с удивлением увидел высокую угловатую фигуру отца в дверном проеме. Принц Джон Джошуа устроил странный спектакль, он слегка раскачивался, а его глаза были широко раскрыты от удивления. – Морган? – невнятно пробормотал он. – Господи, мальчик, это ты? Что ты здесь делаешь? В растрепанных темных волосах и на плечах Джона Джошуа Морган заметил лепестки роз и вспомнил, что сегодня день летнего солнцестояния, и в замке тихо из-за того, что большинство его обитателей веселится у костров, разведенных вдоль Хейклифа. Прежде чем Морган успел что-то сказать, Джон Джошуа увидел, что мальчик наклонился и положил руки на деревянные дверцы, закрывавшие спуск вниз. Морган так и не успел ничего ответить, Джон Джошуа прищурился, и выражение его лица изменилось. – Что ты делаешь? Ты не должен сюда приходить, и тебе нельзя приближаться к этим ступенькам! Ты можешь упасть и разбиться насмерть! Морган пытался протестовать, но отец рванул его вверх так сильно, что мальчик потерял равновесие и упал. Джон Джошуа, с растрепанными волосами и бородой, с глазами, горящими, как у уличного безумца, тут же поставил Моргана на ноги. – Никогда больше сюда не приходи! – закричал отец. От него пахло вином и дымом костра. – Это слишком опасно для ребенка! Где стражники? Я их жестоко накажу. Неужели меня окружают одни глупцы? После чего он молча отнес Моргана к входной двери в башню, поставил на крыльцо и захлопнул у него за спиной тяжелую дверь. Они больше не вспоминали ту ночь, а когда наступил день следующего летнего солнцестояния, его отец уже умер, и Морган никогда больше не сможет с ним поговорить, во всяком случае, в этом мире. * * * Морган, который погрузился в детские воспоминания по пути к воротам во Внутренний двор замка, забыл о том, где он находится, когда услышал у себя за спиной знакомый голос. – Смотри, Квина! Наш друг Морган! Он обернулся и увидел Младшего Сненнека и его нареченную, которые быстро к нему приближались, причем Сненнек широко расставил руки в стороны. – Мы уже собирались ложиться спать, а тут ты! Быть может, тебя послал за нами Бинабик, мой будущий тесть? Морган вздохнул: – Нет. Я просто гулял. Сненнек широко улыбнулся. – Вот уж не думал, что ваш народ так поступает, если в этом нет необходимости. – Гуляет? – Выходит из дома. Ваш народ ненавидит выходить из дома. Я этого совершенно не понимаю. Квина, ты со мной согласна, не так ли? – Может быть, дело в запахе, – предположила она. – В запахе? – Как и всегда, когда он оказывался рядом с троллями, Морган испытал недоумение, но в его нынешнем мрачном, полупьяном состоянии не ощутил обычного подъема. – Потому что твой народ бросает свои амак и кукак прямо перед домами, – объяснил Сненнек. – Да, – кивнула Квина. – Прямо в… реку на суше. Морган недоуменно прищурился, он совершенно перестал понимать, о чем идет речь. – Река на суше? Сненнек и Квина быстро, но энергично посовещались между собой на кануке. – На улице, она имела в виду. Разную грязь выбрасывают на улицу. Морган пожал плечами: