Кастил поймал меня за локоть. – Есть путь короче. Он направил меня между колонн на дорожку, окруженную кустами с крохотными желтыми цветами. Как только мы вошли во двор и прежде, чем я успела кого-то разглядеть за стенами, меня ударила сильная, неконтролируемая волна паники, исходящей от мужчины, который стоял рядом с лошадью. – Харлан, – позвал Кастил. – Приведи Сетти. – Он уже здесь, – ответил молодой человек, выводя коня. Мужчина повернулся к нам. Я резко вдохнула. Его рубашка спереди и штаны были перепачканы красным. Столько крови… – Пожалуйста. – Мужчина шагнул вперед, но резко остановился. Сначала я решила, что из-за вольвенов, которые возникли из ниоткуда, но мужчина начал кланяться. – В этом нет необходимости, – остановил его Кастил. Он отпустил мой локоть, а я разжала руки, сжимающие платье. – Твой ребенок ранен? – Да, ваше высочество. Глаза мужчины – атлантианские глаза – метались между нами. В этот момент из парадной двери вышел Киеран, держа руку на рукояти меча. С одного взгляда оценив ситуацию, он поспешил к конюшне. – Моя девочка, Марджи. Она была рядом с нами, – рассказывал мужчина надтреснутым голосом. – Мы велели ей подождать, но она… убежала, а мы не заметили экипаж. Мы не видели, что она делает, пока не стало слишком поздно. Целитель говорит, что ничего нельзя сделать, но она еще дышит, и мы слышали… Он перевел на меня взгляд диких глаз с расширенными зрачками. Харлан вывел Сетти вперед. – Мы слышали, что вы сделали в Пределе Спессы. Если вы можете помочь моей девочке… Пожалуйста. Я вас умоляю. – Не нужно умолять, – сказала я. Его горе разрывало меня, сжимая сердце. – Я могу попробовать помочь. – Спасибо, – выдохнул мужчина. – Спасибо. – Где она? – спросил Кастил, беря поводья Сетти. Пока мужчина отвечал, я села в седло, даже не запутавшись в платье. Никто не отреагировал на то, что я могу взбираться на Сетти. Кастил сел за моей спиной, а Киеран присоединился к нам уже верхом. Без лишних слов мы выехали со двора и последовали за мужчиной по дороге, обсаженной деревьями. Мы быстро поскакали вниз с холма в сопровождении вольвенов и Делано, который тоже обернулся и теперь размытым белым пятном перепрыгивал через камни и несся среди деревьев, зданий и лошадей. Мы только что говорили о том, чтобы посмотреть город, но я не предполагала, что это случится именно так. Размытые лица, синие полосы неба и моря, узкие, тесные дороги, сады, разбитые между большими зданиями, украшенными пышно цветущими побегами. Я не могла ни на чем сосредоточиться – стремление помочь ребенку поглощало все мое внимание. И это желание… оно было другим, труднопостижимым. Я всегда испытывала необходимость помогать людям с помощью своего дара, но сейчас она стала более настоятельной. Все равно что потребность дышать. И я не знала, имеет ли она отношение ко всему, что произошло, или рождена желанием узнать, по-прежнему ли мой дар может облегчать боль и исцелять, а не делать то, что произошло в Покоях. Мое сердце бешено колотилось, когда мы выехали на улицу, заполненную народом. Люди стояли перед домами и на мощеных тротуарах. Их тревога и горе ощущались на моей коже. Мой взгляд упал на простой белый экипаж, брошенный без присмотра посреди дороги. Отец девочки остановил лошадь перед узким двухэтажным домом с окнами, выходящими на сверкающий залив. Кастил натянул поводья Сетти. Со двора, окруженного кованой железной оградой, поднялась дикая смесь эмоций и ударила в меня, выбив воздух из легких. Я повернулась – рядом с нами стоял Киеран. Он схватил меня за руки. – Поддержишь ее? – спросил Кастил. – Непременно, – ответил Киеран. Кастил убрал руки, и Киеран помог мне слезть. В тот момент, когда мои ноги коснулись земли, Кастил был уже рядом. Взглянув на экипаж, я увидела запутавшиеся в колесах волосы и быстро отвернулась, прежде чем рассмотреть остальное. – Сюда, – сказал отец, переходя тротуар и устремляясь в ворота. У входа в сад стоял мужчина в сером. Он повернулся к нам. У него на плече висела сумка, а к поясу были прикреплены несколько мешочков. Я сразу поняла, что это целитель. – Ваше высочество, я должен извиниться за беспорядок, – произнес он. От его лысой головы отражалось солнце. Глаза у него были ярко-золотыми, и я поняла, что целитель атлантианец. – Я сказал родителям, что ребенка невозможно спасти и она скоро вступит в Долину. Ничего нельзя поделать. Но они настаивали, чтобы вы приехали с-сюда. Он запнулся на последнем слове, когда посмотрел на меня. Его горло дернулось – он сглотнул. – Они слышали, что она… – Я знаю, что они слышали о моей жене, – заявил Кастил, а Делано двинулся вперед. – Это не беспорядок. – Но ребенок, ваше высочество. У нее серьезные раны, несовместимые с жизнью. Даже если ваша жена может облегчать боль прикосновением и сращивать кости… – В голосе целителя явственно прозвучало сомнение в таких способностях. – Раны ребенка гораздо серьезнее. – Мы посмотрим, – ответил Кастил. Я резко вдохнула, и мы вошли в ворота. В саду толпилось много людей. У меня пересохло в горле, когда я попыталась разобраться в том, что чувствую от них. Я… ощутила горький вкус паники и страха. Они пропитывали воздух, но волоски на моих руках поднялись от мощной, жгучей боли. Проходя через мое чутье, она окрашивала голубое небо в темно-красное и затемняла землю, пачкая цветы, о которых заботились с любовью. Я ощущала волны агонии, словно мою кожу царапали тупой бритвой. К нам повернулся бледный мужчина. Он провел руками по голове, дергая пшеничного цвета волосы, и уставился на Кастила. Сквозь всепоглощающую боль, разлитую вокруг, пробились шок и горечь ужаса. Его паника была такой сильной, что казалась осязаемым существом. – Я ее не видел, ваше высочество! – воскликнул мужчина, оглядываясь через плечо. – Я не видел ее. Боги, мне так жаль. – Пошатываясь, он направился к нам. – Мне так жаль. Кастил мягко заговорил с ним, а Делано двинулся вперед, протискиваясь сквозь толпу. До меня донеслись сдавленные крики и рыдания, которые почти заглушали голос и перехватывали дыхание. – Я привел помощь, – сказал отец. – Ты слышишь меня, Марджи? Она попробует тебе помочь… У меня сжался желудок, когда я увидела маленькое обмякшее тельце, которое прижимала к груди женщина, стоящая на коленях. У обеих были рыжие волосы. Отец склонился над головой малышки. Те душераздирающие звуки издавала женщина. Ее эмоции метались от ужаса к горю и неверию в происходящее. – Ну же, девочка, открой глазки для папы. – Отец придвинулся ближе и осторожно убрал назад ее волосы… Волосы девочки были не рыжими. Это кровь пропитала светло-русые пряди – такие же, как у отца. Делано кружил вокруг сбившихся в кучку людей. Я окинула взглядом ребенка. Одна нога изогнута под неестественным углом. – Открой для меня глазки, – умолял отец. Когда собравшиеся в саду поняли, что среди них стоит принц, раздался ропот удивления. – Открой глазки для меня и мамы, девочка моя. К тебе пришла помощь. Взгляд матери метнулся по толпе. Сомневаюсь, что она увидела хоть одно лицо. – Она не откроет, – вымолвила женщина. Темные ресницы ребенка резко выделялись на лишенных цвета щеках. Я почти не чувствовала ее боли и знала, что это скверный знак. Если боль утихала так быстро, дела плохи. Атлантианцы, даже из первичной линии, практически не отличались от смертных, пока не проходили Отбор. Любые раны, губительные для смертных, были так же опасны и для них. Взгляд матери упал на меня. – Вы можете ей помочь? – прошептала она, дрожа. – Можете? Пожалуйста. Я подошла к ним. Сердце колотилось, а по коже разливалась вибрация. – Я помогу. По крайней мере я надеялась, что смогу. Я же исцелила сломанные кости Беккета. Понятия не имела, что будет теперь, но я собиралась накачать в нее столько тепла и счастья, сколько смогу. Я боялась, что этим мои возможности и ограничатся. Беспокоилась, что целитель прав и спасти ребенка не сможет никто. Я лишь молилась, чтобы мои прикосновения не произвели тот же эффект, что и в храме. Кастил вышел вперед и присел на корточки перед родителями. Он положил руку на плечо женщины, а я опустилась на землю. Киеран неподвижно замер, лишь его грудь поднималась и опадала, а ноздри раздувались. Делано заскулил и сел у ног ребенка. Кастил поймал мой взгляд, и я увидела, что его глаза наполнены горем. – Поппи… – Я могу попробовать, – настаивала я, став на колени рядом с матерью. Я ощутила под коленями твердый камень и постаралась не замечать, как безвольно свесилась голова девочки и что она ненормальной формы. Я протянула руку к ребенку, но мать крепче обняла ее. – Вы можете по-прежнему держать ее, – мягко сказала я. – Не обязательно ее отдавать. Женщина смотрела на меня таким взглядом, что я не была уверена, понимает ли она. Но она кивнула. – Мне просто нужно к ней прикоснуться, – произнесла я, чувствуя из толпы потрясение, неуверенность, даже гнев, наверное, исходящий от целителя. Я закрылась от них всех и сосредоточилась на ребенке – на слишком бледном ребенке. – И все. Я не причиню ей вреда. Обещаю. Мать ничего не сказала, но не пошевелилась, когда я опять подняла руки. Сделав глубокий вдох, я сосредоточилась на ребенке и широко раскрыла чутье. Я… ничего не почувствовала от девочки. Меня охватила тревога. Возможно, она в глубоком обмороке, там, где боли до нее не добраться, но то, что я видела на колесе экипажа, и вмятина в ее голове… Я умела только исцелять раны и кости, да и то лишь с недавнего времени. Но с подобным мне никогда не приходилось иметь дело. Но все равно я могла попытаться. Сомкнув пальцы на ее руке, я тяжело сглотнула, ощутив ее неподвижность. Только так я могла описать ощущение ее плоти. Я подавила дрожь и позволила инстинкту вести меня. Осторожно положила другую руку ей на лоб. Мои ладони нагрелись, по пальцам и вверх по рукам пошло покалывание. Девочка не шевелилась. Ее глаза оставались закрытыми. Беккет отреагировал почти сразу, когда я прикоснулась к нему, но от нее не было никакого отклика. Я перевела взгляд на ее грудь, и у меня сжалось горло. Либо ее дыхание слишком слабое, либо она вообще не дышит. Мою грудь пронзила боль. – Поппи, – прошептал Кастил. Через мгновение его рука легла на мое плечо.