– В каком смысле? Морфей не сводит с меня глаз. – Если бы ты вышла на две минуты раньше, ты бы нас застукала. Я как раз лез ей под юбку. Джен смотрит на него убийственным взглядом, а потом, нахмурившись, изучает мою помятую одежду. – Эл, что происходит? Почему ты в таком виде? Я подавляю желание врезать Морфею. – Представляешь, мистер Мейсон потерял три мои работы, – говорю я, чтобы Джен перестала глядеть на меня с упреком. – Я расстроилась. В знак доказательства я указываю на потеки макияжа. Джен слегка смягчается и касается моего испачканного лица большим пальцем. – Но все-таки при чем тут твоя юбка? Я смотрю на Морфея так пристально, что от меня буквально жар идет. Я сама виновата. Я заставила его пообещать, что он помирит нас с Джебом, но о Дженаре речи не шло. А значит, он вполне может воспользоваться ею, чтобы вести свою игру в мире людей. – Она застряла в застежке ремня безопасности. Эм помогал мне ее вытащить. Дженара фыркает. – «Полез под юбку». Очень смешно. И уже без всякого сарказма она поворачивается к Морфею: – Слушай сюда. С Джебом я этой шуткой делиться не стану, у него не такое чувство юмора. Он сначала врежет, а потом будет задавать вопросы. – Я в курсе, что насчет Алиссы он как бешеный, – отвечает Морфей. – Откуда? – спрашивает Джен, оборачивая чехол для платья вокруг шеи, как боа. – Ты видел его только один раз, и не в самый удачный день. Эл тогда чуть не утонула. Морфей снимает шляпу и крутит ее в руках с самым невинным видом. Он играет свою роль прекрасно, но я-то знаю, что он врет. – Ну конечно. Воплощенная забота и нежность. Он бросает взгляд в мою сторону. – Не сомневаюсь, что ради нее он дойдет до края земли. От тоски у меня перехватывает горло. – И я сделаю то же самое ради Джеба. – Поэтому вы – такая отличная пара, – говорит Джен, улыбается и берет меня под руку, вновь сделавшись моей беззаботной подружкой. – Ну, ты готова увидеть платье? Только что из химчистки, ждет не дождется последней примерки. Морфей надевает шляпу и сдвигает ее набекрень. Он совершенно спокоен. Почему? Присутствие Джен усложняет ситуацию. Теперь мне придется по секрету попросить маму, чтобы она поддержала мою ложь насчет давней дружбы наших семей. А для этого я буду должна честно рассказать, кто такой Морфей. Прибавьте сюда возможное присутствие Червонной Королевы в нашем мире и битву, к которой я совершенно не готова. С ума сойти. Чувствуя, как на лбу собирается пот, я первой шагаю к гаражу и набираю комбинацию на замке. Морфей задерживается, чтобы посмотреть на ведерки, в которых лежат садовые принадлежности. Джен останавливается рядом с ним. – Раньше Джен делала из этих ведер ловушки, чтобы ловить насекомых для своих мозаик. До того как она начала работать со стеклянными бусинами. Морфей молча разглядывает ведерки. – Знаешь, они не такие удобные, как кажется, – произносит он с кислым видом. Он намекает на ту ночь, которую провел в моей ловушке в обличье бабочки, год назад. Но Джен этого не знает. Она хихикает. – Правда? Тебе жуки рассказали? Ты с ними общаешься? – Они, несомненно, говорили об этом Алиссе, – отвечает Морфей. – Но она предпочитала не слушать. Джен смеется. Лицо у меня вспыхивает, когда несколько насекомых, спрятавшихся в гараже, хором принимаются ворчать: «Мы говорили ей, это так. Но она никогда не слушала. Мы до сих пор пытаемся сказать… Цветы, Алисса. Ты же не больше нашего хочешь, чтобы они победили. Ты королева… останови их». А я думала, что цветы и насекомые действуют сообща. Они вместе много лет служили мне связью со Страной Чудес. А теперь они борются друг с другом? Наверное, это как-то связано с бунтом Червонной Королевы. Джен протискивается мимо и заходит через гараж в дом. Морфей изящным жестом, который так меня бесит, прикасается к шляпе и отступает, давая мне дорогу. Такое облегчение – закрыть дверь и больше не слышать насекомых. Но длится оно недолго: я замечаю, что гостиная пуста. Из кондиционера на стене дует сыростью. Обшитая деревянными панелями комната кажется маленькой и темной. Чистые полотенца и кухонные прихватки висят на папином любимом кресле – вельветовом, потертом, украшенном нашитыми маргаритками. В нем мама когда-то прятала сокровища из Страны Чудес. Их уже нет; только книги Кэрролла я храню в спальне. – Мама? Я кладу рюкзак на пол и заглядываю на кухню. Там пахнет шоколадным печеньем, которое остывает на столе. – Интересно, где она, – рассеянно говорю я, но мои гости уже перебрались в коридор. Там на стене висят мои мозаики с насекомыми. Папа вывесил их, после того как они получили несколько наград на окружной выставке, и отказывается снимать, как бы мы с мамой ни просили. Он сентиментален в худшем смысле слова, а мы не можем объяснить причину нашего отвращения, поэтому папа всякий раз одерживает верх в споре. – Я же говорила, что она талантлива, – заявляет Джен, поправляя ремешок сумки. Морфей молча кивает. Джен останавливается у своей любимой мозаики – «Сердцебиение зимы». Перекати-поле и серебристые стеклянные бусины выложены в форме дерева. На кончике каждой ветки – сухая ягода остролиста, как будто дерево истекает кровью. Фон – блестящие черные сверчки. Морфей легонько прикасается к ягодам, словно пересчитывает их. – Похоже на необыкновенный сон, – говорит он и через плечо смотрит на меня. В его голосе – гордость и грусть. Это самое дерево растет в Стране Чудес. У него алмазная кора, а с ветвей стекают жидкие рубины. Морфей привел меня туда во сне, когда мы оба были детьми. Я создала «Сердцебиение» несколько лет назад, воплощая подсознательный образ, полузабытое воспоминание. Все мои работы – это пейзажи Страны Чудес и подавляемые воспоминания о встречах с Морфеем. Несомненно, его самолюбию приятно, что он вдохновляет мое искусство. Ну, или просто не дает мне вздохнуть. Скорее второе. – Так. Ладно, Эл, – говорит Джен и направляется к моей спальне. – Бал завтра, а платье само себя не дошьет. Прежде чем последовать за ней, я заглядываю в комнату родителей. Мамы там нет, и в ванной тоже. Странно. В комнате пахнет ее духами, как будто она была здесь минуту назад. Мама всегда дома, когда я прихожу из школы. Она не водит машину, а значит, кто-то за ней заехал. Или, хуже, кто-то ее похитил. Я мысленно сигналю Морфею. Полностью погруженный в свои мысли, он осторожно водит пальцем по «Лунному свету убийцы», стараясь не касаться синих бабочек. Я кашляю. Морфей поднимает голову. – Ты что-то хотела, детка? Я смотрю через плечо. Джен уже открыла швейную сумку и выложила на мою кровать сантиметр, мелок, наперсток и коробку с булавками. Повернувшись к Морфею, я вижу, что он рассматривает последнюю мозаику. – Червонной здесь не было, – говорит он, прежде чем я успеваю озвучить свои тревоги. – Всё слишком аккуратно. Ты сама знаешь, какой хаос остается после нее. И потом, она хочет прочитать твои мысли. Если бы Червонная нашла твой дом, мозаики бы пропали. Мои страхи мгновенно рассеиваются. Но все-таки я не готова оставить его одного. – Морфей, – шепотом зову я. Он поворачивается. – Ничего тут не трогай. Обещай. Морфей хмурится, словно это предположение его оскорбляет. – Клянусь. Отвлеки свою подружку, а я пока погуляю здесь. Может быть, твоя мама оставила записку. Не без некоторого колебания я оставляю Морфея осматривать дом, а сама захожу в комнату и закрываю дверь. Солнечные лучи льются сквозь полуприкрытые жалюзи, и в воздухе видны пылинки. Всё на своих местах: трюмо в углу, рисунки Джеба на стенах, угри в тихонько гудящем аквариуме. Однако я не в силах успокоиться. Мамиными духами здесь пахнет сильнее, чем в других комнатах. Такое ощущение, что она стоит прямо передо мной, только я ее не вижу.