Указав на неё, инспектор подвёл итог: – А посему я, не только беря во внимание, что лишь Ульяна Карповна, совершив преступление, простите за каламбур, убила бы сразу двух зайцев, лишив дом с мануфактурой хозяина и заодно устранив наветом старшего наследника ради своей корыстной выгоды, – Холмов выдержал паузу, – но и учитывая совокупность обстоятельств и улик, обвиняю её в убийстве Пантелея Марковича, а также в попытке оклеветать Еремея Пантелеевича. Ульяна Карповна, – обратился он к Непряхиной, – дабы смягчить свою участь, избежав каторги, я бы настойчиво рекомендовал вам сознаться в содеянном. И позвольте всё же снять с ваших пальцев отпечатки. Иначе отказ от добровольного проведения сей процедуры будет рассмотрен, как ещё одно косвенное доказательство вашей вины. А их, как вы понимаете, и так в избытке. Инспектор вновь поднялся и подошёл к Непряхиной, протягивая ей футляр с чернилам. Выжидающе уставился на неё. А та, в свою очередь, будто дыру во лбу инспектора прожечь взглядом попыталась. Ещё с минуту, наверное, продолжалась это бессловесное противостояние, пока внутри Ульяны Карповны что-то не сломалось. Она в один миг словно сдулась, утратив волю и согласившись с неопровержимостью обвинений. Хотя, на мой взгляд, исключать возможность сговора Еремея Непряхина с той же, скажем, Глашкой, не стоило. Как говорится, сложно, но можно. Всё-таки тут Шарап Володович больше на своё восприятие полагался, а не на голые факты. Раз о нашем приезде в Миассово знала Федора Кузьминична, мог знать и её дружок. И, соответственно, сговориться с Глашкой. А та, переодевшись в платье барыни, зарезала Непряхина-старшего, подбросив ложные улики, сначала как бы указывающие на Еремея, а после на Ульяну Карповну. Еремей бы получил наследство и рассчитался бы с Глашкой. Ну или прибил бы втихую, когда всё улеглось бы. А в выкладки Холмова про принципы мне как-то не верилось. Однако Ульяна Карповна, тяжело вздохнув и брезгливо отведя от себя руку инспектора с футляром, сама развеяла мои сомнения: – Не для себя я старалась. Сынку хотела будущность обеспечить. Не на Ерёмку же, беспутника и прожигу, полагаться. О ведь с девкой бы своей связался и всё хозяйство, отцом нажитое, и мануфактуры, вмиг бы промотал, всех нас по миру пустив. Толку от него не было и не будет, как и детишек, коли от приблуды своей инородной не откажется. Ну да теперь всё едино, не бывать тому, чтоб сладилось всё. Пропадёт сыночек мой, как есть, пропадёт. – Зря вы так, Ульяна Карповна, – поднялся со своего места Еремей. – Я и домом, и предприятием батюшкиным заниматься прилежно намерен. И, хоть злодейство ваше простить не смогу, всё ж обещаю, что за Анисимом пригляд обеспечу. Тут можете не сомневаться. Хоть и сводный, да всё же брат он мне. За злокозненность же вашу вам лишь самой и расплачиваться. Пусть так тому и быть. Жандармы нацепили стальные браслеты на запястья печально поникшей Непряхиной и увели её прочь. С нами остался лишь урядник, явно впечатлённый этаким оборотом расследования. Зато Еремей Пантелеевич результатом нашего вмешательства был не только удивлён, но и шибко доволен. Поскольку, с его же слов, подтвердивших мои недавние предложения, и сам не до конца был уверен в собственной невиновности. – Премного вам благодарен, господа, – малость порозовев и перестав походить на ходячего мертвеца, радостно затараторил он. – Жизнью вам обязан. Как только в наследство вступлю, непременно распоряжусь назначить вам премии за старания. Инспектор промолчал, а вот я ответил, естественно, не только из вежливости: – Это как вам угодно, – ну а с чего я должен отказываться от дополнительного достатка? – Но скажите-ка лучше вот что. Как я понял, вы довольно тесно общались с господином Аляпкиным. Должно быть знакомы и с его окружением. Меня интересуют некие маргиналы гоблинской расы, в компании которых водится тип с прозвищем Гвоздь. Не знаете таких? – Как же, знаком некоторым образом, – кивнул Еремей. – Дружбы с ними не водил, но сталкиваться иной раз приходилось. Очень неприятные личности. Вот и господин урядник подтвердит. Точно. Вот я болван. Мог бы про Гвоздя с подельниками у жандарма спросить. Это же с его поля ягоды. – Гнусная, – продолжил Еремей, – шайка вымогателей с неимоверным подлецом во главе. Кличут коего в определённых кругах не иначе как Юром Мясником. Как-то, пребывая в загуле, имел глупость занять у оного денег. Насилу выплатил долг, страхов натерпевшись неимоверных. Но, если господа помышляют пообщаться с этим бандитом, тому, увы, – Непряхин развёл руками, – уже не быть. Не далее, как вчера, прознал я про то, что вся шайка Юра Мясника сама попала под нож. Всех до одного вырезали, и самого Юра, и Гвоздя вашего. – Зашибись, – здорово озадачился я такой новостью. – А я хотел потолковать с этими гопниками. Вы должно быть не знаете, но именно Гвоздь убил господина Аляпкина. – Вот как? – удивление Непряхина было под стать моему. – Очень то необычно. – Это почему же? – усмехнувшись, спросил Тимон. – Неужто ваш Мясник кличку за любовь к свиной вырезке получил? – Юр Мясник типом был подлым, – вместо Непряхина ответил урядник, – и до денег был жадным. Но занимался в основном ростовщичеством и должников своих третировал нещадно. Иной раз мог за долгую просрочку даже малость подрезать виновных. Ведомо нам, хоть и без доказательств твёрдых, что многих он изуродовал, а однажды кого-то даже уха лишил. Но до смертоубийства никогда дела свои не доводил. Не в его, мол, это правилах. – Надо же, – хмыкнул я, – правильный какой. А вот Аляпкина подручный его прирезал и не поморщился. – Сдаётся мне, – поднимаясь из-за стола, задумчиво произнёс Холмов, – что всё это неспроста. И убийство господина Аляпкина, и устранение шайки вымогателей – всё это звенья одной цепи. И нам стоит поторопиться назад в город. – Считаете, – я тоже встал, – мне следует взглянуть на последние мгновения жизни этих упырей? – Всенепременно, – кивнул Холмов и повернулся к жандарму: – Если про убийство бандитов стало известно в жандармерии, тела их должны ведь к вам в участок доставить? – Так точно, – отчеканил урядник, – в холодильне нашей лежат. Готов сопроводить вас для оказания содействия. И если дозволите, – совсем другим тоном добавил он, – то я имел бы желание проехаться с вами на вашем пароходе. А коня моего после кто в участок доставит, я распоряжусь. – Не имею ничего против, – пожал я плечами. – Да пожалуйста, – поддержал меня орк. – Вот только пусть Еремей Пантелеевич прикажет своим людям воды в котёл натаскать и дров принести. А топку я уж сам запалю. – Сей момент, господа, – совсем уже оживший Непряхин выскочил из комнаты, спеша раздать нужные указания, – сей момент! Минут через двадцать мы отчалили, не согласившись на предложение Еремея Пантелеевича чуть задержаться и отобедать. Но не отказались от врученной в дорогу большой корзины с пирожками. Урядник со светящейся от радости физиономией устроился впереди, рядом с Тимоном, предоставив нам с инспектором возможность вальяжно расположиться на заднем диванчике, пристроив посерёдке между нами корзину. И, соответственно, без всякой конкуренции поглощать один за другим оказавшиеся безумно вкусными пирожки. Удовольствия не портила даже пыль, поднявшаяся из-под колёс резво рванувшего парохода. Сопровождение наше вновь отстало. Так что, по большому счёту, можно было графу и не озабочиваться отправкой с нами своих людей. Всё равно мы их почти даже и не видели. В имение Миассова заезжать не стали, сразу отправились в жандармерию. Там урядник повёл нас с Холмовым в служебную «холодильню», а орк остался на улице, выразив желание окончательно истребить запас пирожков, надо сказать, оставшихся ещё в немалом количестве. Трупы гоблинов из шайки Юра-мясника хранились в холодильне, как выяснилось, уже второй день. Получалось, что упокоили их в тот же вечер, когда от руки Гвоздя погиб Аляпкин. Подозрительное совпадение. В этом я полностью был согласен с Холмовым. – Приступайте, Владислав Сергеевич, – зябко подёрнул плечами инспектор, – а я вас покараулю. Ну да, довольно прохладно было в помещении. Не простыть бы. Я попросил у оставшегося с нами урядника раздобыть табурет и поочерёдно стал подсаживаться к трупам гоблинов. Начал, естественно, с указанного услужливым жандармом Юра Мясника, но толком ничего не узнал. Вот радостно возбуждённый предводитель шайки, шагая в сгустившихся сумерках по какой-то тесной улочке и громко при том гогоча, хлопает по плечу одного из своих дружков. Вот тычет по-дружески кулаком в спину шагающего чуть впереди Гвоздя и хвалится, что, мол, говорил же, как легко будет провернуть это дельце. И что, мол, теперь, подрезав эдакий куш, да получив обещанную мзду, впору будет бросить эту вонючую дыру да перебраться в саму столицу. И вот вдруг уже валится лицом вперёд на дорогу, потому как вспыхнувшая в затылке боль мгновенно отнимает контроль над телом и выключает сознание. Всё, кино закончилось. После «сеанса связи» с душой мне захотелось глянул на затылок Мясника. Правда пришлось для этого попыхтеть да поворочать напрочь задубевшее тело. Ладно хоть Холмов мне помог. – Это отверстие от пробившего череп дротика, – инспектор, проявив инициативу, как всегда без всякой брезгливости, ощупал края дыры в башке гоблина и даже засунул внутрь мизинец. – Стрелок не стал забирать снаряд. Дротик вынули уже здесь, в участке. И могу биться об заклад, это был снаряд не из армейского дротовика, а из такого же укорота, как мои. Стреляли с небольшого расстояния. Шагов пятнадцать – двадцать, не больше. Если стрелок или же стрелки проявили столь же высокую меткость и сноровку, а у других трупов обнаружатся точно такие же раны, боюсь, мы останемся ни с чем. Вряд ли жертвы успели увидеть тех, кто с ними покончил. Малоприятная перспектива. После осмотра ещё двух трупов с аналогичными дырками в ушастых головах и с последующим общением с душами этих бандюков я даже серьёзно забеспокоился, что прогноз инспектора сбудется. Обидно будет, окажись, что мы зря морозили носы и уши в этой холодильне. Повезло, четвёртый труп, лишившись накрывавшей его дерюжки, порадовал меня зияющей дырой в правой глазнице. – Первый дротик попал в шею. Вот сюда, видите, – Холмов указал мне на ещё одну рану. – Но не убил жертву сразу. – Значит, у нас появился шанс, – я хорошенько растёр подмёрзшие руки. – Кажется, это тот самый Гвоздь. По физиономии не скажешь, конечно, хоть и видел я его глазами Аляпкина. По мне, так они тут все на одно лицо. Но этот товарищ подлиннее всех остальных будет. А в банде самым рослым как раз Гвоздь и был. – Как я понял с ваших слов, – и не подумал опровергать мои доводы инспектор, – этот ваш Гвоздь шёл впереди всех остальных. Возможно, раз предыдущие жертвы были убиты выстрелами сзади, они же и загораживали своими телами обзор убийце, мешая тому выстрелить. Возможно так же, что Гвоздь успел заметить неладное и попытаться сбежать, что объясняет неточность первого выстрела. Однако сбежать этому господину тоже не удалось, хоть убийце и пришлось подходить добивать раненого. Это я к тому, что стрелок, при чём замечу, хороший стрелок, скорее всего был один. Но рост имел невысокий либо стрелял с колена. Иначе высокий рост гвоздя позволил бы без проволОчки пристрелить в затылок и его. – Звучит логично, – согласился я. – Сейчас гляну, насколько вы всё правильно представили. Шарап Володович не ошибся. Гвоздь действительно успел услышать щелчки выстрелов и понять, что дело дрянь. Что дружки валятся замертво и надо уносить ноги. Я почувствовал его испуг и растерянность, длившуюся, правда, лишь мгновение. Гвоздь не видел, кто и откуда по ним стреляет, и рванул влево, в ближайший проулок. Не успел – в шею с хрустом вонзился дротик. Ещё несколько шагов, уже по инерции, и гоблин повалился на землю. Да, к радости моей, он всё ещё был жив и лежал, свернув голову набок, когда в поле зрения появились ноги осторожно подходящего стрелка. Правое колено слегка испачкано, Холмов как всегда оказался прав. Гвоздь не пытался ни отползти, ни даже просто отстраниться. Руки-ноги не слушались. Он лишь чуть приподнял голову, желая рассмотреть стрелка. Но и в этом не преуспел. Взгляд гоблина успел добрался лишь до пояса убийцы, после чего правый глаз взорвало и выплеснуло вонзившимся в него дротиком. Что ж, спасибо и за это. – На счёт стрелка вы угадали, – порадовал я инспектора результатами контакта, недовольно кривясь и до мелькающих звёздочек натирая глаз, жестоко распираемый «фантомной» болью. – Стрелок был не очень высокого роста, но стрелял всё же с колена. – Хотите сказать, что он был ниже нас, но выше гоблинов? – задумчиво поднял одну бровь инспектор. – Именно. Только не он, а она. Хоть я и успел рассмотреть только ноги убийцы, но этого вполне хватило. Это были женские ноги. Даже не так. Чудесные стройные женские ножки в сапогах для верховой езды. Глава 17 – С чего ты взял, что это именно Мелисса? – с сомнением глянул на меня Тимон, после того, как я ещё и ему рассказал всё, что смог увидеть. – Фигура-то у неё один в один, как у Елизаветы. А вдруг, ошибаешься. – Ты же помнишь, – уверенно замотал я головой, – барышни в тот вечер, пока нас не было, поехали кататься на лошадях. Елизавета осталась у какого-то там учителя музыки, а Мелиссу носило, неизвестно где. Но к Миассову она приехала уже после нас. Зуб даю, она сама надоумила подружку отправиться в город, чтобы остаться одной. Не уверен, что нападение на нас она организовала, но Аляпкина банда Мясника наверняка по её указке упокоила. Ну а поскольку Мелисса знала про мои способности и предполагала, что мы сможем вычислить убийц Аляпкина, сама же и подчистила концы, расстреляв гоблинов. И ведь после всего этого, ладно хоть не в ту же ночь, ко мне в кровать заявилась. Видать, пронюхать хотела, не выяснил ли я что-нибудь про неё. Мата Хари ушастая. – Ишь ты какой, – скорчил псевдо-кислую рожу орк, – едва девушку заподозрил в неладном, и тут же давай её харей ушастой обзывать. Ай-я-яй! Ты ведь точно не знаешь, была ли Елизавета у того учителя. Может, придумала всё, а ты вместо неё на бедную девушку наговариваешь. – Ага, бедная! – возмутился я. – Замочила несколько гоблинов и глазом не моргнула. Одного ещё и добить сходила. Нет, фигуры у них с Елизаветой и впрямь, как под копирку рисованы. Но только Мелиса всё же пожилистее будет, поспортивнее и, главное, попродуманнее. А Елизавета попроще да побесхитростнее. Эдакая деревенская душечка, только о столичной светской жизни и мечтающая. У неё же все разговоры к тому сводятся. – Ну, тут тебе виднее, – радостно осклабился орк, – ты их обеих досконально изучил. Опытным, так сказать, путём. А теперь ещё и узнал, что одна из них матёрая душегубка. – Я бы не исключал возможности того, – задумчиво выдал Холмов, – что в деле могут быть замешаны обе барышни. – Экий вы скептик, господин инспектор, – гоготнул Тимон. – Это лучше, чем быть восторженным оптимистом, – усмехнулся Шарап Володович. – Посудите сами, здоровый скепсис в итоге позволяет вам при любом раскладе оказаться в выигрыше. Вы либо правы в своих подозрениях, либо приятно удивлены несбыточностью оных. По мне, так обе девушки заслушивают оказаться в числе подозреваемых. – И обеих наш герой-любовник оприходовал, – Тимон вмазал мне ладонью по спине. – Как говорится, наш пострел везде поспел. – Да хватит тебе! – обозлился я. – Не виноват я, они сами пришли! Я и так в шоке. Прикинь, она их одного за другим, как в тире. Бац-бац-бац, с одного выстрела. А потом ещё и Гвоздю в глаз. Нет, не верю я, что это Елизавета. Хотя, Шарап Володович, вы правы, сговориться они могли. Или эльфийка подругу втёмную использует. Не удивлюсь, если она крутит Елизаветой, как хочет. В общем, придётся с обеими ухо востро держать. – Что ж, – глянул инспектор на часы, – раз уж мы и так здесь, подле жандармерии, самое время начать приводить в действие ваш план, Владислав Сергеевич. Я, пожалуй, зайду к околоточному надзирателю, стребую с него костюмы, что от тех агентов тайной службы остались. Подберу парочку нам с вами наиболее подходящих. Да таких, чтоб без дырок заметных были. Ну а как наряды сменим, так и выдвигаться будем, чтобы успеть опять от лишних глаз отделаться.