— Я — признанный родом бастард, — качнул я плечом, вспоминая слова Амира в аэропорту. — Говорят, мой отец девятнадцать лет назад… — Вы знаете, что это неправда. — Оборвал он. — И вы хотите добиться справедливости, — утвердительно завершил он. — Борис Игнатьевич, я… — Вас же в очередной раз обворовали. — Что? — Сбился я с мысли. — Разве вы не знаете, что законному наследнику полагается солидный денежный пансион и земли в управление? — Мягко продолжил полковник. — Это же не просто титул и законного сына. Это огромные деньги и привилегии, особые компании, созданные для кормления главной семьи. А вас — как паршивую шавку вновь выбросили за порог, обозвав бастардом — ублюдком, зачатым вне семьи. Вы снова хотите поговорить о Чести? — Мое родство не доказано. — Вспомнил я слова, что мое истинное происхождение опасно для матери и сестры, продолжая действовать в их пользу. Только уже сомневался, сколько в той истории правды. Впрочем, не отвергая — но уже не принимая на веру так же искренне, как отчего-то сделал это в аэропорту. — Поэтому вы здесь, — буднично сказал Борис Игнатьевич. — Найти доказательства, верно? Встать в один ряд со своими братьями и сестрами. Вот уж нет, знаю я там одну сестру — из бутылки в кустах моется… Еще в один ряд с ней вставать. — Допустим, — вместо этого ответил я. — А вы хоть знаете, как выбирается новый глава клана Юсуповых? — Переключился отчего-то полковник, изменив тон с торжественного, на будничный. — Не интересовался. Старший сын? — Лучший ребенок в поколении, — веско произнес Борис Игнатьевич. — Достигший максимума, самый сильный, самый влиятельный и целеустремленный. А теперь спросите себя, почему я(!) стою тут с вами, убеждая принять мою помощь. Почему я(!) знаю вас, но не знаю никого из младших Юсуповых?! Вас, которого они боятся признать, чтобы не отдавать главенство в клане! Ого — сразу сериалы сестер вспомнились. Они потом еще плащи себе сделали из занавесок и чуть позже вместе, обнявшись, навзрыд плакали с шишками на голове от мечей-швабр. — Не захотят — не отдадут, — добавил я сомнения в голос. — Есть кое-что, — заблестел его взгляд. — Кое-что, что поначалу укрылось от моего взгляда, но сейчас способно обеспечить нашу победу. Максим Михайлович, прошу вас, отриньте тот негатив, что был между нами и прислушайтесь ко мне сердцем. Я могу, я способен помочь вам обрести статус законного наследника. И я знаю путь, как вы можете возглавить клан, принадлежащий вам по праву крови и по праву силы. — Какую плату вы за это видите? — Поинтересовался я, пряча взгляд. Потому что ничего для себя хорошего он там вряд ли мог увидеть. — Герб, — выдал он, ни секунды не сомневаясь. — Вы, как глава клана, вправе его выдать вашему верному слуге. — Как же ваше нынешнее место работы? Клятвы? — Впервые стало мне действительно интересно. — Их можно выкупить, — пожал он плечами. — Главе клана Юсуповых не составит труда это сделать. Показательно, что если бы не мое замечание, вопрос клятв так бы и остался не прозвучавшим. И наивный мальчишка понесся бы гробить и расшатывать клан Юсуповых, в процессе сломав себе шею в нескольких местах. — Я подумаю, — со всей серьезностью ответил я. — Они вас обворовали, Максим Михайлович. Даже жизнь вашу, с самого рождения, отняли. Не оставляйте это просто так. — Разумеется. Что касается моего рождения… Я могу посмотреть документы? — Словно принимая тяжкое решение, произнес я. — Я вышлю вам копии нарочным. — Подумав, согласился он. Интересно, сколько там будет правды? И есть ли правда в устах хоть кого-то в этом мире. Здание мы покинули прежним образом, а обратный маршрут завершился в том же главном здании, но на этот раз в иной двери, находящейся в торце строения. Вояж завершался — наверное оттого я чуть расслабился. Мы как раз шли через светлый коридор в сторону проходной, мимо дверей с однотипными табличками «Приемная». И так получилось, что створка одного из кабинетов была распахнута — дело обычное по такой теплой погоде. Окна им вряд ли разрешено открывать, а свежести хочется — хотя бы из коридора. — Говорю вам в сотый раз, я тут совершенно не при чем! — Донеслось оттуда усталым, но таким знакомым голосом. Я невольно повернул голову, проходя мимо. И немедленно встретился взглядом с Никой, сидящей в наручниках напротив сутулого и невзрачного следователя в годах. На мгновение мы столкнулись взглядами. — Это он! Я же говорила, это! — Воскликнула она тут же с изрядной мстительностью. Следователь лениво покосился на дверь и произнес с осуждением: — Девушка, это заместитель начальника управления Имперской Службы Безопасности по Московской области. Мы же с Борисом Игнатьевичем прошли дальше — таким же шагом, как и двигались до того. — Нет, не этот! Рядом с ним! — Послушайте, я уже устал от ваших выдумок и галлюцинаций! Я буду вынужден требовать вашего обследования у психолога и нарколога!.. — Вот с такими людьми приходится работать, — попенял полковник, вздохнув. — Аристократы. — Вы с ними пожестче, — посоветовал я равнодушно, отчего выражение его лица на мгновение обрело оттенок неудовольствия, но тут же вернулось к уже привычно-благожелательному. — Обязательно, — кивнул он, ускоряя шаг. Напряжение схлынуло только в машине, вцепившись напоследок в мышцы так, что на коже сидения остались следы от пальцев рук. — Вроде, на свободе. Прорвались, — подытожил я, медленно выдыхая воздух. — По лезвию прошлись, по самой его кромке. Полковнику ничего не стоило поднять тревогу внутри архива, выставив все так, что его взяли в заложники. Да, честно говоря, у него было десятки возможностей сорвать всю эту авантюру — только вот на дно он пошел бы вместе со мной. На это и расчет… Главное, чтобы моим сотрудникам дали уйти свободно — схема эвакуации их из города уже разработана, только бы непосредственно на территории не прихватили. Впрочем, сейчас Борис Игнатьевич явно придумал что-то новое, и есть шанс, что тут тоже все пройдет гладко. До ночи оставалась уйма времени, а привыкший к планам и графикам организм откровенно бунтовал перед блаженным ничегонеделанием. По плану вечер занимал совместный поход в музей. Включив телефон, немедленно об этом напомнил. — Вряд ли получится. Далеко и поздно. — Отказался Артем. — Вера приглашает чай пить. — Ты только чайные пакетики свои бери, мало ли. — Да ну тебя, — возмущенно фыркнув, отключился он. Вместе с поданным в телефонный аппарат электричеством и сотовой сетью, в прибор немедленно просочились короткие текстовые сообщения от Игоря: «А если есть кусок торта, то где-то должно быть все остальное?» «Максим, я обыскал весь этаж, где остальное?» «Максим, на кухне тоже нет» «Максим, я вызвал сорок человек с оборудованием» «Мы начали демонтаж перегородок» «Максим, твоя шутка затянулась!» «Отлично, теперь я должен ремонтировать все это гребанное Останкино. Где он?!». — Давай домой, — обратился я к водителю, набирая ответный текст. «Был просто один кусочек, честно». «Нельзя говорить кусочек торта, если нет самого торта. Это противоречит нормам русского языка!!!» Ах да, завтра же первым экзаменом русский — погрустнел я. Второй — история, и тут надо будет почитать местные учебники. Программа-то обучения у всех вроде как одинаковая, но вот то, что написано в книгах от княжества к княжеству отличается, и порой очень сильно. Все князья отчего-то — победители и представители света и добра, что и торопятся донести местные типографии, за свой счет заменяя государевы учебники… В общем, нелишним будет узнать, кто добрый по версии Москвы. «Извини» — и грустный смайлик Игорю в качестве оправдания. Тот переживал трагедию минут пятнадцать. «Максим, а если будет две жены, это ведь два торта?» Он еще наверняка забыл, что свадебным тортом вообще-то надо делиться с гостями… Впрочем, какая свадьба без драки? «Этот вопрос я буду обсуждать с тобой и твоей первой супругой». «Я в семье главный!» — И даже в тексте чувствовалось возмущение. «Вот с главным в семье и обсужу» — На чем оптимистично и завершил. Дома разложил учебники, положил тетрадь для кратких записей, ручку и подошел к окну, вглядываясь в пасмурное небо над головой, подсвеченное огнями огромного города. Длинные черточки дождя покрывали стекла, а тихий рокот грозы слышался частью лета — пусть не ясного и солнечного, но теплого и тоже по-своему замечательного. Я широко распахнул окно, впуская в комнату ветер, озорно подкинувший шторы, полиставший страницы учебника и обнявший ощущением свежести, от которого захотелось выйти на улицу и зашагать под теплым дождем, с волнительным ощущением понимая, что промокну до последней нитки. Мимо будут спешить люди, спасаясь от ливня под кронами деревьев, перебегая из-под козырька магазина к остановкам, пока тоже не поймут, что уже насквозь промокли — и неспешных пешеходов, улыбающихся теплой непогоде, станет больше… Отчего-то вспомнились слова Бориса Игнатьевича о коварстве, совершенном кланом. О том, как ограбили и оставили без всего. О том, как не желают признавать сейчас, лишая положенного по праву крови. Быть может, это правда — спокойно принял я такую возможность. Но есть кое что, что они у меня не смогут забрать. Отданное, быть может, без желания. Быть может, с надеждой, что оно быстро исчезнет из мира вместе со мной. В небесах взревела гроза, расползаясь ветвистыми молниями по громоотводам княжеских высоток. Стихия заберет всех, рано или поздно — посмотрел я на все большее число людей, отчаянно мокнущих и все еще надеющихся добраться до дома сухими. Суета не изменит общего итога — всем им понравится.