– Чепуха. Ни я, ни Дерика особо не нуждаемся. Когда вы освободитесь от всех обвинений, то сможете вернуться в общество, жениться на мисс Стреттон и использовать деньги, чтобы восстановить семейный особняк. Его надо строить заново. – Я не заслуживаю такой удачи, – виновато вздохнул баронет. – К сожалению, я полностью с вами согласен, – кивнул Форд. – Но, думаю, вы вполне наказаны за свои ошибки. Дальше на эту тему говорить нет никакого смысла. Единственное, что вам стоит сделать, так это не натворить новых бед. Лично я считаю, что во всем виноват Полуин. – Я согласен, – потупился аристократ. – Может, лучше будет, если вы приведете его в шахту Трегейгл, и я попробую с ним договориться? Освальд замер и внезапно обернулся к собеседнику. – А ведь это неплохая идея, – задумчиво произнес он. – Я постараюсь ее осуществить. – Только не позвольте Полуину выдать меня. – Для этого ему сперва придется выдать себя, – мрачно усмехнулся Форд, но потом огляделся по сторонам и уже гораздо веселее добавил: – Вот мы и на берегу моря, сэр Тревик. Давайте поспешим к шахте. Вы ведь знаете, где она? Сэр Ганнибал кивнул и начал осторожно, шаг за шагом спускаться по скользкому склону. Он пробрался к тому месту, где черные скалы нависли над водой, а потом указал на квадратную каменную башню, возвышавшуюся футов на тридцать над уровнем моря. – За ней вход в рудник, – сообщил он адвокату. Тот отступил немного назад и воскликнул: – Теперь я понимаю, насколько это рискованно. Он же прямо у океана! – Сама шахта расположена под морским дном, – уточнил сэр Тревик. – Когда-то, господин Форд, это был богатый рудник, однако из-за опасности его закрыли. Это место вполне годится стать моим временным приютом. Дайте мне вашу часть груза, и я начну спускаться. – Вы не хотите, чтобы я вас сопроводил? – поинтересовался адвокат, снимая с плеч и передавая своему спутнику мешок с едой. – Нет, вам лучше поспешить назад, пока вас кто-нибудь не заметил. До свидания! – И, не сказав больше ни слова, баронет двинулся к серой башне. Освальд несколько минут смотрел в его сторону, а потом, поняв, что драгоценное время уходит, резко развернулся и поспешно зашагал назад в сторону дороги. Теперь, когда сэр Ганнибал снова оказался в безопасности, Форд мог позволить себе риск быть увиденным. В худшем случае он просто объяснил бы, что вышел на пустоши прогуляться. Молодой человек собирался отправиться сразу в Санкт-Эвалдс и сообщить Дерике о том, что ее отец в безопасности, но когда он проходил мимо карьеров, то услышал крики, а потом на тропинку выскочил пританцовывающий Морган. Очевидно, безумец бегал по холмам всю ночь, потому что одежда его была мокрой, порванной и перепачканной зеленью – травой и папоротником. Но, приглядевшись, Форд понял, что сумасшедший вовсе не веселится. Его глаза сверкали от ярости, и он размахивал руками в самой угрожающей манере. Форд был готов дать умалишенному отпор, но, похоже, гнев бедняги был направлен на кого-то другого. Он подбежал к Освальду и впился в него взглядом. – Почему ты не в доме Пенрифов? – спросил адвокат Боуринга-младшего. – Они хотели меня запереть, – с ненавистью пробормотал тот. – Да-да, я слышал это вчера вечером. Они собирались разлучить меня с Дженни и посадить под замок. Но я знаю, что делать. Он у меня, у меня! – Кто у тебя? – удивленно спросил Форд. – Сходи да посмотри! Он в хижине матушки ведьмы! – И, повернувшись, словно обезьяна, идиот помчался в сторону дома миссис Карни. Тяжело вздохнув, адвокат поплелся следом за Морганом, надеясь узнать что-то полезное. – Кто порывался запереть тебя? – спросил он у бедолаги. – Не Джейн? – Нет! Нет! – замахал тот руками. – Тот хитрый человек, которого ненавидит мама… Полуин… Да, его зовут Полуин. – А я думал, он нравится тебе. – Так и было. Он был добр к Моргану. Давал Моргану игрушки, напоил его, когда… когда… – Тут сумасшедший замолчал и скорчил хитрую рожу, а затем отправился дальше вверх по склону. – Но я прокляну его, и мать Анака мне в этом поможет… Сегодня мы наложим проклятие на Полуина, и тогда он меня уже не запрет! Нет-нет, ни за что! Уверенный, что ситуация непростая, Освальд поспешил за безумцем. Вскоре они очутились перед скромной хижиной госпожи Карни. Дверь была открыта, и Морган бросился внутрь, двигаясь, словно чокнутый бабуин. Юрист, не зная, что предпринять, остался стоять снаружи. Потом из домика донеслись крики и появилась мать Анака. Видно было, что она сильно рассержена. – С помощью этого мы проклянем его! – радостно закричал умалишенный, подбрасывая, словно мяч, какую-то красную штуковину. – Его кости рассыплются, мозг вскипит! Его поразит зло, и тогда Морган спляшет у него на могиле. – С этими словами сумасшедший остановился и повернулся к адвокату. – Я – дочь Иродиады, а это голова Иоанна Крестителя, – пропел он. – Посмотрите, как я танцую. Быстро прыгая из стороны в сторону, он заиграл круглым предметом, который издали походил на мяч. Неожиданно этот странный атрибут выскользнул из рук Моргана и подкатился к самым ногам Форда. Тот вскрикнул от удивления, увидев перед собой алый череп в серебряной короне – мертвую голову сына зулусского знахаря по имени Мулу. Глава 23. Мать Анака Освальд Форд в диком смятении наклонился, чтобы поднять красный череп. Он гадал, каким образом миссис Карни получила власть над умалишенным и что за странная блажь в голове безумца привела его к мысли, что можно наложить на Полуина проклятие с помощью черепа негра. Но, как только он коснулся Мертвой головы, Морган бросился вперед и, выхватив у него череп, с гортанными криками принялся скакать, словно бешеный шакал. Юрист, застигнутый врасплох, неподвижно уставился на жуткое зрелище. – Ах, – только и сказала госпожа Карни, качнувшись вперед. – Он эту штуковину любит, наш Морган. Носится с ней, как девчушка с куклой. – Откуда он ее взял? – оторопел адвокат. – Эта вещь принадлежала Полуину. Она связана с убийством! – Полуин! – повторила старуха, присев на корточки, словно и в самом деле была ведьмой какого-то дикого племени. – Он друг моего сына. Сама я его никогда не видала, но Хью его любит. – Анак, вы имеете в виду? – Моего сына зовут Хью, как и его отца, – пробормотала старуха. – Хотя некоторые называют его Анаком, потому что он у меня такой большой. Да, и в наши дни существуют гиганты, как и до Потопа. И народ сейчас только и знает, что пить, гулять да блудить, совсем, как тогда. Так-то, мистер! – Вы меня помните, миссис Карни? – попытался вернуть ее к реальности юрист. – Да. Вы – молодой джентльмен, который побил Анака. Можете называть его так, если хотите. Вы – хитрый и умный человек, господин Форд. Что ж, Анак не худший сын на свете. Он ведь заботится о матери, как о королеве, благослови его Бог! Безумец тем временем продолжал скакать, играя с алым черепом. Освальд вновь перевел взгляд на миссис Карни и на неказистую лачугу, которую она называла своим домом. Видимо, ее понятие о жизни королевы было весьма смутным. Но все-таки в манерах и речи этой женщины сквозило нечто благородное. Форд, не удержавшись, попросил: – Расскажите мне о вашем прошлом, госпожа Карни. Колдунья подняла голову, и ее черные глаза, блестящие, словно у молодой девушки, гневно сверкнули. Ее лицо было грязным, морщинистым и желтым, волосы – седыми, а коричневые руки, торчащие из рукавов платья, больше напоминали птичьи лапы. Нос ее едва не касался подбородка. Настоящая ведьма из детских сказок! Тем не менее взгляд старухи был переполнен энергией неукротимой молодости, и Форд не удивился бы, если бы она, как истинная фея, разом сбросила с себя рваные одежды и изможденную личину, представ перед ним в первозданной красоте. Такие глаза, как у госпожи Карни, должны были сверкать на лице молодой красавицы. Теперь же они метали молнии в адвоката, задавшего бестактный вопрос. – Какое вам дело до моего прошлого, молодой человек? Освальд пожал плечами: – Никакого, но только вы, как мне кажется, видели лучшие дни… – Да, раньше было все не так, но я вам ничего не скажу, – проворчала госпожа Карни и тут же со старушечьей непоследовательностью принялась бормотать историю своей жизни. Сначала она говорила так тихо, что Форд едва мог разобрать, о чем идет речь, словно разогревалась, желая привлечь к себе его внимание. Вновь закурив трубку, молодой человек присел на камень напротив все сидящей на корточках старухи, ставшей еще больше похожей на ведьму. А Морган, по-прежнему напевая про себя что-то странное, продолжал танцевать и забавляться со своей ужасной игрушкой в теплых и ярких лучах восходящего солнца. – Да-да, – шамкала миссис Карни, теребя подол своей грязной юбки. – Я когда-то была молода и красива. Не было в этих краях девушки милее. Но этот тип, Тревик… Из-за него мне жизнь не в радость. – Чем он вас обидел? – спросил адвокат осторожно, чтобы не нарушить ход ее мысли. – Он-то? Нет. Никто меня никогда не обижал! – воскликнула старуха. – Я была слишком умна для них для всех. Сэр Ганнибал, будь проклят он и его фальшивая любовь! Он желал, чтобы я бежала с ним. Но я сказала ему: «Брак или ничего!» Да, я так и заявила, потому что была самой красивой девушкой в Санкт-Эвалдсе – хотите верьте, хотите нет. И он меня бросил. Эти Тревики, накажи их Господь, себя превозносят выше небес, а на меня он смотрел, как на кучу грязи. На меня! – крикнула миссис Карни, а потом вдруг поднялась в полный рост, выпятила грудь, и голос ее разом возвысился на октаву, а то и на две. – На меня, горничную, которая получила хорошее образование и могла составить компанию любому дворянину! Я знала французский, играла на фортепьяно, вышивала по бархату и умела много такого, чему сегодня уже не учат. Но сэр Тревик оставил меня. Уехал в Лондон и не вернулся. С глаз долой, из сердца вон! Вот так-то, мой дорогой! – Она спрятала руки под фартук и уставилась куда-то вдаль, на море, видневшееся между серыми и угрюмыми холмами, словно там, на горизонте, остались дни ее золотой молодости. Форд молчал, ожидая, когда она продолжит рассказ. Он хотел узнать как можно больше о прошлом этой женщины. – Да, – вновь заговорила старуха, по-прежнему глядя в никуда, – он ушел от меня, этот сэр Тревик. Но я была такой красавицей, что мне не нужно было сохнуть в одиночестве. Нет… Тогда их было много вокруг, и все жаждали моей руки. И когда мисс Джайлс – так ее звали, мою хозяйку, – вышла замуж, я тоже могла выбрать себе в мужья любого красавца. А выбрала того, кто был уродливее всех. Один Господь знает, почему я так сделала, – пробормотала ведьма, потирая крючковатый нос. – Тревик мне не достался. Боуринг пытался взять меня в жены, да только я бы никогда с ним не ужилась. Вот я и выскочила за Карни, хотя он был еще хуже. Он вскружил мне голову, а потом бросил подыхать с голоду с младенцем Хью на руках. – Куда же он делся? – поинтересовался Освальд. – Господь его знает, молодой господин. Он исчез, испарился двадцать пять лет назад, если не больше. С тех пор я его ни разу не видела… Нет, ни разу. – Может, он умер? – Умер! – хриплым голосом повторила старуха. – Такие твари, как Карни, никогда не умирают, так и знайте, молодой господин. Умирают хорошие люди, умирают младенцы, сильные девки, но дьявол заботится о своем потомстве. А Карни, без сомнения, – сын самого сатаны, хоть и говорит благочестиво, как по писаному. Но он сбежал… – Она вновь поникла головой, заново переживая свое горе. – А я осталась тут, как одинокий камень на склоне. Форд взглянул на серые каменные стены хижины, в трещинах которых пророс мох и лишайник, на соломенную крышу из сухой травы и папоротника, на небольшое окно и темный зев двери, и ему стало очень жаль женщину, которая вынуждена была прозябать в таких условиях. Анак, конечно, мог позаботиться о себе. Он был достаточно сильным, чтобы посмеяться над непогодой, хотя и жил в полуразрушенном доме, но госпожа Карни выглядела хрупкой и болезненной. – Как вышло, что вы так низко пали? – строго спросил адвокат. Этот вопрос разозлил ее. Мать Анака резким движением сорвала фартук и топнула ногой. – Низко?! – завопила она. – Да я бы не променяла эту хижину и на дворец! Здесь я свободна и могу колдовать. И все боятся меня, потому что считают ведьмой. – Но ведь все это ерунда, – печально возразил ей Освальд. – Вы уверены? – Старуха злобно посмотрела на молодого человека. – Вот увидите! День и ночь я проклинаю Карни, и мое проклятие доберется до него. А потом я зарежу его, и отравлю, и раздавлю! Он будет молить о смерти, но она не придет, пока он не изведает тех же мук, что перенесла я, – потрясла она кулаком, угрожая чистому небу. – Попадись он мне, я спокойно разорвала бы его на куски. Он ведь не человек, а настоящий зверь. А пока мне остается только проклинать его. Что я еще способна сделать? – упавшим голосом произнесла миссис Карни. – Он оставил меня без гроша, с ребенком. Я пыталась работать, но те, кто мне завидовал, устроили так, что меня никуда не брали. Потом я занялась предсказаниями судеб и торговлей колдовскими снадобьями, пока много лет назад законники не выдворили меня из Санкт-Эвалдса. Тогда я переехала сюда, чтобы жить поближе к карьерам, где трудится мой Хью. И вот я тут уже лет пятнадцать, жара на дворе или ливень. Адвокат встал, убрал давно погасшую трубку в карман и зевнул. Пора было возвращаться в Санкт-Эвалдс, но перед уходом он хотел узнать, где Морган раздобыл череп. Он решил разговорить миссис Карни, которая, похоже, была хорошо знакома с безумцем, и к тому же Освальду сильно хотелось есть. Он достал из кармана полсоверена и сказал: – Я дам вам денег, миссис Карни, если вы накормите меня завтраком. Ведьма выхватила монету из его руки, проверила на зуб и с хохотом спрятала в фартук.