— Жена облепиху сварила, — сказал он. — Может, возьмете? — Какую еще облепиху? — Для вас, от язвы... Ольга Степановна просила... Возьмете? Я принесу... Терехин, не отрываясь, умоляюще смотрел на Кудинова. Казалось, ничего в жизни не было теперь для Терехина важнее... — Я вас очень прошу, возьмите, — сказал он. Васька испуганно, во все глаза смотрел на отца. Кудинов поглядел на мальчика. — Хорошо, возьму, — сказал Матвей Ильич. Терехин заморгал. — Спасибо, — сказал он. Двумя руками схватил ладонь Кудинова и потряс ее. — Огромное вам спасибо... И тут Терехин увидел старика Беляева. Он стоял с другой стороны калитки и, не отрываясь, смотрел на Терехина. — Здравствуйте, Степан Алексеевич, — сказал Терехин. Старик молчал. — Степан Алексеевич, — сказал Терехин, — ну хотите, — он прижал к себе сына, — им вот поклянусь... Не виноват я. Старик не проронил ни слова. — Уходите, — быстро произнес Кудинов. — Слышите? Терехин посмотрел на него, хотел было еще что-то сказать, но не сказал, повернулся и пошел прочь. * * * Не сняв башмаков, Игорь Степанович Беляев лежал у себя в комнате. Он не спал, глаза его были открыты. На полу в изголовье валялась книга. Видно, взял ее с полки, но так и не открыл. Вечерело. Огня Беляев не зажигал. В дверь постучали. — Кто? — спросил Беляев. В комнату вошел Кудинов. — А, Матвей! — с облегчением сказал Беляев. — Хорошо, что пришел. Садись. Кудинов взял себе стул, сел. — С работы уже? — спросил Беляев. — Пора, — сказал Кудинов. — Который же час? — Девятый. — А я и не заметил, — сказал Беляев. — Время остановилось. Они помолчали. — От Нины телеграмма была, — сказал Беляев. — Тебе и старикам выражает соболезнование. — Я видел, — сказал Кудинов. — А про меня ни слова, — сказал Беляев. — Меня как будто не существует. Кудинов не ответил. — Матвей, — Беляев сел, опустив ноги на пол, — я так не могу больше... С утра до вечера одна и та же картина перед глазами... Это только кажется, что я живу... Я ведь вместе с ними там, на мосту, остался... Кудинов молчал. — Подскажи, посоветуй, как быть, — сказал Беляев, — что мне с собой делать? Ты же умный, добрый, справедливый... Ты всегда был лучше меня... Оля тебя любила... Объясни, куда мне себя девать?.. Повеситься нельзя. А что же можно? Я на все согласен. Но бездействовать, вот так целые дни лежать и ждать, когда ждать уже больше нечего, этого я не могу. — Игорь, — сказал Кудинов, — можно один вопрос? — Конечно, — сказал Беляев. — Спрашивай. — Скажи мне, Игорь, — сказал Кудинов, — Терехин в этой аварии виноват? Или нет? Я хочу знать. Беляев ничего не ответил, отвернулся. — А? — спросил Кудинов. — Не знаю, — сказал Беляев. — Неправда, Игорь, — сказал Кудинов. — Ты знаешь... Беляев молчал. Кудинов сел рядом с ним на диван, обнял его за плечи, прижал к себе. — Игорь, — сказал он, — послушай... Наше горе никогда не утихнет... Но человек привыкает ко всему, так уж устроен этот мир... Мы тоже научимся жить с нашим горем, уверяю тебя... В конце концов, то, что произошло, это только ужасная нелепая случайность... Зла ты никому не хотел и не мог хотеть... Но если, — он вздохнул, — если сейчас ты допустишь, чтобы в тюрьму вместо тебя сел другой, ни в чем не виновный, отец троих детей, — Кудинов покачал головой, — этого никогда себе не простишь... Жить потом не сможешь... Беляев молчал. — Это будет такое злодейство! — сказал Кудинов. — А перед их памятью, Игорь, нельзя совершать злодейство. Мы с тобой это твердо знаем... — Хорошо, — сказал Беляев. — Договорились... — Игорь, — Кудинов еще крепче обнял его за плечи. — Ты меня прости... Получается, я сам толкаю тебя в тюрьму... Не представляешь, как это мне трудно... Но что же делать? Терехин был у меня сегодня... Вместе с сыном... Ты бы на них посмотрел. — Его ты пожалел, — сказал Беляев. — Но он же не виноват! — воскликнул Кудинов. Ты сам это только что подтвердил. — Уйди, — попросил Беляев. — Игорь! — Я думал, у меня есть брат. А ты… — Игорь! — в отчаянии сказал Кудинов. — Уйди, — повторил Беляев. Кудинов секунду-другую постоял и молча вышел за дверь. ...В саду было темно и тихо. Над аллеей ветер раскачивал фонарь. Светлое пятно туда-сюда маятником пульсировало по дорожке. — Мотя! — Кудинов услышал голос Веры Михайловны. Сгорбившись, сидела она на ступеньке крыльца. Он подошел к ней. — Был у Игоря? — спросила она. — Да? Как он? — Ничего, молодцом, — бодро сказал Кудинов. — Мотя, — спросила Вера Михайловна, — теперь ты от нас уедешь? Из этого склепа?