— Нина! — Голос Кудинова в трубке стал громче. — Что ты говоришь? Той женщины уже нет, она погибла! — Я ей смерти не желала, — возразила Нина. — Судьба сама так распорядилась. Без меня. В глубине квартиры еще сильнее расшумелись дети. — Я ведь в курсе, Мотя, — сказала Нина. — Оленька мне часто звонила... Как представлю, что старики пируют со своей новой невестушкой... что хочешь делай, а простить им этого не могу. Трубка молчала. — Я стала очень злой, Мотя, — сказала Нина. — Такой злой, что даже самой страшно... ...Кудинов стоял в телефонной будке. Не перебивал Нину. Слушал. Вдруг сказал: — А почему не спрашиваешь, что теперь с Игорем будет? — А разве он виноват? — после некоторой паузы спросил ее голос в трубке. — Одно тебе скажу, в тюрьму его не посадят. — За что же в тюрьму? — услышал Матвей Ильич. — Кто-кто, а он-то уж до конца жизни наказан. — Не знаю, — сказал Кудинов. — Что? — Ничего, — сказал Кудинов. — Я говорю, ты совсем не злая. Ты молодец, Нина, ты очень добрая... Решишь с детьми, дай телеграмму. * * * Игорь Степанович Беляев и старики сидели за накрытым столом. Бутылка водки была уже почти пуста. Пил, впрочем, один Игорь Степанович. Рюмка старика оставалась нетронутой. — Все, баста, — сказал Игорь Степанович. — Решение принято. В Москву вас забираю, к себе. Из этой дыры… — Хорошо, Игоречек, — сказала Вера Михайловна, — только не пей сейчас больше. Ладно? — Это не самое страшное, мама, — возразил Игорь Степанович. В комнату вошел Кудинов. — Добрый вечер, — поздоровался он. — А, зятек! — сказал Игорь Степанович. — Прошу к нашему шалашу. Вера Михайловна заторопилась. — Сейчас, Мотенька... Я тебе отдельно, на масле.. — Она вышла за дверь. — Язвенникам можно? — Игорь Степанович поднял над столом бутылку. — Немножко, — сказал Кудинов. Игорь Степанович налил ему. — За тебя, святой человек! — громко объявил он. — За тебя! — Спасибо, — поблагодарил Кудинов и пригубил рюмку. Игорь Степанович пристально следил за ним. — Брезгуешь? — спросил он. — Ну что ты! — сказал Кудинов и отпил еще глоток. — Может, компания не устраивает? — спросил Беляев. — Компания что надо! — сказал Кудинов. В комнату вошла Вера Михайловна, в руке она держала сковородку. — А знаешь, отец, — сказал Игорь Степанович, — зять-то наш в тюрьму меня уговаривал... Пойди, говорит, попросись. Может, упекут за решетку... Дай бог! Старик Беляев молча смотрел на них. Вера Михайловна поставила на стол сковородку. Руки у нее дрожали. — Ты пьян, Игорь, — сказал Кудинов. — Правды не хочешь? — спросил Игорь Степанович. — Потом выясним всю правду, — пообещал Кудинов. — А зачем ждать? Я тебе и сейчас все скажу. — Игорь Степанович облокотился о стол и приблизил к Кудинову свое лицо. — Да ты же, Мотенька, хотел, чтобы я был виноват, — произнес он. — Мечтал, признайся! А почему? Да потому что, — он засмеялся, — всегда мне завидовал... Всю жизнь... Я себе все мог позволить. Молодую красавицу-жену! Дом в столице! Друзей, которых всегда сам выбирал... А ты?.. Когда-то тебя Ольга выбрала... Потом старики приютили... Захолустная школа — твой потолок... И вот эти, — он ткнул пальцем в сковородку, — вареные помои. — Дети, — сказала Вера Михайловна. — Что вы делаете? — Язвенник несчастный! — сказал Игорь Степанович. После долгой паузы Кудинов произнес: — Если б это слышала твоя сестра... — Моя сестра, — сказал Игорь Степанович, и голос его прервался, — моя сестра никогда б не отправила меня в тюрьму. Даже если я во всем виноват, а не Терехин. Кудинов встал. — Постой, — сказал ему старик Беляев. Кудинов остановился. — Сядь, — сказал старик. Кудинов снова опустился на стул. — Уезжай, Матвей, — сказал старик. — Куда? — не понял Кудинов. — От нас уезжай, — сказал старик. — Ты нам чужой, мы тебе чужие... — Степочка! — прошептала Вера Михайловна. — Что ты говоришь? Кудинов сидел откинувшись на спинку стула. Очень тихо было на террасе. Слышно, как где-то вдали стрекочет машина. — Нет, Степан Алексеевич, — проговорил Кудинов, — никуда я от вас не уеду... Игорь ведь правду сказал, на всем белом свете были у меня вы да Оля... А теперь только вы одни остались. — Он поднял рюмку. — Ваше здоровье, Степан Алексеевич. И спасибо вам за все. — Допил водку. Положил что-то в рот. И вышел. Степан Алексеевич не пошевелился. И тут Игорь Степанович заплакал. Сидел, уронив голову на стол, и бессильно рыдал, как там, на мосту, когда догорали его бежевые «Жигули». * * *