В саду появлялась жена старика, Вера Михайловна, маленькая, юркая, постоянно улыбающаяся. На плечах вместо халата пятнистый, крашенный под шкуру леопарда, старый плащ «болонья». — Про что судачат? — весело интересовалась старуха, кивая на приемник. Старик молчал. Чуть обождав, она сообщала: — В универмаг новые тахты завезли. Старик не отвечал. — Югославские, — объясняла старуха. Старик никак не реагировал. Его интересовал только приемник. Сад оглашала теперь бодрая немецкая речь. — Есть ящик для постели! — не отступала старуха. Старик поворачивал ручку, и в тишину беляевского сада врубался английский диктор. — Ох, ты боже мой, — не выдерживала старуха. — Слушаешь, слушаешь... А чего, спрашивается?.. Хоть бы словечко понимал!.. Мне, что ли, заговорить по-тарабарски, чтобы меня услышал! Старик переключил диапазон, и неожиданно на весь сад голос диктора громко по-русски объявил: — Бригада товарища Сидоркина присоединилась к почину товарища Понырина: работать производительно и без потерь. — Ой, Степочка, ты чего? — испугалась старуха. — Перепонки же лопнут. Старик выключил приемник и посмотрел на нее. — Встречаешь потаскуху своего сына? — спросил он. Старуха вздохнула и отвела взгляд. Теперь умолкла она. * * * Завтракали они в саду: старики Беляевы, их дочь Ольга Степановна и ее муж Матвей Ильич Кудинов. — Картошка опять на сале? — Ольга Степановна посмотрела на мать и в сердцах отодвинула тарелку. — Хорошо, мы прибьем в саду огромный щит и напишем на нем вот такими буквами: Матвею нельзя жарить на сале. У Матвея язва. Матвею жарить надо на растительном масле... — Оля! — укоризненно сказал Матвей Ильич. — Что Оля?! — она обернулась к нему. — Хочешь новый приступ? Но старуха, кажется, и не слышала этого разговора. Она не сводила взгляда со старика. — Степочка, — сказала со слезами в голосе, — ну что же нам теперь делать? Она жена Игоря, твоя невестка. — Моя невестка — мать моих внуков, — крикнул старик. — А эту не знаю и знать не хочу... Женился, переженился — его дело. А ко мне в дом не лезь. Пока я жив... Молчание повисло над столом. — Смиряйся, отец, — холодно усмехнулась Ольга Степановна, — нас с тобой никто не спрашивает. — Оля! — сказал опять Кудинов. — Что? — она в упор посмотрела на мужа. — Какие будут предложения? Кудинов промолчал. * * * Терехин сидел за рулем самосвала. Рядом с ним устроился сын Васька. — Не хочу в больницу, — сказал Васька. — И не надо, — согласился Терехин. — Ольга Степановна послушает тебя и даст лекарство. А на обратном пути я тебя заберу. — Не хочу ждать. Лучше с тобой поеду. — Какие разговоры! — согласился Терехин. — Ольга Степановна скажет, что ты симулянт, и я тут же возьму тебя в рейс. — А если не скажет? — Это почему же? Обязательно скажет. — А если скажет: надо лечиться? — Ну и делов-то? Лечиться, брат, одно удовольствие. — Почему? — А чего плохого? Вылечишься, кашлять перестанешь. — Я и так перестану. — Совсем хорошо. Вот так они разговаривали. И вдруг Васька, посмотрев в окно, закричал: — Тетя Оля! В очереди у автобусной остановки стояла Ольга Степановна. Терехин остановил самосвал. Ольга Степановна села рядом с Васькой. — Вот те раз! — сказал Терехин. — А я его к вам везу. Думаю: вы дежурите или нет?.. Ольга Степановна была сердита. — Сорок минут — и ни одного автобуса, — объяснила она. — Издеваются, как хотят. — Может, машин мало? — предположил Терехин... — Отговорки, — отрезала она. — Просто люди, ведающие автобусным сообщением, сами ездят на персональных машинах. — Это верно, — согласился Терехин и вдруг решил: — Вы тоже будете иметь... — Что? — не поняла она. — Персональный самосвал, — он засмеялся. — Вам к девяти? И мне в это время за грузом. — Терехин, — сказала она, — вы прелесть. Он улыбнулся, ничего не ответил. Машина выехала на шоссе. — Не опаздываем? — она посмотрела на часы. Поднесла их к уху, встряхнула и опять послушала. — Так и есть, встали... — Покажите, — он протянул руку. Она отстегнула часы.