— Не помню, — сказал он. — Правильно, — одобрил Фомин. Он опять услышал именно то, что ожидал и хотел услышать. — Ты лично не помнишь. А народ зато все помнит... Все, все, отец! — Он придвинул к себе пожелтевший от времени старый газетный лист и торжественно прочел: — «И вот к подножию горы Свинцовой по новой, только что проложенной дороге осторожно поднимается с первым грузом для строительства комбината советский автомобиль «АМО.... Кабина для безопасности снята... За рулем молодой водитель, ударник Степан Алексеевич Беляев». — Фомин поднял глаза. — Правильно написано? — Наверное, — сказал старик. Фомин задумчиво смотрел на него. — Знаешь, кто ты есть, отец? — прочувствованно сказал он. — Живая история нашего города. Старик промолчал. — А кабину зачем сняли? — поинтересовался председатель исполкома. — Прыгать удобнее. Если машина в пропасть... Фомин не сводил с него взгляда. — Мы твоим именем улицу в городе назовем, — сказал он. — Когда помру? — уточнил старик. — Зачем же?.. При жизни назовем. Включим в план юбилейных мероприятий. Улица Степана Беляева... Чем плохо? — Я не космонавт, — сказал старик. — А кто нам готовил дорогу в космос? — возразил Фомин. — Твоя судьба — это судьба народная, отец. На твоем примере мы будем молодежь воспитывать. — Нет, — сказал старик. — Не понял? — председатель исполкома поднял бровь. — У них свои мозги, — сказал старик. — С ними нам не договориться. — Ну это ты напрасно, отец, — огорчился Фомин. — У нас прекрасная молодежь. Замечательная!.. Сын твой хотя бы... Известный советский металлург. Доктор наук, профессор... Мы пригласили его на наши юбилейные торжества... Понимаешь, как это символично? Отец стоял у истоков отечественной металлургии, а сын принял эстафету и с честью несет дальше. Старик тяжело посмотрел на Фомина. — Мой сын бросил семью, — объявил он. На лице Фомина появилась некоторая озабоченность. — И не развелся? — спросил он. — Развелся. И на молодой женился. — Ну так все же по закону, отец, — сказал Фомин. — Честно полюбил, честно развелся... Жизнь прожить — не поле перейти... Сам небось знаешь... Старик молчал. Обождав немного, Фомин произнес: — А хочешь, правду скажу? Слишком любишь своего сына. Другие могут оступиться, а сын твой никогда... — Председателю исполкома нередко приходилось объяснять людям их же собственные мысли и поступки, которые, как он считал, сами они недостаточно глубоко и правильно понимали. — Верно говорю? Старик молчал. — Ну так запомни, отец, — уверенно сказал Фомин. — У тебя очень хороший сын. Ты можешь им гордиться. Это я тебе вполне ответственно заявляю. * * * На кухне беляевского дома вовсю кипела работа. Ольга Степановна с матерью готовили ужин. — А мы ведь с тобой, мать, предательницы, — недобро улыбаясь, сказала Ольга Степановна. — Боже мой, что ты говоришь, Оленька! — испугалась Вера Михайловна. — А ты как думала? Когда Нина приезжала, не знали, куда посадить. А теперь ее соперницу, бабу, которая Игоря увела, встречаем как шемаханскую царицу. — Но что же мы можем сделать, Оленька? — чуть не плача, спросила Вера Михайловна. — Не знаю, мать, — сказала Ольга Степановна. — Но вещи давай-ка называть своими именами. В кухню вошла Тамара. Остановилась на пороге. Улыбнулась. — Помочь не надо? Вера Михайловна посмотрела на дочь. — Нет, спасибо, — сухо сказала Ольга Степановна. — Могу овощи нарезать, — предложила Тамара. — Уже нарезаны, — сказала Ольга Степановна. Тамара понаблюдала за ее работой. — А вы не готовите капустный пудинг? — спросила она. — Очень вкусно... Варю капусту, отцеживаю, пропускаю через мясорубку, добавляю взбитые белки... Хотите, сделаю? Мигом! — В следующий раз, — сказала Ольга Степановна. — Батюшки! — вспомнила Вера Михайловна. — Да я же еще скатерть не достала... Она торопливо вышла из кухни. Ольга Степановна и Тамара остались вдвоем. — А вы смелая женщина, — сказала Ольга Степановна. — Почему? — спросила Тамара. — Пошла за человека, который старше вас почти на двадцать лет, с двумя детьми... Очень смелая! — Я люблю его, Ольга Степановна, — сказала Тамара. Та усмехнулась: — Да что вы говорите! — А знаете, — сказала Тамара, — я совсем на вас не сержусь. Очень даже понимаю. У вас есть все основания не любить меня и мне не доверять. Я бы и сама, наверное, на вашем месте... Но я рассчитываю, Ольга Степановна, что в конце концов вы ко мне привыкнете... Я постараюсь все для этого сделать... У меня, к счастью, очень миролюбивый характер. * * * Игорь Степанович Беляев и Матвей Ильич Кудинов сидели на веранде. Молчали. Курили. — ...Одно плохо, — Беляев затянулся сигаретой. — Нинка совсем заклинилась. Доводит детей своими истериками. — Страдает же, — сказал Кудинов. — Но о детях она обязана думать? — Игорь Степанович повысил голос. — А ты пойди объясни ей, что она неправильно страдает, — сказал Кудинов. Разговор оборвался.