Не прошло и получаса, как ему почудился неясный шепот. Макар вытянул вперед шею и, стараясь не производить ни малейшего звука, подался вперед. Так и есть, со стороны спящей доносился тонкий, как комариный писк, но вполне внятный голос. Макар даже смог различить несколько отдельных слов. Он быстро поднялся на ноги, в два прыжка подскочил к Нине и включил фонарик. В ярком свете на груди девушки заметалась маленькая, невесомая тень. – У-у-у, Макар проклятый, погоди, я еще поквитаюсь с тобой! – яростно зашипела она, после чего шарахнулась в сторону и исчезла во мраке среди маисовых стеблей. Удивительно, но этому местному кукурузному божку личность Макара была известна. – Вот ведь как, – от изумления Макар раскрыл рот. Он тоже узнал это странное существо. Несколько лет назад, в другой стране и на другом конце света он встречался с ним, а один раз даже отправил в первый экспериментальный полет во времени вместе с душой Дениса Громова. Каким образом крошечная душа Коти очутилась здесь, и какое чудо помогло ей протянуть столько времени без источника пропитания, было загадкой. Впрочем, не эти вопросы сейчас волновали Макара. Он склонился над Ниной. Разбуженная уселась и, прикрывая ладонью глаза от слепящего света, недовольно произнесла: – Затушите его, сеньор. Ах-Мун снова приходил ко мне. Зачем вы прогнали его? – Никакой это не Ах-Мун, – выключая фонарик, буркнул Макар, – и никакой это не бог, а самый настоящий черт. – Откуда вы знаете? – Я знаком с ним. – Врете! – Нисколько. Вот что, Нина, хватит тебе жить на этом поле. Вернемся в город, я сниму тебе номер в гостинице и дам денег на еду и учебу. Я слышал, что по новому закону водительские права теперь выдают и нелегалам. А потом помогу и с работой. На предприятии одного моего друга нужны хорошие шоферы. Нина вновь попыталась протестовать, но Макар остановил ее и, строго погрозив пальцем, добавил: – Если этот чертяка вновь привяжется к тебе, гони его. До добра он не доведет. …Возвращаясь к себе домой в ранних утренних сумерках, новоиспеченный гражданин Соединенных Штатов, блаженный фантазер и гениальный изобретатель Макар Иванович Кедранюк впервые в своей жизни спрашивал сам себя: «Откуда взялась в этом мире душа Громова и эта, только что вновь встреченная им карликовая тень, даже имени которой не знал он и презрительно называл чертом? Что являлось, так сказать, источником и причиной их появления? Созданная им машина перемещает во времени души. А машиной и почти всеми его секретами, связанными с ней, владеет Андреас. Нет ли связи между ними и его попечителем? А что стоит за страшным искусом отдать свое тело, с которым сегодня он столкнулся уже второй раз в своей жизни?» Ни на один из этих вопросов у него не нашлось ответа. Глава 15 Сегодня Бизюкин засиделся на своей работе дольше обычного. Когда пришла пора ехать домой, неожиданно оказалось, что служебная машина куда-то ушла, а его собственная, как назло, была в ремонте. Бизюкин потопал на трамвайную остановку. Наверное оттого, что пользоваться общественным транспортом ему уже давно не доводилось, в сердце его проснулась тоска. Уже на остановке Бизюкин обратил внимание на одно странное обстоятельство – на улице, кроме него, не было ни одного человека. Терзаемый смутными предчувствиями, он стал ждать трамвай. Вскочив в подкатившую к остановке громыхающую махину, он занял самое удобное место и огляделся. Так же, как и на улице, в трамвае не было ни души. Лишь сутулая спина вагоновожатого, обтянутая серой шинелью, выглядывала из-за фанерной перегородки. Трамвай ехал медленно, дребезжал стеклами, гремел разболтанными деталями, часто останавливался и подолгу стоял. Но в салон на остановках, все равно, никто не заходил. «Куда он везет меня?» – вдруг забеспокоился Бизюкин. Он перестал узнавать проплывающие за окном пейзажи. И в самом деле, центр города, по которому сейчас они должны были ехать, куда-то исчез, а вместо него появились грязные трущобы с ветхими, вросшими в жирную грязь хибарами, косыми заборами и мутными лужами с гнилой водой, в которой копошились отвратительные, похожие на пупырчатых жаб существа. – Куда ты везешь меня!? – крикнул Бизюкин. Его крик гулким эхом заметался по замкнутому пространству трамвая и, разбившись о недвижимую спину вагоновожатого, пропал. Бизюкин вскочил. Почему так пыльно вокруг? Почему и пол, и окна, и скамейки покрыты толстым слоем серой пыли? Не потому ли, что в этот трамвай никто не заходил, верно, уже не один десяток лет? Да и трамвай ли это, не могильный ли склеп? Оставляя на пыльном полу рельефные следы, Бизюкин кинулся к вагоновожатому, схватил его за руку, потянул, поворачивая к себе. Под шинелью вожатого что-то хрустнуло, а на плечах качнулся желтый, маслянистый череп, скрытый доселе от взгляда Бизюкина воротником и фуражкой, глубоко надвинутой на пустые глазницы. Бизюкин отпрянул, кинулся к выходу, рванул на себя дверь и вырвался вон из нечистого трамвайного нутра. Хвала провидению, теперь он был на нужной улице. Там, впереди за поворотом, его дом. Но отчего кругом так темно? Неужели уже настало время ночи? Ветер завыл и загудел в проводах, заиграл на дороге обрывками сорванных афиш. Высоко на столбе со скрипом закачался тусклый фонарь. Улица прямым туннелем уходила вперед и пропадала в кромешной ночной пелене. Там таился страх, но там был его дом, и туда нужно было идти. Неожиданно из черного колодца мрака меж домами выскочила горбатая карлица со злыми глазками и похожим на вороний клюв носом. Булькая слюнявым ртом, она попыталась схватить Бизюкина своими липкими лапками. Бизюкин оттолкнул ее. Карлица шлепнулась на асфальт, жалобно запричитала, пригрозила обидчику острым пальцем, вскочила, побежала вперед и канула в чернильную тьму. Стремясь попасть в свой дом, Бизюкин пошел следом. Но как обветшал его дом: стены выщербила непогода, крыша сползла набок. А почему в окнах нет света? Где же жена и где прислуга? Порыв ветра распахнул дверь. Бизюкин вошел в переднюю и начал подниматься на второй этаж. На узкой площадке между первым и вторым этажом что-то происходило. Это серая свора крыс доедала его любимого кота Тимофея. – Кыш отсюда, проклятые! – испуганно произнес Бизюкин, но ближе подойти к крысам не решился. Самая большая крыса подняла голову и глянула не него злобными глазами карлицы. Бизюкин спешно пошел наверх и, желая укрыться от напастей в собственной постели под одеялом, вбежал в спальню. Но кто это лежит на его любимом диване, и чьи это ножки торчат из-под большой пуховой подушки? Бизюкин подкрался к дивану, осторожно отодвинул подушку в сторону. Мертвая девочка, лежащая под ней, открыла глаза, взглянула на Бизюкина пронзительно и тоскливо, открыла рот и вдруг зашлась в крике таком звонком, что вытерпеть его не было никакой возможности. Бизюкин попытался заткнуть уши руками, но это не помогло, крик становился все громче и звонче. И тут он проснулся, уселся на кровати и, еще не оправившись от тенет тревожного сна, схватил трубку разбудившего его телефона. – Да, слушаю. После пережитого кошмара его сердце трепетало, как пожелтевший кленовый лист в осеннюю непогоду. – Добрый вечер, – услышал Бизюкин в трубке гулкий баритон и узнал голос генерала Колчева – одного из своих друзей, которых немало появилось у него с техпор, как он занял директорское кресло. – Скорее доброе утро. – Нет, до утра еще далеко, – не согласился генерал и тут же обескуражил директора неприятной вестью. – У нас мало времени, поэтому я буду краток. Всплыло старое нераскрытое дело. Вас обвиняют в убийстве, и это серьезно. Звонили с верха и приказали разобраться. Короче, вас назначили убийцей. Отмазаться не удастся. Бизюкин почувствовал, как все холодеет у него внутри, а поднесенная к уху рука начинает слабеть и безвольно опускаться, словно не телефонная трубка, а тяжелая гиря зажата в ней. – Да что же вы, да как же вы смеете? – невнятно залепетал он. – Я же столько сделал для вас… – Я повторяю, – терпеливо произнес генерал, – это не моя инициатива, звонок был с самого верха. Что касается ваших услуг, то только поэтому я и звоню вам, и предупреждаю. У вас есть пятнадцать минут. Группа захвата уже выслана. Берите самое необходимое и бегите в Москву, а там на самолет и в Европу, в Америку, да куда захотите. – А Иван Иванович знает? – потерянным голосом спросил Бизюкин. – Если вы надеетесь на покровительство и помощь Ивана Ивановича, то по моим данным он не в Москве, а на своей даче в Никитском. Но поспешите, время не ждет. Бизюкин бросил трубку, вскочил и кинулся одеваться. Прихватив документы и деньги, он хотел сразу бежать вниз в гараж, но вспомнил о жене. Желая предупредить ее о своем спешном отъезде, он взлетел на третий этаж и с силой толкнул дверь жениной спальни. Ее постель была пуста и аккуратно застелена. Жены не было. – Паскуда блудливая, – прошипел Бизюкин, – опять гуляет. Не теряя больше ни секунды, он спустился в подземный гараж, уселся в любимую Ауди цвета млечного пути и через минуту был уже далеко от своего дома. Несмотря на совет генерала, он решил повременить с бегством из страны и поискать защиты у своего высокого покровителя. Зажав баранку в дрожащих от волнения руках, он внимательно следил за освещенной фарами дорогой. Он старался не думать о пережитом, но в памяти, помимо его воли, то и дело всплывали картины недавнего прошлого. Он, Бизюкин, боготворил Ивана Ивановича Кедранюка и вместе с тем ненавидел. Кедранюк помог ему осуществить отличную карьеру. Кедранюк вывел его в люди и свел с очень полезными и нужными людьми. Но тот же Кедранюк сделал из него убийцу, нанес такую глубокую и черную рану его совести, которая никак не хотела заживать. Все эти три года он провел в скрытых тревогах, тяжких воспоминаниях и томительном ожидании расплаты. Несколько дней назад его знакомый – следователь Цыпленков – вскользь сообщил ему, что в городе появился придурок, именующий себя погибшим три года назад Громовым и обвиняющий министра Кедранюка в заказном убийстве. Бизюкина потрясло это известие. Он понял, что чудом воскресший Громов знает многое. Цыпленков подключил все свои силы для того, чтобы вновь найти отпущенного им человека. К счастью, Громова нашли и грохнули вместе с его дружком. Но и сам Цыпленков куда-то пропал, не объявляясь и не отвечая на телефонные звонки в продолжение вот уже четырех дней. И теперь новый удар: кому-то наверху потребовалось убрать его. Бизюкин достал сигарету, прикурил. Никотин немного успокоил его. На память пришла жена. Как карьерой, так и своей женой Бизюкин был обязан Ивану Ивановичу. Эта женщина еще сильнее сплотила его с Кедранюком. Так же, как и Кедранюка, он когда-то боготворил ее, а потом ненавидел. Татьяна Барышева семнадцатилетней девушкой приехала покорять город из какой-то глухой деревни. Уже тогда сознавая, что она красива и притягательна для мужчин, Татьяна мечтала стать телеведущей, фотомоделью или, на худой конец, манекенщицей. Но, как и у сотен других деревенских дурочек, желавших видеть мир у своих ног, все ее красивые мечты скоро должны были превратиться в прах. Она попала в сети одного деятеля шоу-бизнеса, занимавшегося, если верить рекламе, раскруткой малоизвестных, но талантливых певичек и танцовщиц в лучших концертных залах Европы, а на деле являющегося поставщиком белых рабынь в азиатские бордели. Но Татьяне повезло. Тогда ей не суждено было полностью разочароваться в людях. Как-то случайно она попала на глаза Кедранюку, он воспылал к ней страстью, выкупил ее у шоумена, снял ей квартиру и устроил на работу к себе на комбинат. Татьяна стала его любовницей, предметом обожания и страсти. Когда его любовный пыл поутих, прагматичный Кедранюк, решая дела, начал подкладывать Татьяну в постели к большим и влиятельным людям. В ту пору прелести Татьяны особенно расцвели и отказа от такой простой, но эффективной взятки не было ни разу. Потом Кедранюк уехал в Москву и, заботясь о дальнейшей судьбе своей подопечной, поставил условие перед Бизюкиным: директорское кресло станет его только после свадьбы с Барышевой. В то время и этот неслыханный карьерный рост, и женитьба на красавице казались Бизюкину просыпавшейся на него манной небесной. Но со временем семейная жизнь с Татьяной начала тяготить его. Сознание того, что его жена передана ему другим мужчиной, словно по эстафете, как не совсем свежий товар, отравляло его существование. Перед своим мужем Татьяна не скрывала ничего из своего прошлого. Он знал по именам, а некоторых и в лицо, всех тех, с кем когда-то сводил его жену Кедранюк. Не раз эти нужные теперь и для нового директора люди бывали у них в гостях в их новом доме. Эти люди дарили его жене цветы, целовали ей руки и похотливо подмигивали. Бизюкин терпел. Потом Иван Иванович, видно, так и не отыскав в столице достойной замены своей бывшей возлюбленной, вспомнил о ней. И Татьяна с какой-то пугающей то ли наивностью, то ли наглостью, по-прежнему ничего не скрывая от мужа, начала ездить к своему любовнику и пропадать у него неделями. Карьера перевешивала отношения в семье. Бизюкин терпел, не смея выказать ничего похожего на недовольство перед своим благодетелем. Столбик пепла с третьей за время дороги сигареты упал на ногу беглеца. Бизюкин аккуратно сбросил его с брюк, тряхнул головой, отгоняя досадные воспоминания. Заметив, что слишком он разогнался на обманчиво безопасной дороге, Бизюкин уменьшил скорость. Показался нужный поворот. Первый кордон охраны, выставленный вокруг дачного поселка высокопоставленных лиц, Бизюкин миновал без проблем. Его знали в лицо и сразу же пропустили. Поселок состоял из нескольких десятков огромных коттеджей неопределенного архитектурного стиля, представлявших собой странную смесь средневековых замков, восточных мавзолеев и римских триумфальных арок. Бизюкин подъехал к знакомой даче. Здесь, в гостях у Ивана Ивановича, он бывал много раз. У ворот Бизюкина встретил начальник личной охраны министра Кедранюка. – Сам у себя? – выходя из машины, напряженно спросил Бизюкин. – Здравствуйте. Иван Иванович у себя, но сейчас ночь, и, как вы понимаете, он никого не принимает, – вежливо ответил начальник охраны. – Доложи ему обо мне, – попросил Бизюкин. В его словах слышались и мольба, и приказ. – Не велено ночью тревожить, – отрезал начальник охраны, – утра дожидайтесь. Во двор я вас впущу, в беседке располагайтесь. – А почему не в дом? – растерянно спросил Бизюкин. – Не велено в дом, – все так же спокойно и вежливо ответил начальник охраны. Сердце Бизюкина защемило, он понял: здесь уже знают, что старое дело всплыло. Бизюкин вошел во двор. По извилистой гранитной дорожке пошел к дому. Под высоким крыльцом, на небольшой лужайке стояла увитая хмелем беседка с красной остроконечной крышей. – Роман побудет с вами, – удаляясь, произнес начальник охраны. С крыльца соскользнул квадратный бугай и чинно уселся напротив Бизюкина. Неторопливо потекли минуты. Бизюкин закрыл глаза, пытаясь уснуть, но внутреннее напряжение не спадало, и сон не приходил. Прошло около полутора часов. Охранник Роман, ни разу не пошевелившись, степенно молчал. Огромный дом равнодушно смотрел на Бизюкина черными глазницами окон. Небо над восточным краем леса потеплело, приближалось утро. Вдруг над головой Бизюкина что-то скрипнуло, он поднял голову и увидел Кедранюка, вышедшего на крыльцо то ли покурить, то ли просто насладиться прелестью наступавшего утра. На нем был расшитый драконами халат и махровые шлепанцы. – Иван Иванович, – нервно позвал Бизюкин. Кедранюк взглянул вниз и удивленно поднял брови. – Саша, откуда ты? Поднимайся, если приехал. Больше не обращая внимания на охранника и прыгая через две ступени, Бизюкин взлетел на крыльцо. – У меня срочное дело. Поговорить надо. Это дело и вас, Иван Иванович, касается, – зашептал он. – Пойдем, – усмехнулся Кедранюк. – Где говорить хочешь, – в спальне или в кабинете? – Где прикажете, Иван Иванович, где вам удобно, – с придыханием ответил Бизюкин. – Тогда пошли в спальню, не идти же мне в кабинет без штанов. Бизюкин неслышно, но глубоко втянул в себя воздух. От Кедранюка исходил едва уловимый запах алкоголя. Вошли в спальню. Здесь Бизюкину бывать еще не приходилось. Окна закрывали шторы. Мягкий свет пробивался из-под зеленого абажура ночной лампы. Она освещала небольшой столик со стоящими на нем початыми бутылками вина, бокалами, большой вазой с фруктами и хрустальной пепельницей. Рядом со столом была кровать, такая большая и широкая, что на ней свободно мог уместиться целый взвод. Но вместо взвода на кровати лежала жена Бизюкина – Татьяна. Она была совершенно голой. Лишь длинные золотые волосы едва прикрывали ее груди. Она держала перед собой бокал рубинового вина и смотрела сквозь него на свет лампы. – Ну, проходи, садись! Чего встал!? – прикрикнул на замершего гостя Кедранюк. Обычная резвость вдруг оставила Бизюкина, его ноги словно прилипли к полу, а где-то глубоко в груди пискнула, просыпаясь, ненависть к человеку, сделавшего из него убийцу и поломавшему ему жизнь. «Да он меня в грош ломаный не ставит, он меня за быдло держит, он даже не находит нужным скрывать от меня свою связь с ней», – мелькнули в голове Бизюкина бунтарские мысли. Но сейчас было не до бунтов, сейчас нужно было спасаться и не оглядываться на какие-то условности. Преодолев охватившее его бессилие, он прошел вперед и, не найдя стула, уселся на кровать. Татьяна подтянула голую ногу и с деланным испугом засмеялась: – Ой, грозный муж пришел. Она была пьяна и при появлении в спальне двух мужчин даже не подумала прикрыться. – Иван Иванович, – дрожащим голосом начал Бизюкин, – пусть она уйдет отсюда. – Муж и жена – одна сатана. Какие у вас в семье друг от друга секреты могут быть? Никаких! Говори! Кедранюк налил полный бокал вина, залпом опрокинул его в свою пасть, крякнул и, так и не дождавшись от Бизюкина ничего кроме громких, прерывистых вздохов, недовольно буркнул: – Ну! – Иван Иванович, произошло гадкое и неприятное событие для нас обоих, – голос Бизюкина стал хриплым – да, для нас обоих. Сегодня ночью мне позвонил генерал Колчев и предупредил, что наше дело, то, помните, про Громова я говорю. В общем, где-то наверху оно всплыло. Все известно стало. За мной уже группу захвата выслали, но меня генерал предупредил. Мы с вами под колпаком, Иван Иванович. Делать что-то надо. Даже при тусклом свете ночной лампы стало видно, как побагровело лицо Кедранюка. – Не мы под колпаком, а ты, и не наше дело, а твое, – медленно и с расстановкой произнес он и вдруг взорвался своим привычным начальственным рыком: – Ты зачем сюда приполз, хочешь, чтобы министр какого-то сраного щенка из петли вытаскивал!? Сам набедокурил и в кусты! Я отдуваться за тебя не собираюсь! И репутацию, и честь свою из-за тебя марать не собираюсь! Набедокурил – отвечай! – Но как же, Иван Иванович, ведь я хотел… Ведь это мы вместе…