Я кричал и даже стукнул кулаком по столу, зная, что легче всего запугать человека, используя его собственные методы. – И если хоть одно слово попадет в газеты, пока я не дам зеленый свет, в понедельник, когда вернется комиссар, здесь будет такой скандал – мало не покажется! О Лорином возвращении я рассказал только одному человеку – Джейку Муни. Джейк – высокий, мрачного вида янки родом из Провиденса, известный среди наших ребят под кличкой Род-айлендский Моллюск. Однажды кто-то из газетчиков написал: «Муни замкнулся в молчании как моллюск в раковине», и Джейк так разозлился, что с тех пор вел себя соответственно прозвищу. К тому времени, когда я вышел из кабинета Пребла, Джейк уже раздобыл список фотографов, которым позировала Дайан Редферн. – Иди опроси этих ребят, – велел я. – Разузнай о ней все, что сможешь. Осмотри ее комнату. Только никому не говори, что она мертва. Он кивнул. – Мне нужны все письма и все бумаги, которые найдутся в ее комнате. И не забудь выяснить у хозяйки, с какими мужчинами Дайан водила знакомство. Может, она выбирала парней, которые любят поиграть с обрезами. Раздался телефонный звонок. Звонила миссис Тредуэлл. Хотела, чтобы я немедленно приехал к ней. – Мистер Макферсон, я должна вам кое-что сказать. Я собиралась сегодня вернуться в загородный дом: ведь бедняжке Лоре уже ничем не поможешь, правда? Мои адвокаты позаботятся о ее имуществе. Однако произошло нечто такое… – Хорошо, миссис Тредуэлл, я приеду. Пока я ехал по Парк-авеню, мне пришло в голову, что миссис Тредуэлл может немного подождать, пока я навещу Лору. Она пообещала не покидать квартиру и не подходить к телефону, а я вспомнил, что дома нет еды. Я завернул на Третью авеню, купил молока, сливок, масла, яиц и хлеба. У входа дежурил Беренс. При виде покупок он выпучил глаза и, похоже, подумал, что я решил заняться домашним хозяйством. Ключ от квартиры лежал у меня в кармане, но, прежде чем войти, я нажал на кнопку домофона, чтобы предупредить о своем приходе. Лора вышла из кухни. – Хорошо, что вы не звонили в дверь! После того как вы рассказали мне об убийстве, я боюсь каждого звука. Лора вздрогнула и посмотрела на то место, где лежал труп. – Уверена, вы единственный сыщик в мире, который подумал бы об этом! – сказала она, когда я вручил ей покупки. – Сами-то завтракали? – Вы мне напомнили, что нет. Мне казалось вполне естественным, что я купил продукты, а потом ошивался на кухне, пока Лора готовила. Раньше я считал, что девушки, у которых полно модных нарядов и вдобавок есть служанка, чураются домашней работы. Лора оказалась совсем другой. – Будем завтракать в гостиной, как принято у светских людей, или по-простому поедим на кухне? – Я всегда ел на кухне, пока не повзрослел. – Значит, останемся на кухне, – решила она. – Самое уютное место! За завтраком я рассказал Лоре о том, что сообщил о ее возвращении заместителю комиссара полиции. – Он удивился? – Угрожал отправить меня в психиатрическое отделение. А потом… – Я посмотрел ей прямо в глаза. – Потом он спросил, не думаю ли я, что вам известно что-нибудь о смерти той, другой девушки. – И что вы ему ответили? – Послушайте, возникнет много вопросов, и вам, скорее всего, придется рассказать о своей личной жизни гораздо больше, чем хотелось бы. В конечном итоге вам же будет лучше, если вы будете откровенны. Надеюсь, вы не сердитесь, что я вас предупредил. – Вы мне не верите? – Моя работа состоит в том, чтобы всех подозревать, – сказал я. Она взглянула на меня поверх кофейной чашки. – А меня вы в чем подозреваете? Я постарался не выдать своих чувств. – Почему вы обманули Шелби, сказав, что в пятницу вечером будете ужинать с Уолдо Лайдекером? – Так вот что вас беспокоит! – Вы солгали, мисс Хант. – А, теперь я для вас мисс Хант, мистер Макферсон! – Не придирайтесь к словам. Почему вы солгали? – Боюсь, что если скажу правду, вы меня не поймете. – Ладно, молчу. Куда мне, я же сыщик. Я не говорю по-английски. – Извините, если задела ваши чувства. – Лора водила ножом по красно-белым клеткам на скатерти. – Но обычно в ваших полицейских протоколах об этом не пишут. Протоколы, вы же так говорите? – Продолжайте. – Видите ли, я очень долго не выходила замуж. – Не вижу связи, – заметил я. – Мужчины устраивают холостяцкие вечеринки. Напиваются. В последний раз кутят с хористками. Думаю, в мужском понимании это и есть свобода. Они хотят насладиться ею в полной мере, прежде чем связать себя узами брака. Я рассмеялся. – Бедняга Уолдо! Вряд ли ему понравится сравнение с хористкой! Лора покачала головой. – Для меня свобода означала нечто совсем другое, Марк. Может, вы меня поймете. Это означало, что я принадлежу сама себе, со всеми своими дурацкими привычками, и что я единственная хозяйка своей жизни. Я понятно говорю? – И поэтому вы так долго тянули со свадьбой? – Дайте мне, пожалуйста, сигарету, – попросила она. – Они в гостиной. Я принес ей сигареты, а сам раскурил трубку. – Свобода означала для меня личное пространство, – продолжила Лора. – И дело не в том, что я хочу вести двойную жизнь, просто меня возмущает, когда лезут в чужие дела. Возможно, потому, что мама постоянно допытывалась, куда я иду да когда вернусь, и из-за нее я всегда испытывала чувство вины, если что-то меняла в своей жизни. Мне нравится действовать импульсивно, и безумно злит, когда начинают спрашивать, что, куда и зачем. Она была как ребенок, который умоляет, чтобы его поняли. – В пятницу я договорилась встретиться с Уолдо и устроить что-то вроде холостяцкого ужина перед отъездом в Уилтон. Мой последний вечер в городе до свадьбы… – Шелби это не нравилось? – Конечно. А как бы вы к этому отнеслись? – Она рассмеялась и показала мне язык. – Уолдо терпеть не мог Шелби. Тут уж я ничего не могла сделать. Я никогда не флиртовала и не настраивала их друг против друга. Уолдо мне нравится. Он, конечно, ведет себя как суетливая старая дева, но сделал для меня много хорошего. Кроме того, мы давно дружим. Шелби приходилось с этим считаться. Мы – цивилизованные люди и не пытаемся изменить друг друга. – Полагаю, у Шелби тоже есть привычки, которые вам не по вкусу? Она не ответила на вопрос. – В пятницу я действительно собиралась поужинать с Уолдо и успеть на поезд в десять двадцать. Однако после обеда передумала. – Почему? – Почему? – насмешливо переспросила Лора. – Вот поэтому-то я ему не сказала. Он тоже бы стал спрашивать почему. Я разозлился. – Можете потакать своим привычкам сколько хотите, и, видит Бог, мне совершенно безразлично, считаете ли вы их сакральными или нет, но сейчас речь идет об убийстве. Об убийстве! Должна быть какая-то причина, почему вы передумали. – Вот такой у меня характер. – Неужели? – спросил я. – А мне говорили, что вы добрый человек, который не станет подводить старого друга ради своей прихоти, говорили, что вы великодушны и тактичны. Похоже, это все вранье! – Да вы, мистер Макферсон, вспыльчивы! – Пожалуйста, расскажите мне, почему вы передумали и не стали ужинать с Уолдо. – У меня разболелась голова. – Знаю, вы так ему и сказали. – Вы мне не верите? – У женщин всегда болит голова, когда они не хотят что-то делать. Почему вы вернулись после обеденного перерыва с такой головной болью, что позвонили Уолдо, даже не сняв шляпы?