– О, так вам известна наша тайна? – обратился к доктору Чарли. – Когда моя жена успела вам рассказать? – Сегодня утром, – быстро ответила Беделия. Доктор настаивал, чтобы она спустилась вниз и плотно пообедала. – Не одобряю я этой женской привычки клевать понемногу то тут, то там в разные часы. Вам необходимо хорошее питание, миссис Хорст. Ведь вы теперь должны есть за двоих, не так ли? Бегите, а я до вашего возвращения составлю Чарли компанию. Доктор уселся в кресло-качалку и закинул ногу на ногу. Беделия задержалась в комнате. Было ясно, что она хочет послушать, о чем доктор будет беседовать с Чарли. Ушла она только после того, как Чарли, поддержав доктора, уговорил ее хорошенько пообедать. В воздухе остался запах ее духов. – Вы не возражаете? – спросил доктор Мейерс и вытащил тонкую сигару. На золотом лезвии – подарок благодарного пациента – висела на золотой цепочке его масонская медаль. Доктор выдохнул облачко дыма, и запах духов Беделии исчез. Доктор молча рассматривал сигару, руку, в которой он ее держал, орнамент на ковре, заостренные носки своих ботинок. Его поведение встревожило Чарли. Обычно, когда доктор Мейерс готовился сообщить хорошие новости, он чуть ли не пускался в пляс и говорил с такой скоростью, что слова опережали друг друга. Тогда к чему столь пристальное внимание к сигаре и ковру? Чарли тут же заподозрил худшее, смертельную болезнь, долгие месяцы страданий, борьбу с болью, которую он все равно проиграет. Неужто рак? Или неизлечимая болезнь сердца? Наконец доктор Мейерс заговорил. Его голос казался сухим, и он с трудом выговаривал слова. – Сегодня днем к вам приедет сиделка. Я не хочу, чтобы вы ели или пили что-либо, кроме того, что даст вам она. Даже если это глоток простой воды. – Почему? Доктор подождал, пока Чарли полностью осмыслит его предупреждение. – Почему?! Доктор откашлялся. – Да так, просто в голову пришло. – Вы сошли с ума? – Возможно. – Доктор теребил свою бородку в стиле Ван Дейка. – Я брюзгливый старый осел. Может, мне пора передать практику кому-нибудь помоложе. Но, Чарли, дайте мне пару дней, чтобы сделать анализ. К сожалению, когда я пришел вчера ночью, экскрементов уже не было, но после того как я сделал вам промывание желудка, кое-что осталось… – На что вы намекаете? – вскричал Чарли. – Ни на что, Чарли. Успокойтесь. Нужно всего лишь подождать пару дней. Я сделаю анализ в Нью-Йорке. Видите ли, мне не нравится здешняя лаборатория, слишком много сплетен, все, кто работает в больнице, хорошо знают кого-нибудь в городе, ничего нельзя удержать в тайне. Делайте, как я говорю, Чарли, пообещайте, что не станете есть ничего, кроме того, что даст вам сиделка. Чарли пришел в такую ярость, что едва не выскочил из постели. – Лягте и успокойтесь. Скорее всего, это просто одна из моих глупых идей, но я не хочу, чтобы вы рисковали. Поэтому и упомянул об этом. Не берите в голову. – Да как я могу не брать в голову эти ваши абсурдные инсинуации? Я буду есть все, что, черт возьми, пожелаю! А если вы не возьмете назад свои слова, я подам на вас в суд… за халатность. Или за клевету! Черт подери, еще как подам! – Конечно, но не ешьте ничего, кроме того, что даст вам сиделка. Ясно? – Вы просто старый дурак! На кончике сигары доктора Мейерса образовался столбик пепла, который просыпался на его жилет. Доктор аккуратно смахнул его в ладонь и огляделся в поисках мусорной корзины. – Почему у вас здесь нет пепельницы? – Вы только что сделали грязный намек в адрес моей жены, – мрачно сказал Чарли. Он вдруг успокоился, краснота сошла с его лица, и он стал бледен, словно сальная свеча. – Я не могу позволить вам говорить такие вещи. Я этого не потерплю. – И не надо, – сказал доктор. – Я бы тоже не стал терпеть. Но я бы держал себя в руках и следовал указаниям врача. – Идите к черту! Доктор не имел ничего против резкости Чарли. Он вполне одобрял его реакцию, которая свидетельствовала еще и о том, что Чарли уже почти поправился. Но он умолял его подумать о давлении и поберечь нервы. – Послушайте, – взмолился Чарли, стараясь успокоиться и надеясь, что его собственное здравомыслие убедит старика изменить точку зрения и взглянуть на вещи более разумно. – В последнее время у меня было немало проблем с пищеварением. Я же сказал вам об этом сегодня утром. – Вы не сказали, как долго продолжались эти проблемы. Когда вы впервые заметили их, Чарли? – После того как мы закончили ремонт в доме. Я слишком много работал. Сначала дом, а потом контроль за строительством магазинов на Мэйпл-авеню и заказ в Бриджпорте. – С октября, говорите? – Доктор потеребил бородку. – И что с того? – Только не начинайте снова злиться, Чарли. Держите себя в руках. Скорее всего, это просто острое расстройство пищеварения. Как только встанете на ноги, я вас тщательно обследую. Но сделайте милость, не ешьте ничего, кроме того, что подаст вам сиделка. – Да идите же вы к черту! – Хорошо. Только потом пеняйте на себя. Последовавшая за этим тишина означала лишь временное перемирие, но не заключение мира. Чарли сожалел, что утратил самообладание. Неужели он воспринял слова доктора всерьез, если сразу же вот так взорвался? Он снова уловил цветочный аромат. Подняв глаза, он увидел возле кровати Беделию. Она выглядела веселой и посвежевшей. Горячий обед вернул ей цвет лица. И она улыбалась, на щеках играли ямочки, а аромат ее духов и шорох нижних юбок даже разрядили напряженную атмосферу в комнате. – Я расстроилась, когда вы отправили меня вниз, – быстро и легко призналась она. – Подумала, вы отослали меня потому, что хотели сообщить Чарли что-то, что собирались скрыть от меня из-за моего теперешнего положения. Но когда из комнаты донеслись крики, я поняла, что все в порядке. Чарли никогда бы не повысил голос, если бы вы сообщили ему дурные известия. О чем вы спорили? Опять о политике? – Да, – торопливо сказал Чарли. И обратился к доктору: – Там, откуда родом моя жена, не грешно быть демократом. Она привыкла к вашим соратникам по партии, доктор. Беделия рассмеялась. – Ты же знаешь, дорогой, я ничего в этом не понимаю. И мне совершенно безразлично, за кого ты голосуешь, главное для меня, что у тебя есть силы затевать споры. – Иди сюда, любовь моя. – Чарли нуждался в ее близости, в физическом подтверждении ее нежности, чтобы подчеркнуть свое пренебрежение к теориям этого старого дурака доктора. Доктор окинул их проницательным взглядом, и на его худощавом лице резче обозначились глубокие морщины, отчего оно стало больше похоже на обезьянью мордочку. Доктор Мейерс видел перед собой супругов, полностью доверяющих друг другу. Никакими словами нельзя было бы точнее выразить это. Чарли доверял Беделии. Это была очаровательная сцена: муж и жена держатся за руки, тепло смотрят друг другу в глаза, гордо демонстрируя свою любовь. Доктор подошел к мусорной корзине, стряхнул пепел с сигары и вновь вернулся к креслу-качалке. Усевшись, он закурил и, раскачиваясь, просидел там, пока не раздался звонок в дверь и в спальню не пришла Мэри доложить о прибытии сиделки. 3 За ночь буря утихла. Чарли лежал на широкой кровати один и сожалел, что рядом нет жены. Беделия перебралась в старую спальню Чарли. Так велела сиделка. Эта женщина сразу взяла в свои руки бразды правления в доме. Едва переступив порог, она посовещалась в «логове» с доктором Мейерсом, промаршировала по лестнице и сменила мрачное дорожное платье на форму в синюю и белую полоску. Чарли и Беделия возненавидели ее с первого взгляда. Тем не менее она так их запугала, что они не решались в чем бы то ни было ей перечить. Уродливая внешность сиделки только помогала ей укрепить свою власть, тогда как другие женщины обычно используют для этой цели свою красоту. Если бы на деревенской ярмарке вручали награду самой некрасивой женщине, мисс Гордон, несомненно, получила бы первый приз. Из-под перехваченных тугой сеткой тусклых волос скобой выдавался выпуклый лоб. Между ним и похожим на булыжник подбородком располагалось вогнутое, как суповая тарелка, лицо. Широкий нос был до того плоским, что почти не выделялся на этой вогнутой поверхности. У нее было приземистое тело, красные запястья и вечно недовольный вид. По ее приказу Чарли спал один. Стояла тихая ночь. Он слышал только журчание реки, столь знакомое, что можно было вовсе не обращать на него внимания и сосредоточиться на других звуках. По роду деятельности Чарли привык прислушиваться к каждому звуку в доме. Сейчас он распознал жалобный звук стальных пружин матраса в комнате, где проводила ночь Беделия. Под осторожными шагами тихо заскрипел пол. Чарли с надеждой повернулся к двери. Шаги стали слышнее. В предвкушении появления жены у Чарли сильнее забилось сердце. Было так темно, что он не видел, как открылась дверь, зато слышал скрип петель и ощутил цветочный аромат духов. Затем его буквально оглушил другой звук. – Это вы, миссис Хорст? – пророкотал хриплый голос. – Я хотела попить воды, – услышал он ответ Беделии. – Кроме того, я подумала, что следовало бы узнать, не нужно ли чего мистеру Хорсту. – Для этого есть я! Я и позабочусь о мистере Хорсте. – Да, но я волновалась. Из-за прошлой ночи, вы же понимаете. – Он спит. На вашем месте я бы не стала его беспокоить. Возвращайтесь в постель, миссис Хорст. Я принесу вам стакан воды. Скрипнули петли, дверь закрылась, голоса стихли. Пуховое одеяло и шерстяные пледы никак не могли согреть Чарли. Почему он позволил сиделке отослать его жену прочь? Неужели, вопреки логике, он поверил бредовым предположениям доктора? – Нет! Нет! – со злостью прошептал он в темноту. Прошло немало времени, прежде чем ему удалось заснуть. Утром, когда сиделка обтирала его губкой, он сказал: – Вы так добры и так заботитесь о моей жене, мисс Гордон. Я слышал ваш разговор вчера ночью. – Ей не следует ходить по дому ночью, тем более в ее положении. Она может подхватить насморк или споткнуться обо что-нибудь в темноте. Пока она обтирала своего подопечного, ее грубая кожа покраснела от напряжения и горячей воды. Чарли почувствовал отвращение и твердо решил избавиться от этой ведьмы, как только у него будет достаточно сил, чтобы поспорить с доктором. Не желая показаться невежливым, он, тем не менее, попытался завести разговор: – Вы ведь не отсюда, не так ли? Женщина покачала головой.